Альфред Ван Вогт - Лунный зверь
Один из сопровождающих махнул ему пистолетом.
— Полезай туда.
В самолете находилось трое мужчин. Они были в точно таких же металлопластиковых скафандрах, что и Пендрейк, но никто ничего не произносил, когда Пендрейка затолкнули внутрь.
Один из них указал на сиденье, потом мужчина в кресле пилота потянул за рычаг, и машина тронулась с места — вперед… и вверх. Полное отсутствие звука, сопровождающее такой невероятной мощи взлет, подтвердило предположения Пендрейка. Элеонора описывала это явление. Итак, здесь использовался двигатель Грейсона.
Небо поразительно быстро потемнело. Солнце потеряло свои круглые очертания и превратилось в нечто ослепительно горящее во Вселенной ночи.
Позади самолета Земля начала приобретать сферические очертания, а впереди вырастала мерцающая Луна.
Рядом с обычными лампочками на телефоне зажегся матовый огонек. Бердман поднял телефонную трубку, ощущая пустоту внутри, что всегда происходило, когда звонили оттуда.
— Бердман слушает, ваше превосходительство.
Ледяной голос на противоположном конце произнес:
— Вас обрадует то, что через всего лишь три дня у нас будут все необходимые данные по Пендрейку. Вам известна важность обнаружения и допроса любого человека, который имеет хоть малейшее представление о двигателя Грейсона, как и то, что действовать мы должны, не вызывая никаких подозрений. Поэтому вам придется проследить за тем, чтобы миссис Пендрейк была похищена и переправлена на Луну. Принудите ее написать какую-нибудь записку для слуг вроде того, что она присоединяется к своему мужу и ее не будет некоторое время.
— Вы не хотите, чтобы она была убита?
— В этом нет необходимости — она же будет на Луне. Как вам известно, женщин там не хватает. Сообщите ей, что целый месяц она может выбирать себе мужа из числа постоянно работающего там персонала.
Матовый огонек погас. Коренастый Бердман встряхнулся, словно пес, попавший под проливной дождь. Он быстро прошел к шкафу, стоявшему в углу его кабинета. Когда он коснулся замка, тот открылся, и он увидел блестящие бутылки с выпивкой. Почти не глядя, он схватил одну, наполнил бокал янтарной жидкостью и одним глотком осушил его.
Его передернуло, когда спиртное огненным вихрем промчалось по его внутренностям, а затем он медленно вернулся к своему столу. «Забавно, — подумал он, — почему звук этого голоса так сильно всегда воздействует на меня?»
Но потом он принялся отдавать необходимые распоряжения.
Глава 13
Он лежал в темноте.
Пендрейк помрачнел. Он вспомнил полет с тремя немцами — вот болваны, они даже не считали, что он может представлять для них какую-то опасность! — и вспомнил посадку на Луну, завершившуюся катастрофой.
Он не задумывал ее. Но все происходило с такой стремительностью, что у него просто не оказалось в конце концов времени, чтобы разобраться в устройствах управления немецкого космического корабля.
Да… саму катастрофу и то, что предшествовало ей, он помнил достаточно ясно. И только темнота вызывала у него недоумение.
Непроглядная темень; даже космос не выглядел таким — он казался бархатным занавесом с рассыпанными по нему крошечными бриллиантами; да еще было солнце, ослепительные лучи которого проникали через иллюминаторы самолета… да, то была темнота, но совсем не похожая на эту.
Пендрейк в замешательстве поморщился и попытался шевельнуть рукой.
Это удалось ему сделать с огромным трудом — ему казалось, словно он вытаскивает ее зыбучего песка…
В голове мелькнула догадка: измельченная в пыль пемза! Он лежал в «море» осевшей каменной пыли где-то на обратной стороне Луны, и все, что теперь ему нужно сделать, это…
Он вырвался из пылевой темницы и некоторое время постоял, прищурившись от призрачного света солнца. Сердце его екнуло. Он оказался в огромной пустыне. Слева от него в ста ярдах из песка торчало крыло самолета. Справа примерно в пятистах метрах тянулся длинный низкий кряж, отбрасывающий в косых солнечных лучах густые тени.
Все остальное было пустыней. Насколько он мог видеть, повсюду ровным слоем тянулась измельченная пемза. Взгляд Пендрейка возвратился к крылу, и в мозгу у него стрельнуло: «Двигатель!» Он хотел было побежать, но вместо обычных шагов передвигаться здесь можно было только при помощи длинных и высоких прыжков. Впрочем, он вскоре приноровился к новой гравитации и стал передвигаться столь непривычным образом. И у него появилась надежда, что двигатель и ось привода остались целыми и невредимыми, и самолет еще можно будет поднять в воздух: повреждения, причиненные корпусу этого летательного аппарата, не имели решающего значения — он мог бы летать даже без крыльев и с искореженным фюзеляжем.
Почти вертикальное положение крыла ввело его в заблуждение. Металлической пластинкой он усердно откапывал крыло в течение, наверное, получаса, пока не Добрался до рваного края крыла.
За ним ничего не было — ни самолета, ни двигателя, ни хвоста — ничего, кроме измельченной пемзы.
Крыло смотрело в небо — немой обломок самолета, который, лишившись каким-то образом этой своей части, умчался в вечность. Если закон вероятностей что-нибудь значит, самолет со своим двигателем будут вечно летать в космосе.
Впрочем, одна надежда еще оставалась. Пендрейк торопливо направился к кряжу. Его склоны оказались более пологими, чем ему показалось вначале. Трудно было видеть что-либо под ногами — склоны кряжа были погружены в черную тень. За несколько минут, как он ни старался, ему удалось добраться только до середины двухсотфутового холма — его постоянно сносило назад вместе с неспрессованной пылью, стекавшей вниз небольшими ручейками. Похолодало. Сначала он не обращал на холод внимания, но вскоре внутрь скафандра начал просачиваться пронизывающий, жгучий холод. Через несколько минут все его тело окоченело, а зубы начали стучать друг о друга. Он подумал: «Скафандр, этот чертов скафандр нужно было сконструировать так, чтобы тепло прямых нерассеянных лучей солнца накапливалось и равномерно распределялось внутри, тем самым препятствуя распространению холода».
Наконец он выбрался на гребень и, закрыв глаза, повернулся к ослепительно сверкающему солнцу, низко нависающему над горизонтом; медленно тепло начало возвращаться в его вены; он вспомнил о цели, ради которой забрался сюда, и огляделся по сторонам с нарастающим чувством отчаяния. Насколько он мог видеть, плоская поверхность пемзового моря была повсюду нетронутой, кроме семи кратеров, которые смутно вырисовывались вдалеке, похожие на уста ведьм, присосавшихся к небу. Самолет, очевидно, так и не рухнул где-то поблизости, потеряв одно свое крыло.
