Николай Полунин - Край, где кончается радуга
- Пэ-эл! - заорал Вест. Он лег на спину и уставился в потолок. Потолок когда-то был замечательный - лепной бордюр из полуузнаваемых-полуирреальных цветов и фантастических звериных морд когда-то не был посбит, и глазуровка когда-то отсвечивала новым блеском, и не виднелась в дырах чернота, не висели крупные ломти штукатурки. Вест ждал несколько времени, потом закинул руки назад и, нащупав здоровенную, неясного назначения - для вазона что ли? - деревянную тумбу, со страшным громом повалил ее. Пэл затмил собою косяк через четверть минуты. Он швырнул к подножию дивана сковородку, которую принес, и также без единого слова затопал обратно вниз. Сковородка брякнула. Там была обширная яичница вперемежку со штукатуркой. Вест еще какое-то время полежал на продавленных пружинах, изо всех сил зажмурив глаза, но понял, что это бесполезно, и отправился вслед за Пэлом. Внизу они оборудовали еще одну комнатку, там даже было некое подобие примуса. Сковородку Вест взял с собой. Пэл сидел на расшатанном табурете и невозмутимо откусывал от коричневого брикета. Коричневый - значит, синтет-бифштекс. Серый - чуть кислящая хлебная мякоть, желтовато-белый - наподобие печеной мерлузы, оранжевый неизвестный фрукт, сочный, с запахом корицы. И так далее. Все просто. И шифры простые, запоминающиеся. Вест набрал три-двадцать один, уселся напротив. Пэл подвигал своим носом вместе с очками и сказал, уставившись в потолок: - Значит, иду это я, иду, горя себе не знаю, рядом, значит, плетется хнычущее создание, которому все, значит, надоело, ничего оно, создание, не понимает и хочется ему, созданию, например, хотя бы скушать разок нечто, чтобы с души не воротило... - Ладно тебе,- сказал Вест. - Затем,- продолжал Пэл, не отрываясь от какой-то точки на потолке,- я же, вообразив,, что у создания и вправду трудности с Усвоением, и привыкает оно, создание, медленно и плохо и, значит, тоскливо ему, шлепаю на Тридцатую, в самую собачью свадьбу, бью морду Ежику, бью морду Сопатому а Сопатый, между прочим, Фарфора правая рука, а морды я им бью, потому что сменять-то мне не на что, и занять не подо что,- и чуть было не набив морду и Фарфору за компанию, вымажживаю из личного Фарфорова ресурса три четверти дюжины яичек, а ресурс ему расходовать на жратву ой, не хочется, сонник-то у Фарфора с одиннадцатым каналом, редкость превеликая, всего два у него было таких, да один, сломанный, правда, Проказник за тебя в Квартал снес... во-от, а ты, создание то есть, ведешь себя совершенно... - Ну извини, ну не знал, ну честное слово! - Да ты выбрасывай, выбрасывай,- ласково сказал Пэл, опуская нос с очками. - Выбрасывай, чего уж теперь-то. Вест с сожалением и досадой посмотрел в яичницу. Он отчего-то решил сперва, что мусора там гораздо меньше. - Да,- сказал он убитым голосом,- пожалуй, что так. Ты извини, старина, повторил он. Он поискал глазами поглотитель (с самого особняка Кудесника он недоумевал, встречая повсеместно эти дверцы и лючки с черно-красным кругом посредине), но вспомнив, что его здесь быть не может, просто свалил остатки яичницы в приспособленную под это дело квадратную банку... Да, старые особняки оборудованы не были, но Кудесник на то и Кудесник, чтобы иметь то, чего ни у кого нет. Вест все-таки глянул на потолок. Как раз над примусом штукатурка обрушилась вся, на полу тоже белели раскрошенные кусочки. Вест вздохнул. - Не соображаю уже ничего,- сказал он. - Поспи, - коротко предложил Пэл и замолчал. - Не, - Вест помотал головой.- Устал слишком,- знаешь, бывает? Пэл ничего не сказал. Вест зажмурился, как наверху, сильно-сильно, но ощущение песка под веками не пропало. Собственно, он не спал третьи сутки подряд. Ничего, попытался утешиться он, третьи не четвертые, четвертые не десятые. - Впечатлений,- сказал он,- много. Пэл и на это промолчал.
