Баррингтон Бейли - Падение Хронополиса
И тут оглушающий удар обрушился на Этона со всех сторон сразу, и камера исчезла. Ему показалось, что он мчится на огромной скорости, как будто выпущенный из огромной пушки.
Полная темнота? Ослепительный свет? Что же это было?
Ни то ни другое. Водоворот непостижимости. Зрительные образы, воспринимаемые глазами, но неведомые сознанию: действительность, лишенная смысла, который и делает ее действительностью. Сознание в ужасе отшатывалось от увиденного, пытаясь найти убежище в смерти или забытьи. Но Этону эти убежища были недоступны. Стимуляторы, введенные в кровь, не давали угаснуть разуму, обреченному на полную ясность.
И все же параллельно с режущим ужасом возникло узнавание. Этон вспомнил. Б течение краткого мига он уже видел это — тогда, на тонущем «Молоте Империи».
Этон, крутясь, летел по геодезической пятимерного времени. Это нельзя было сравнить ни с чем из знакомого ему времени или пространства. Ветер страта, похожий на густой туман призрачных псевдособытий, дул ему в лицо. Как только напор этого ветра ослабевал, пальцы Этона автоматически настраивали верньеры управления.
Но эта фаза, когда сознание цеплялось за осколки воспоминаний о течении обычного времени, длилась секунды. Континуум страта пропитал каждую клеточку тела, и время исчезло.
Началась вечность, и разум Этона померк.
По счастью, для исполнения задания не нужен здравый рассудок. Человек должен был только знать, что выход есть, что смерть доступна ему. И должен был знать, что невыполнение задания означает вечное погружение в страт.
В этом и состояла хитрость системы живых курьеров. Ни чувства, ни интеллект не способны понять среду, в которой оказывался курьер, но некий примитивный инстинкт помогает найти направление. Курьер всем своим существом рвется к цели, где ему будет позволено остановить свое сердце.
До тех пор Этону придется жить в мире без времени. Он не мог оценить длительность полета ни в секундах» ни в столетиях, потому что не было такого понятия — «длительность». Оно не может существовать в отсутствие понятий «до» и «после», а здесь ничто ничему не предшествовало и ничто ни за чем не следовало. Его вертело и швыряло. Он пролетал сквозь титанические процессы, где пятимерные объекты грозили ему, будто живые, но ничто не начиналось и ничто не заканчивалось.
Через какое-то время мозг вроде бы ожил и попытался восстановить прежний режим восприятия. Этон понял, что это начало привыкания к пятимерному страту и выделение из него трехмерных миров.
Капитан Монд Этон снова проживал свою жизнь, от зачатия и до камеры запуска в Хронополисе. Вне этих пределов был только вихрь неясных теней.
Иллюзия — можно ли было назвать это иллюзией? — была абсолютно реальной. Все события, все радости и беды, страдания и усилия заново переживались душой. И не один раз. Жизнь стала закольцованной лентой и прокручивалась снова и снова миллионы раз. Это бесконечное повторение стало невыносимым.
Среди кругового потока воспоминаний начали попадаться некоторые новые события, более или менее разборчивые. Сначала Этон подумал, что его выбросило обратно в ортогональное время, в другом теле и в чужую жизнь. Но вскоре он различил, что эти подобные сну эпизоды, так напоминающие события реального мира, — всего лишь фантомы — размещенные в страте макеты. Страт был вечностью, а вечность, как учили Этона еще в колледже, — это «склад» потенциальностей. Где-то в этом лишенном сущности океане находятся макеты всего, что есть в ортогональном времени, все возможные вариации того, что существовало. И еще были макеты го, что никогда не существовало, но всегда могло выплеснуться в ортогональное время судорогой страта, как пена волна берег.
После миллионов лет (или микросекунд) гонки сквозь слоистые облака событий у Этона вдруг возникло странное ощущение силы. Он не был больше чужим в страте. У него появилось чувство, как будто он сам, капитан Монд Этон, тоже превращается в пятимерное существо. Он видел всю свою жизнь как целое и мог сосредоточиться на любом ее эпизоде.
После этого обычное течение времени должно было казаться ограниченным и плоским, однако пальцы Этона не покидали верньеры пульта. Его разум все еще рвался освободиться единственно возможным образом.
Впереди смутно замаячила цель — корабли флота времени. Под защитой собственных полей ортогонального времени они выделялись в клубящемся страте четкими сияющими предметами. В наушниках Этона зазвучали сигналы лучей наведения.
И тут его завертело волчком: что-то стремительно бросилось на него сбоку. Это было изображение человека, то трехмерное, то четырехмерное, — крупный мужчина, разодетый как цирковой фокусник, в развевающемся плаще и разноцветных чулках. На месте глаз в орбитах мерцали драгоценные камни. Он оскалился по-волчьи, наставив на Этона короткую трубу, похожую на базуку, из которой исходило что-то клубящееся.
Пурпурный туман ударил Этона в грудь, подобно физической силе. Он ощутил, как задрожало все тело, и вильнул в сторону.
Человек бросился следом. Базука зашипела, и Этой увидел, в чем состоит ее действие: она искривляла ткань страта. Он со страхом почувствовал, как его засасывает вихрем, и отчаянно заработал рулем.
И тут исчезло и видение, и страт. Этон оказался внутри стальной клепаной камеры, точно такой же, как та, в которую он вошел вечность назад, и уши его наполнил громкий гул.
За миг до того, как человек с глазами-драгоценностями исчез, Этон успел рассмотреть подобравший его линкор Как ни смешно, это был флагман адмирала Хайта «Оплот веры».
Глава 5
Обессилевшая от страха и усталости, Инприсс Соре с глубоким вздохом упала на скрипучую кровать. Откинув непокорные волосы от глаз, она осмотрела мрачноватую комнатку, которую только что сняла за гроши.
Две недели, прошедшие со дня бегства из Хронополиса, чуть не свели ее с ума.
Удачно вышло, что она прихватила с собой сумочку с деньгами и кредитными карточками, иначе она оказалась бы совсем беспомощной. У нее была единственная мысль: сбежать как можно дальше. Все знали, что травматики, выбрав жертву, сделают все возможное, чтобы найти ее и довести ритуал до конца.
В начале у нее мелькнула мысль пойти в полицию и рассказать, но она слыхала о людях, которые так поступили, — они были взяты под защиту… и убиты в камере полицейскими из секты травматиков. Видение камеры, откуда нет выхода, вызывало панический страх, усиленный клаустрофобией.
Нет. Единственное решение — бегство. Спрятаться, сжаться так, чтобы тебя не заметили.
Только это было так сложно! Это было уже третье убежище после бегства из вечного города, и уже в третий раз Инприсс сменила имя. Сначала она направилась в городок, расположенный всего в пятидесяти милях от Хронополиса, и на несколько часов страстное желание спастись вызвало ложное чувство, что она действительно спаслась. Но потом она, возвращаясь в свою новую квартиру, заметила тех двоих, что ее пытали. Они шли по тротуару, рассматривая номера домов.
