Виктор Кувшинов - Пасынки зинданов (Мир, которго нет)
Войдя в открывшуюся дверь, они пораженно замерли. Перед ними висела точно такая же картина, только в два раза больше, потрескавшаяся и выцветшая и все же сохранившая то же очарование.
- Это самая ценная картина в библиотеке, да, думаю, и во всем волшере, – тихим голосом проговорил учитель. – Ей более полтысячи лет.
- Что за плагиат? – непонимающе воскликнул Ян. – Но мы же не были еще в этом зале, и Саша просто не могла подглядеть.
- Неужели не понятно? – спросил учитель. - Если бы Саша даже и срисовала эту картину за два часа, это было бы невероятно. Но она прорисовала все детали с абсолютной точностью. Просто-напросто у обеих картин один и тот же автор!
Долго молчавшая девушка вдруг быстро подошла к картине и посмотрела в нижний правый угол. Потом оперлась о стенку и сползла по ней, сев на пол и расплакавшись. Алекс подскочил к ней и принялся утешать. Сашенька, всхлипывая, произнесла:
- Там мой знак – «А» и два сплетенных сердечка. Неужели я такая старая?
- Ерунда! – нарочито немножко грубо ответил Ян, - ты такая, какая есть, а эти века не имеют значения. Загляни в свою душу, разве она не поет, когда ты творишь такое?
- Да, я была словно пьяная, когда писала картину, - призналась Саша.
- Вот это и есть главное! Твоя душа молода, она хочет любить и быть любимой, она хочет творить и наслаждаться своими творениями, а ты плачешь по какому-то несуществующему отсчету времени! – успокаивал ее Ян. – Нам всем может по миллиону лет, ну и какое это имеет значение? Никакого! От этого нам ни холодно, ни жарко.
- Нет, имеет. Вот откуда у тебя эти, такие нужные слова? – спросила успокаивающаяся Саша. - Мне иногда кажется, что твоя душа мудрее и старше, чем все наши вместе взятые.
- Ну, спасибо, записала меня в старую рухлядь и радуешься? – Ян почувствовал слабый укол обиды, как будто, что-то подобное ему уже говорили, и это его всегда раздражало, но, так и не разобравшись в своих чувствах, он продолжил веселить приунывшую Сашеньку. – Нет уж, я тебе вот что скажу: нет ничего умнее хорошей глупости, случившейся к месту. А вообще-то ты неплохо устроилась – теперь тебя здешние будут на руках носить, как гения изобразительных искусств.
- Я очень боюсь, – Саша встала и схватила за руку учителя. – Не говорите пока ничего о моем рисунке и этой картине. Мне надо самой разобраться в этом всем. Вы можете рассказать о той художнице, которая написала это?
- Я готов преклонить колени перед Вашим талантом, Сашенька. И просите меня хоть о чем – с удовольствием выполню любую просьбу! – несколько напыщенно, но искренне заявил учитель.
- Хорошо, тогда оставим все, как есть, а мой рисунок спрячьте куда-нибудь до лучших времен. А можете сейчас что-нибудь сказать о ней? – девушка кивнула в сторону картины.
- Не очень много. Знаю лишь, что в нашем волшере несколько сотен лет назад жила одинокая художница. Кажется она тоже «пришла» очень молодой и вдвоем с юношей, но потом что-то с ним произошло, или их пути разошлись… Не хочу врать, но, по моему, она не долго прожила и, то ли умерла, то ли исчезла. Я попрошу подготовить к завтрашнему дню материалы, какие найдутся в библиотеке – тогда все и узнаем, - учитель взглянул на большие настенные часы и сказал. – Сейчас время обеда. Давайте, сделаем перерыв на полтора часа, а потом опять приступим к тестам на вашу память.
После обеда настало время проверять их способности в музыке. Учитель привел их в комнату, заставленную различными духовыми и скрипичными инструментами.
- Мы специально тестируем сначала наиболее отвлеченные искусства. Такие навыки меньше всего стираются при перерождении и легче всего проявляются у «пришедших», - объяснял учитель. – Но вы и сами видите результат, продемонстрированный Сашей. Так что теперь дерзайте – берите по очереди инструменты в руки, закрывайте глаза и пытайтесь извлечь из них звуки. Посмотрим, что у вас получится!
Первая пробовала Саша. Ей удалось очень даже неплохо сыграть на пианино, но с другими инструментами у нее явно ничего не получалось. Алекс как-то напряженно смотрел на ее попытки, что-либо озвучить, и вытолкнул Яна вторым. Тот ковырялся и пристраивался к разным дудкам, сидел с закрытыми глазами за пианино, но «вспомнил» только взяв в руки гитару, и то, так себе – стренькал какой-то мотивчик и все.
Дальше Алексу деваться было некуда. Он направился к щипковым инструментам, взял в руки гитару, сел, закрыв глаза, и коснулся струн пальцами… Ян не знал, что инструмент может каждой взятой нотой говорить, в чьих руках он находится. Казалось бы, юноша просто перебирает струны, но певучие точные звуки сами сливались в мелодию, почти не повторяющуюся и не имеющую конца, но содержащую в себе скрытый ритм. Алекс вдруг открыл глаза и раздосадовано сказал только одно слово:
- Нет!
Он снова пошел вдоль ряда инструментов и остановился напротив скрипки. Спустя минуту все слушатели поняли, что было не так в игре на гитаре. Ян, сам того не замечая, вытирал выступившие слезы. Эту музыку было невозможно слушать иначе. Инструмент то ликовал, то плакал, то срывался в бешенном темпе, то впадал в спокойную летящую эйфорию, и вместе с ним летели их души…
Вдруг музыка внезапно оборвалась. Ян открыл глаза. Сашенька держала свои руки на кистях Алекса, а с его левой руки капала кровь. Конечно, его нетренированные пальцы не выдержали, и кожа на них стерлась. Сашенька, которая не отрываясь следила за руками юноши, первой заметила кровь на струнах и остановила впавшего в транс музыканта.
- Никогда бы не давал инструмента недоучкам! – наконец, дал оценку игре Ян. – После такого, наверно, все что угодно будет казаться скрипом немазаной телеги. Спасибо Алекс!
- Не стоит. Я немного не в форме, – усмехнулся новоявленный скрипач, глядя на свои окровавленные пальцы. – И потом, откуда бы брались хорошие музыканты, если бы не мучили сначала всех своим скрипом по нескольку лет?
- Эх, только я один пока что выгляжу полной бездарью, – разочарованно констатировал Ян.
- Не только. Вы забываете меня, - удрученно признал свою бесталанность учитель, но тут же воодушевленно добавил. – Но знаете, найти два таких гения за один день – это невероятное счастье.
***
Вечером Ян продолжил активную работу по разведке и подготовке своего побега. Несмотря на весь лоск и показную доброжелательность, некоторые признаки говорили о железной иерархии в волшере. Он надеялся устроить безопасную жизнь для молодежи, хотя бы за счет их талантов. Но и насчет себя он не сомневался ни минуты: роль псевдо-Орина не могла тянуться вечно, а раскрытие его настоящей сущности ничего хорошего не сулило. К тому же, в нем постоянно жило и немного с каждым днем нарастало чувство, что он нужен где-то за пределами этого волшера.