Объявился Пэл, как и пропал тогда, неожиданно. На следующий или через день, как Вест поселился здесь, утром, выйдя на роскошные развалины роскошного крыльца, Вест увидел фланирующую мимо знакомой развинченной походочкой фигуру и еле догнал аж на соседней улице. При входе Пэл уселся на обломанную колонну и заявил: ага, это хорошо, что ты мне встретился, а то как раз приткнуться негде. В самом доме, критически попинав кучи разной рухляди и мусора, сказал, что в остальные комнаты не пойдет, да и Весту не советует, знает он эти особняки, провалиться - раз плюнуть, до того сгнило все. Вест, конечно, начал приставать с вопросами и напомнил о давнем обещании. Это пожалуйста, это сколько угодно, сказал Пэл. Позавчера они ходили на Комбинат. Комбинат только при первом рассмотрении казался близко. Это все из-за труб, подумалось Весту, когда начался второй час пути. С Двадцатых, из квартала особняков, большей частью разрушенных и смятых Городом, пустующих, с летучими мышами на чердаках и кошками в подвалах, либо занятых кем-то подо что-то (но никак не под жилье), светящихся плотно занавешенными окнами или черных, как выброшенные на берег корабли, Пэл провел его сразу на Сороковые, заселенные вокерами попроще, но уже почти поголовно работающими на Комбинате. Они стояли у своих подъездов, старухи жались к завалинкам у стен, женщины с маленькими лицами непроизвольно подтягивали к себе детей, взрослые мужики, все как один, поворачивались к ним с Пэлом и провожали взглядами. А безномерный Страж, вышагивая себе по середине улицы, по сторонам не глядел, поплевывал и тешил Веста историями из Городского бытия. Он, например, рассказал о случае во времена того же Инцидента, когда один старшина вскрыл самовольно лазер-автомат из тех, что составляют Пояс Города, отразил атаку, уничтожив всю первую волну, а затем там же застрелился. - Еще один наш великий идиотизм,- разглагольствовал Пэл, - тревога ноль-два, а старички в Управлении сидят зады оглаживают, ждут, когда сработает автоматика. О нижних чинах и разговору нет, они сам ключ "внешняя опасность" только через час и расчухали. Ну-с, автоматика не срабатывает. Полчаса не срабатывает, час не срабатывает, старички начинают ерзать. Зовут техэксперта. Тот им: так и так, заклинило шестеренки, зациклилась программа, сблындила машина, короче, снимай колпаки, крути вручную. Старички переглядываются, молчат. А соль в том, что по соответствующему Уложению ни под каким видом в колпак ручонками лазить нельзя. Хоть ты будь кто. Уложениям же тыща лет, Пояс в них проходит как новейшая, как секретнейшая и прочие страсти. В общем, карается смертной казнью. А уж полтора часа на исходе, головные отряды вот-вот в долине покажутся, хочешь, не хочешь, надо шевелиться. Вдруг на пульте сигнал семнадцатая точка, колпак снят, тревога ноль-девять - "диверсия на секретном объекте". Тут они клювы совсем поразевали... - Ну и? - не выдержал Вест. - Ну и все. Его там на колпаке и нашли. Потом, после всего. В общем, правильно он, я полагаю, хрен их, чего бы старички те с ним после уделали... Комбинат был обнесен глухим забором, и в заборе была дыра. Тропинка вела прямо в дыру. Или выходила оттуда. У дыры Пэл остановился и обернулся. - Ну подумай,- сказал он добродушно,- чего ты там забыл? Червей не видел, как копошатся? - Я должен посмотреть,- упрямо сказал Вест, он и сам не знал, что хочет найти здесь. - Ну, посмотри, посмотри,- усмехнулся Пэл. И были пылающие зевы и клубы дыма и пара, и узкоколейка с чумазеньким, непривычного вида локомотивчиком, и алая струя свирепого расплавленного жара, и отвалы коварного шлака, затвердевшего сверху, но лавово-красного под коркой... Нет, они не копошились. Они стояли перед пастями печей, приложив руку-козырек. Они шуровали в топках, и их чуть не облизывали языки огня. Они раскрывали рты и трещали, перекрывая грохот, непонятное, не похожее на речь, но сейчас же случалось что-нибудь - правильное и, вероятно, нужное в этот самый момент. Вест прошел много разных помещений, больших и малых, с непонятными машинами и инструментами, грохочущих и тихих, и везде все шло раза в три быстрее нормального темпа, напоминая невероятную кинопленку, пущенную ускоренно. Всюда, всюду, всюду, всюду, всюду... Когда у Веста зарябило перед глазами, потекли слезы, а в голове забил набат, он взмолился, и Пэл вывел его к большой грязно-белой стене, из которой на высоте трех этажей выходили ржавые трубы и, перебрасываясь через ограду, уходили прочь. - Дьявольщина,- приговаривал Вест, вытряхивая из ушей рабочую скороговорку Литейщиков,- вот дьявольщина. - Убедился теперь? - сказал Пэл.