Ежи Жулавский - На серебряной планете (Лунная трилогия - 1)
С этой минуты какое-то время он лежал спокойно, держа руку Марты в своих высохших и потных ладонях. Но вскоре снова начал подниматься, видимо, ему не хватало дыхания.
- Марта, я умру,- каждую минуту тревожно повторял он, а она неизменно отвечала:
- Ты будешь жить.
Обычно после ее ответа он затихал, как маленький плачущий ребенок, когда мать положит руку ему на голову. Но в очерёдной раз услыша эти слова, он ответил:
- Что мне до этого, если я не доживу... Потом добавил:
- Они не позволят мне жить... Реможнеры.
Я не мог сдержать любопытства и, в конце концов, спросил его, какое отношение к его болезни имеют братья Реможнеры. Он с минуту поколебался, но потом сказал:
- Теперь уже все равно... теперь я могу вам рассказать...
И начал медленно говорить тихим голосом, останавливаясь из-за сильного сердцебиения и удушья.
- Помните,- сказал он,-- тот мертвый город в пустыне за Тремя Головами? Он даже сегодня стоит у меня перед глазами со своими башнями в развалинах и с этими наполовину разрушенными воротами... Я знаю, что умираю, но мне и сейчас жаль, что я туда не попал. Но все было так... Когда я вышел из автомобиля, мне пришлось взбираться по разным нагромождениям камней, похожих на разрушенную мостовую старой римской дороги где-нибудь в Швейцарии или в Италии... Потом, наконец, я выбрался на более ровное место. Теперь город был передо мной, как на ладони. Я уже хорошо видел его огромные ворота с мощными колоннами, когда вдруг, вдруг...
Он схватил нас за руки и чуть приподнялся на постели. Глаза у него были широко открыты, мертвенно-бледное лицо стало какого-то зеленого цвета.
- Я знаю, - сказал он, - вам кажется" и мне тоже казалось... когда-то... Что истиной являются только знания... опирающиеся на опыт, и в математике укладывающиеся в формулы, однако существуют вещи непонятные и удивительные... Вы можете смеяться надо мной, но это ничего не изменит... Мы слишком мало знаем до сих пор, слишком, слишком мало.
Он замолчал и посмотрел на нас, как будто проверяя, не смеемся ли мы в душе над его словами, но мы сидели притихшие и задумчивые. Он набрал в грудь воздуха и продолжил:
- Тогда, вдруг... я увидел... две тени - нет! - двух людей, двух трупов или призраков - они вышли из ворот и направились ко мне... Ноги у меня подогнулись. Я закрыл глаза, надеясь отогнать этот призрак, но когда я через минуту снова открыл их, увидел в четырех шагах перед собой - обоих братьев Реможнеров! Они стояли вдвоем, держась за руки, ужасные, опухшие, окровавленные, такие, какими мы нашли их - и оба страшно смотрели на меня... Вы знаете меня, я совсем не такой пугливый и не склонен к галлюцинациям, но я говорю вам, что они стояли там, а я со страха превратился в глыбу льда. Я не мог двинуться, пошевелиться, обернуться... Тогда они начали говорить! И я слышал их голоса, хотя там не было воздуха, так, как слышу вас здесь...
- И что они говорили? - невольно спросил я.
- Зачем вам это знать,- ответил он.- Достаточно, что я это слышал... Они сказали мне, как я умру и как умрете все вы... Назначили день и час. И еще сказали, что нельзя безнаказанно покидать Землю и безнаказанно заглядывать в тайны, скрытые от человеческих глаз. Лучше было бы нам, - говорили они,- умереть там, на Море Имбриум, чем у них, мертвых, воровать воздух, продолжая свою жизнь на муки, только на муки... "Мы отправились за вами,- сказали они,- и вы виноваты в нашей смерти, но и вы..." Говоря это, они завистливо поблескивали побелевшими глазами и оба злорадно усмехались страшными опухшими губами.
В эту минуту я заметил, что за ними стоит О'Тамор, бледный, белый, высохший... Он не усмехался и ничего не говорил, только был печален и смотрел на меня как бы с жалостью... Я закричал от страха и, собрав все свои силы, оторвал окаменевшие ноги от земли и побежал. Я забыл уже о городе, обо всем. Споткнулся, хотел подняться, но вдруг почувствовал, что мне не хватает воздуха, и потерял сознание.
Он замолчал, обессилев, а нас охватило мрачное уныние. Я в глубине души был уверен, что все это было просто галлюцинацией, как и этот город сегодня кажется мне просто странным нагромождением скал, но я не смел этого сказать ему. Впрочем... откуда я знаю? Есть разные загадки и тайны. На эту застывшую планету уже пришли люди, и пришла Смерть, может быть, с людьми и их неотступной спутницей, Смертью, пришло сюда и Нечто неизведанное, которое в течение многих столетий опровергает на Земле все знания, опыт и ожидания?
После этого рассказа Томаш заснул на полчаса.
Проснувшись, он начал спрашивать, где мы находимся. Я сказал ему, что мы приближаемся к концу Поперечной Долины и cite-ро попадем на Море Фрнгорис. Он слушал, как бы не понимая того, что я говорю.
- Да, - сказал он наконец,- да, да... мне снилось, что я был на Земле.
Потом повернулся к Марте.
- Марта! Расскажи, как там на Земле. И Марта начала рассказывать:
- На Земле воздух голубой, голубое небо, по нему плывут облака. На Земле много, много воды, огромные океаны. На побережье песок и разноцветные раковины, а дальше лежат луга, на которых цветут душистые, прекрасные цветы... За лугами простираются леса, полные разных зверей и поющих птиц. Когда подует ветер, море глухо шумит, леса тоже шумят, и шелестит трава.
Так она рассказывала с датской простотой, а мы слушали ее слева, как прекрасную, волшебную сказку... Больной слегка пошевелил губами, как бы повторяя за ней: "леса шумят, а травы шелестят..."
- Мы туда уже не попадем,- наконец произнес он
В ответ ему раздались рыдания Марты. Она не могла больше сдерживаться. Прислонившись головой к краю гамака, она вся содрогалась в отчаянном, страшном рыдании.
- Тихо, тихо, - сказал Томаш, слегка прикоснувшись ладонью к ее волосам. Но и его начал охватывать страх.
Он повернулся к нам и снова заговорил прерывистым голосом, с трудом вырывающимся из груди:
- Спасите меня! Сжальтесь надо мной! Спасите! Я не хочу умирать! Не хочу умирать здесь! Здесь так страшно! Спасите меня! Я хочу... жить... еще... жить... Марта...
Он расплакался, как женщина, умоляюще протягивая к нам худые руки. Что мы могли ему ответить? Как спасти его?
Мы приближаемся к выходу из долины, и равнина Моря Морозов уже видна впереди. Но мне почему-то кажется, как это ни прискорбно, что мы преодолеем ее одни- без Томаша!
На Море Фригорис, третьи лунные сутки,
23 часа после захода Солнца.
Я бросаю взгляд на последние слова, написанные мной: они оправдались. На равнину Моря Фригорис мы выехали одни. Томаш Вудбелл умер сегодня на заходе солнца.
Такая страшная пустота! Наша группа становится все меньше, уже осталось только три человека...
Я не могу думать ни о чем ином, как только о тихой, но такой страшной смерти Томаша.
