Сергей Болотников - Стуки-ДАО
Нет-нет, я был достаточно жизнерадостным человеком, до того как все это случилось. Можно сказать, я и сейчас жизнерадостен. Просто научился смотреть на вещи чуть глубже, и стал спокойнее. Время лечит любые раны, даже такие как моя.
У меня было время все обдумать и что-то решить для себя, и, может быть понять, как мне жить дальше.
Я ничуть не раскаиваюсь, потому что понял, что поступил правильно. А это, между прочим, не часто случается, когда действуешь, руководствуясь сильными чувствами.
Например, такими как ненависть...
Но я хочу рассказать вам о любви. О самой настоящей истории любви, что приключилась с вашим покорным слугой в годы его бурной молодости. О, вы скажете, что это банально, и скучно и сто раз уже было повторено! Но послушайте, это скучно лишь со стороны! Можно давить зевоту, слушая других, но стоит лишь стать участником... стоит почувствовать это самому как... Да, это тоже смысл, как и ваш. В данном случае это мой собственный смысл.
Насколько я понимаю, моя любовь всегда была со мной, и тот случай просто помог ее пробудить, дать ей развернуться в полную мощь. Она и сейчас со мной, хотя прошло уже много-много лет.
Это чувство из серии, что умирает только однажды. А именно - вместе с тобой.
В детстве, я понятно об этом не задумывался. Но у меня было счастливое детство.
Я всегда был лидером. Неосознанным, пожалуй, но другие дети ко мне тянулись.
Никакого остракизма, ничего. Мои родители меня любили, но были занятыми людьми, и потому я видел их нечасто. Меня воспитали няньки - нанятые моими родителями, они сменяли друг друга на протяжении всего моего взросления, иногда так быстро, что я не успевал их запомнить.
Более менее плотно я общался с родителями только летом, когда мы всей семьей выезжали на море в Сочи. Мне там нравилось - солнце, море, папина машина с личным шофером, мороженое в тени пальм. Еще мне нравилось разглядывать местных.
Это удовольствие было особого рода, потому что местные казались мне очень забавными зверьками. Они были такие дикие, живущие в бедности или даже в откроенной нищете, смуглые до черноты от жаркого южного солнца. Такие убогие...
они каждый раз завистливо глядели, как я выхожу и машины - прилетевший из самой Москвы, за ручку с родителями - умный, интеллигентный, с широкими перспективами в будущем. Мой путь от рождения был гладким и блестящим как стальная рельса - причем ухоженный путь, по таким поезда сейчас разгоняются до двухсот пятидесяти.
Скоростной путь в высший свет. Я и чувствовал себя неизмеримо выше их у который путь если и был, то исключительно вниз. Елки-палки, да я просто чувствовал себя человеком, находясь рядом и всегда подсознательно рисовался. А если со мной кто и заговаривал, то отвечал я всегда напыщенно и сквозь зубы - я был мал и тогда еще не умел это скрывать. Ну и как уже говорилось - в этом было свое особенно удовольствие.
На пляже же я общался с детьми моего круга - их было совсем немного и я легко среди них верховодил. Идеи для игр - всегда мои! Решающее слово - за мной. И в играх я тоже всегда был вышестоящей персоной. В общем, счастливое детство - с какой стороны не посмотри.
В школе тоже не было никаких проблем. Я учился в заведение с углубленным изучением иностранных языков - английский, немецкий и японский. Учеба всегда давалась мне легко - с моими то данными, с моим ай-кью, я, в сущности, был лучшим в классе. Учителя меня обожали - как никак на три ответа у меня всегда было не меньше двух пятерок.
Не скажу, однако, что мне очень нравилось учиться - я находил это занятие достаточно занудным. Но тут дело было в другом - если бы я плохо учился, то куда делись бы все эти восторженные отзывы, рекомендации, записи в журнале "гордость класса" и моя фотография на доске почета. Помню, фотография нравилась особенно, каждый день, приходя в школу, я всегда останавливался у щита и всматривался в самого себя - победно улыбающегося, с ярким огнем в глазах.
Я любил эти моменты!
Ну не надо думать, что я был ботаником! Нет, боже упаси! У меня была пятерка по физкультуре и наш тренер периодически отправлял меня на различным спортолимпиады, откуда я почти всегда привозил призы. Мне даже пророчили большое спортивное будущее, но я прекрасно знал, что не собираюсь этим заниматься.
Это же было бы слишком мелко! Я решил, что буду дипломатом - наверное, где ни будь, в Азии. Я уже говорил, что меня всегда привлекала Азия? Буду жить за границей. В Японии, например! И скажите мне, что я этого недостоин! Гладкие рельсы, счастливое будущее, вот только если бы не тот досадный случай...
Еще я вечером ходил в музыкальную школу. На этом настояла моя мать сама прекрасно игравшая на пианино. Я не любил музыку, однако тратил целые вечера, трудолюбиво наигрывая гаммы. Иногда меня от этого тошнило, но всегда представлялось как я сажусь играть на виду у сотен людей и они мне хлопают, пораженные. Устраивают бурную овацию, вскакивают с мест, а я раскланиваюсь...
вернее нет, я стою с гордо поднятой головой.
Или хотя бы случай поменьше - компания моих приятелей (у меня их было много, они все меня уважали, хотя некоторые и завидовали, думали я не замечаю) отдыхает на чьей ни будь квартире. Там есть пианино, на котором, конечно же, никто не умеет играть.
Никто кроме меня. А я так лениво сажусь и начинаю наигрывать. И ни какой там ни будь детский "собачий вальс", а сразу "лунную сонату", поражая глубиной и техникой проработки. И все изумленно замолкают.
Еще были бальные танцы в средних классах - по той же причине (никогда на самом деле не любил танцевать). В итоге школьные мои года (пролетевшие на удивление быстро и незаметно) оказались плотно загруженными, так что у меня почти ни на что не оставалось времени. Вот так они мне и запомнились - служебная машина от одной школы к другой и честолюбивые мечты. Но все равно, я любил это время.
Мои выпускные экзамены оказались лучшими в школе. Я, естественно, получил золотую медаль и наш директор долго тряс мне руку на глазах у всех выпускников, а потом, прослезившись, сказал в прощальной речи, что такого золотого ученика у него не было последние десять лет. Мне долго хлопали, большинство искренне. Нет, я понимаю, что мне многие завидовали, но это была черная необоснованная зависть, к тому никто бы не рискнул мне сказать об этом в лицо. Я же был лучше их, и они это чувствовали. А значит, чувствовали, что не правы.
На выпуском вечере я появился в пиджаке, сшитом в лучшем Московском ателье и дорогом шелковом галстуке, который мой папа привез из Европы. Все пили шампанское, а я принес с собой бутылку "Реми Мартин" с пятью звездочками, из которой всем досталось понемножку. Наверняка это был последний раз, когда они пробовали такое дорогое пойло на много лет вперед и меня распирало от осознания собственного благодушия.