- Пойдем посидим... э, да тут занято. У стены, под самым выходом труб, росли худосочные кусты с будто рубленными листьями, покрытыми копотью. Они окружали вытоптанную площадку, а вдоль стены были выстроены ящики, и на них сидело пятеро или шестеро вокеров, все в серых робах, один в куртке поприличней. В троих Вест сразу узнал Литейщиков, остальные - неопределенные. Побелка была стерта с бетона до уровня плеч. Один из Литейщиков был пьян. Они все были хорошо, но этот особенно. - Да я чтоб ребятам своим пожалел, да когда это было,- сказала синяя куртка. Вест сейчас же подумал, что где-то этого типа уже видел. - Чтоб я один там чего-то где-то... верно, мужики? - Вер-рна,- соглашались двое, которых он приобнял за плечи" - Свои ребята, ну. Вест точно его уже видел. Он придержал Пэла, вознамерившегося, по обыкновению своему, устранить помеху кулаками. Пэл пренебрежительно хмыкнул, но остался на месте. Куртка бубнил: - Ща идем еще, у меня там есть, два дня гуляем, три дня гуляем. За папаню моего.- Он вдруг зарыдал.- Новопреставленного... - Ланно-ланнс-ланно,- зачастил Литейщик, что справа,- будет, будет, господин старшой, будет... Куртка утерся, мызганул лапой по лицу. - Я. мужики, завсегда с вами, с народом то есть,- заявил он.- И то: папаня тут, папанин папаня, корень, понимаешь, нашенский отсюда,- он постучал по ящику,- отсюдо-ва, вот... - Эта... труба, значит, так? - встрял пьяный.- Тут, эта, конус, понял? Труба ид... идет на конус, налезает, так? Диаметр уве... увеличивается, а толщина стенок,- он хлопнул кулаком о ладонь,- не меняется! Это как тебе, а? Все посмотрели на него. Вест тоже посмотрел на него. - Чего? - спросил Куртка. - Ве... увеличивается,- сказал пьяный,- а толщина стенок... не меняется! - Трубы? - Не., не меняется! - сказал пьяный и уронил голову. Куртка некоторое время ждал продолжения, а потом завел свое: - А скажи, теперь что? Теперь, понимаешь, чуть чего, кто решает? Во-о! У кого то, понимаешь, у того, там... Нет, и правильно, правильно! (Праль-на! - вняли остальные.) И вы мужики, давай сразу, если чего, не стесняйтесь! он примолк.- Щас пойдем,- сказал он после паузы,- щас.- У меня там... Но уж работу ты мне изволь! - завопил он, будто ему воткнули шило.- Уж изволь! - Да, это уж да,- невозмутимо соглашалась аудитория. Пьяный опять проснулся. - На конус, понял? На расширение. А толщина стенок... Вест глянул на Пэла. У того было такое выражение, будто у него болят все зубы сразу. - Ты чего? - спросил Вест. - Жду. - Чего ждешь? - Когда ты поумнеешь. - А,- сказал Вест, но все-таки обиделся. - На кой тебе эта мразь,- взъярился Пэл,- целоваться с ними ты будешь? - Не буду,- сказал Вест обиженно.- Но вот того, в куртке, я уже где-то видел, только не вспомню никак. - Которого-которого? - Пэл хищно выставил нос поверх куста, присмотрелся: - Ерунда, сказал он убежденно,- подумаешь, видел. Вест пожал плечами. От ящиков доносилось: - Из третьих подручных, из третьих! На откатке стоял, лопаткой греб. Как папаня, бывало... - Не... ни... не уменьшается! По-ял? - Короче, так,- сказал Пэл,- если через... Но тут компания как-то разом поднялась и, обнявшись, пошла вдоль стены, ища, где та заканчивается. Они и пьяного взяли с собой, он спотыкался следом, бормоча и время от времени чуть не падая. Пэл с Вестом наконец уселись. - Уф! - Вест вытянул ноги. - Извиняюсь, господа хорошие,- продребезжал сбоку голосок. Они повернулись. Под самым кустом сидел на отдельном ящике дедок - зелено-бородый и гаденький. Под носом у дедка висела сопля, он, видно, только проснулся, потому его и не было слышно. Дедок про-моргался и оживел. - Извиняюсь, господа хорошие,- повторил он,- брикетика не отыщется завалящего? - Откуда ты, дед? - спросил Пэл. - А отсюда, сынок, отсюда, тут я, живу я тут. В глубине кустов Вест увидел нору, свитую в пуке непонятно как взявшегося здесь сена. - А сколько тебе, дедуля, годков? - продолжал спрашивать Пэл. - А и не считаю, сыночек, не считаю. Чего их считать-то? - Дедок опасливо забегал глазенками и съежился.- Может, требуется чего? Посудки там, бумажки расстелить? - Ну не мразь ли,- сказал Пэл, обращаясь к Весту.