Роберт Силверберг - Умирающий изнутри
– Пьеррепонт стрит, 35.
– Да нет, это я знаю. Я спрашиваю, где ты в доме?
– Четвертый этаж.
– Я – на восьмом. Как тебя зовут?
– Селиг.
– Никвист.
Умственный контакт ошеломлял своей интимностью. Это было нечто почти сексуальное, словно он скользил не в разум, а в тело и смущался от ответной мужественности души, в которую вошел; он чувствовал нечто запретное в такой близости с другим мужчиной. Но все же он не сбежал.
Быстрый обмен парой фраз через темноту провала показался восхитительным опытом, слишком многообещающим, чтобы его отвергнуть. Селиг моментально ухватился за возможность распространить свою силу, научиться посылать сигналы в чужие разумы, как и получать их. Конечно, он знал, что это лишь иллюзия.
Он ничего не посылал так же, как и Никвист. Они просто черпали информацию из разума друг друга. Каждый готовил фразу, которую ловил другой, что конечно не было активным посылом. Хотя открытие это, несомненно, прекрасно, но бесполезно. Такой обмен надежен, как телефонная связь, но действовать может только между двумя приемниками. Селиг попробовал проникнуть в глубокие уровни сознания Никвиста, в поисках человека, а не послания, но проделав это, ощутил явственное беспокойство в своем разуме, что могло означать, что Никвист делает с ним то же самое.
Долгие минуты они изучали друг друга, как любовники, соединенные в первых пробных ласках, хотя в прикосновении Никвиста, холодном и безразличном, не было ничего любовного. Тем не менее Селиг задрожал: его охватило чувство, что он стоит на краю бездны. Наконец он мягко освободился, так же, как и Никвист. Затем с другой стороны послышалось:
– Поднимайся. Я встречу тебя у лифта.
Он оказался крупнее, чем ожидал увидеть Селиг, широкая мужская спина, не слишком приветливые глаза, чисто формальная улыбка. Не будучи холодным, он все же держал расстояние. Они вошли в его квартиру: мягкое освещение, играет незнакомая музыка, атмосфера непоказной элегантности. Никвист предложил выпить и они заговорили, стараясь держаться подальше от вторжения в мысли. В этом визите ощущалась подавленность: ни сантиментов, ни слез радости от наконец состоявшейся встречи. Никвист был любезен, но недоступен. Он, казалось, был рад тому, что появился Селиг, но не прыгал от восторга, найдя такого же урода, как сам. Возможно потому, что знал таких людей и раньше.
– Есть и другие, – сказал он. – Ты – третий, четвертый, а может быть и пятый, которого я встретил после переезда в Штаты. Дай-ка подумать: один в Чикаго, один в Сан-Франциско, один в Майами, один в Миннеаполисе. Ты пятый.
Две женщины, трое мужчин.
– Ты продолжаешь контакт с другими?
– Нет.
– Что случилось?
– Мы разошлись, – ответил Никвист. – А чего ты ожидал? Что мы образуем клан? Слушай, мы беседовали, играли в разные игры в нашими мыслями, мы узнавали друг друга, а потом нам надоело. Кажется, двое уже умерли. Я вовсе не против жить без людей своего типа и не думаю о себе, как об одном из племени.
– Я не встречал ни одного, – сказал Селиг. – До сегодняшнего дня.
– Это неважно. Важно лишь жить своей жизнью. Когда ты понял, что можешь это делать?
– Не знаю. В пять-шесть лет, наверное. А ты?
– Я не понимал, что я какой-то особенный лет до одиннадцати. Я думал, что все это могут. Только когда я попал в Штаты и услышал людей, думающих на другом языке, тогда я понял, что в моем мозгу что-то необычное.
– А кем ты работаешь? – спросил Селиг.
– Я стараюсь как можно меньше работать.