- Ведь вот так вот он здесь и подъедается.- Вест дернул головой, не мешай, мол. - Дед,- спросил он,- ты этих, что только ушли, знаешь? - Я, сынок, всех знаю,- дедок утерся,- всех наших, комбинатских. Кто с цеха с каждого, все-ех... Забывать маленько начал, а так знаю, да... - В синем, старшой, он кто? - А Григги это, старший рабочий. Пога-аный, одно слово. Как пацаном поганым был, так и вырос, и в старшие выбился, а все единое поганый. Песня его вечная - я. я всем вам брат родной! А сам, слыш-ка, дома морду всякими припарками мажет, он ить по "приличным местам",- передразнил дедок,шастает, по бабам, ему, вишь, зазорно, что его рожу все моментом распознают. Пога-аный. Слыхали, про папаню пел? Что преставился, сердешный? Ить тоже врет! Помню я ега батюшку, тот еще на формовке бы был, пить бы ему в меру, а ить так что? Под крюк и попал... Да тому уж годков пять, а то по-боле. Совсем дедок оживел, и видно было, что тема ему приятна, и он готов развивать дальше. А Вест вспомнил. Этого типа с лицом, как подметка, он видел в памятную ночь у Абрахэма Кудесника. Одет был тип не так, и говорил совершенно не так, но Вест его вспомнил. Ну-ну, подумал он, Литейщик в третьем поколении... Он откинулся и коснулся затылком бетона. Что же здесь так воняет? В дополнение ко всем бедам еще и воздух пропитан отвратительной вонью. Весту пришло в голову, что запах - это запах тех веществ, того, скажем, газа, который и есть то самое воздействие. То, что вызвало невероятные изменения у Наума, внешние, как их, фенотипические, он же с Той стороны, а теперь Ткач и Ткач, не отличишь. Или сам воздух такой в этом чертовом Городе, будь он тысячу раз проклят. Чушь собачья, тут же подумал Вест. Просто Комбинат. Здесь, на территории, особенно хорошо чувствуется, на Десятых там вообще не пахнет. Нет, это было бы слишком просто, если дело только в воздухе. Отдохнув, они пошли за ограду. Пэл указал куда, и Вест подчинился. Мразь не .мразь, а делать тут решительно нечего. Не здесь надо искать. А где? Одно "где" теперь есть: Наум, Он, и то знание, которое я получил от него. Но этого мало, и поэтому я ищу второе "где", но это второе мне скажет Пэл, и, значит, его тоже мало. И, я надеюсь, что есть еще третье "где", что я найду его сам, очень надеюсь... А пока - Пэл. Вот идет. Пэл, дружище, как бы мне хотелось не думать всего этого, а идти весело и чувствовать рядом друга. И только. Оказывается, так не бывает нигде, нигде не может быть, чтобы "и только", разве что в детстве. Ничего, как-нибудь. Устал я просто, а так ничего. Как это он сказал: хочу ли я увидеть живой плод вопиющей глупости кое-кого в Страже? То есть? - спросил я. Из-за этого... м-м... заведения, сказал Пэл, Стражу трясет двадцать лет. Как там что держится, не пойму, сказал Пэл, все вроде бы против, а ему хоть бы чих. Кому - ему? - спросил я. Чему, а не кому, поправил меня Пэл и сказал: а вот увидишь. Сегодня же ночью, хочешь? И я сказал: хочу. Глупости власть предержащих всегда были пищей для мятежных костров. Правда, тем временем можно вконец развалить страну, но это уже детали... А на выходе из дыры в заборе к Весту подошли четверо. Один, бритоголовый, с абсолютнр оловянными глазами, спокойно приблизился вплотную и стал выворачивать Весту карманы. Это было до того нагло и неожиданно, что Вест оторопел. Трое стояли немного позади, а оловянноглазый молодчик методично работал. Пэла не было. Он как раз отстал - задержался у норы с дедком - и сказал, чтобы Вест шел потихонечку, он догонит. Половинка оранжевого брикета в упаковке, миниатюрные клещи, прихваченные им в одной из мастерских, всякая мелочь - все исчезло в мешочке, привешенном к поясу оловянноглазого. Вест очнулся. Он сделал маленький шаг вперед, прочно наступил молодчику на ногу и одновременно толкнул его в грудь обеими руками. Молодчик рухнул, и Вест с удовлетворением отметил хруст рву-дцихся связок. Потом он увернулся от двоих, воткнул прямые пальцы одному в горло, но третий его достал, и он больно ударился затылком и копчиком о забор и землю. Оставшиеся двое замолотили ногами, он закрывался и закрывался, пока не понял что его больше не бьют, а наверху раздается рык и какие-то взвизги.