Он ухмыльнулся и резко вторгся с мозг Селига. Тем самым он словно пригласил его сделать то же самое; Селиг принял приглашение. Попав в сознание Никвиста, он быстро ухватил смысл его работы на Уолл-стрит. Он увидел всю сбалансированную, ритмичную, ненавязчивую жизнь этого человека.
Его удивила холодность Никвиста, его цельность и ясность духа. Как кристально чиста была душа Никвиста! Как неиспорченна его жизнь! Где он хранил свою боль? Где прятал одиночество, страх? Никвист же, покинув его разум, спросил:
– Почему ты себя так жалеешь?
– Я?
– Твоя голова полна жалостью. В чем дело, Селиг? Я заглянул к тебе и не вижу проблемы, только боль.
– Проблема в том, что я чувствую себя изолированным от других людей.
– Изолирован? Ты? Ты можешь попасть людям прямо в голову. Ты можешь то, чего не могут 99,999% человеческой расы. Они пробиваются, используя слова, приближения, сигналы семафора, а ты идешь прямо к сердцевине значения. Как же ты можешь быть изолированным?
– Информация, которую я получаю, бесполезна, – ответил Селиг. – Я не могу ее использовать. Я мог бы с тем же успехом и вовсе не читать ее.
– Но почему?
– Потому что это вуайеризм. Я шпионю за ними.
– Ты чувствуешь себя виноватым?
– А ты нет?
– Я не просил дать мне такой дар, – просто ответил Никвист. – Я чисто случайно его имею. А так как я его имею, то я им пользуюсь. Он мне нравится. Мне нравится моя жизнь. Да и сам себе я нравлюсь. Почему ты не нравишься себе, Селиг?
– Скажи мне…
Но Никвист не мог ничего сказать и, допив свой стакан, Селиг отправился к себе вниз. Собственная квартира показалась ему такой странной, когда он вернулся, что он несколько минут бродил по ней, ощупывая знакомые предметы: фотографию родителей, небольшую коллекцию любовных писем, пластиковую игрушку, которую много лет назад ему подарил психиатр.
Присутствие Никвиста продолжало звенеть в его мозгу. Это всего лишь результат его визита и ничего больше, Селиг был уверен, что Никвист не трогает сейчас его мысли. Столь возбужденный встречей, столь растревоженный, он даже решил не видеться более с тем человеком, как можно скорее переехать куда-нибудь, в Манхэттен, Филадельфию, Лос-Анджелес, куда угодно, лишь бы подальше от Никвиста. Всю жизнь он мечтал встретить себе подобного, а теперь, наконец встретив, напугался. Никвист так прекрасно владел собой, что это было ужасно. "Он станет унижать меня, – думал Селиг.
– Он поглотит меня". Но страх вскоре начал блекнуть. Спустя два дня Никвист пригласил его поужинать. Они пошли в ближайший мексиканский ресторанчик. Селигу все еще чудилось, что Никвист играет с ним, дразнит его, держит на расстоянии вытянутой руки и забавляется, но все это делалось так дружелюбно, что Селиг вовсе не обиделся. Никвист обладал неотразимым очарованием и его сила была достаточной моделью поведения. Как старший брат он уже прошел сквозь те же травмы и остался невредим; теперь же помогал Селигу принять условия его существования. Положение сверхчеловека, как назвал это Никвист.
Они стали близкими друзьями. Два-три раза в неделю они вместе выходили, ели вместе, пили вместе. Селигу всегда представлялось, что дружба с подобным ему самому человеком, должна быть невероятно напряженной, но это было не так; уже через неделю они оба воспринимали свою особенность, как нечто данное и редко обсуждали свой дар. Они никогда не вступали в союз против окружающего их мира. Они общались иногда посредством слов, а иногда прямо посредством мыслей; это стало простым и радостным. Лишь изредка Селиг впадал в свое привычное скорбное состояние и тогда Никвист поддразнивал его. В общем до тех вьюжных дней, затруднений в их общении не было, но когда они были вынуждены провести вместе слишком много времени, напряжение возросло.
