Ольга Онойко - Дикая раса
Шеверинский бросает короткий взгляд туда, где медитативно покачивается закрывший глаза Синий Птиц. «Бедный Север», — думает Анастис.
— Вот, — косноязычно повторяет умнейший Север. — Тот его и поил, и акарой угощал. Потом целовать полез. А Димыч очнулся слегка, видимо, и давай свое.
— Что — свое?
— Я Синий Птиц, — размеренно, глядя в сторону, выговаривает Шеверинский, и мороз подирает по коже. — Приношу Счастье…
И замолкает.
— И чего?
— Тот чего-то залопотал в ответ… и вдруг его рвать начало. Аж скрутило. Димыч встал себе и пошел в сортир брюки отчищать, а у того судороги. Пока сообразили, пока кто-то чего-то делать начал… в общем, помер мужик. Захлебнулся. Насмерть.
— Ни хрена себе… И сколько он так?
— Я его поймал, по морде дал, говорю — ты скольким уже смерть спел, падла? Молчи-ит… — Шеверинский ложится грудью на стол и утыкается лицом в скрещенные руки. Чигракова сидит и смотрит на него, чувствуя себя выбитой из колеи.
— К Бороде его надо, — в сердцах говорит она. — На кушеточку. Пусть полечит. Зря, что ли, великий душевед?
— А он только что от Бороды, — безнадежно бросает Шеверинский. — Нас поэтому и послали сюда, без Ленки… Борода сказал, он нормальный. Просто ему очень плохо.
Анастис сутулится и смотрит в сторону Васильева. Почти со страхом.
У Начальника Порта есть небольшая, дорогостоящая, вполне достойная человека его положения слабость. Он интересуется яхтенным спортом. Разумеется, не водным, это слишком сложно и далеко от его основной деятельности.
Малые суда стали страстью Рихарда еще во времена корсарства, когда интерес был во многом утилитарным. Он следит за новинками, хотя меняет яхты нечасто. Со времен «Элизы», последнего заатмосферника и последнего корабля, который участвовал в настоящем деле, сменилось четыре корабля. Рихард дает им женские имена и помнит все. «Кримхильда», «Лотта», «Ева», и вот — «Ирмгард».
«Элиза» была верной боевой подругой, нетребовательной и надежной. Рихард не смог убить ее, распилив на металл. Старая шхуна по-прежнему на орбите планеты, спящая, но готовая проснуться и служить вновь. «Кримхильда» оказалась покорной смиренницей, — он пользовался ею, но так и не смог по-настоящему ощутить ее. «Лотта», буйная возлюбленная, валькирия, едва не предала хозяина во время локальной войны между «Фанкаделик» и «Аткааласт», и Рихард поторопился избавиться от нее. «Ева» была горячей, но скучной, Люнеманн оставался с ней недолго. Начальника Порта принято благодарить за исполнение обязанностей, и когда Айлэнд подарил ему одну из двенадцати эксклюзивных яхт, сконструированных его инженерами по специальному заказу, дикарка «Ирмгард» быстро завоевала сердце Начальника Порта.
Произнесенное вслух «в одиннадцать» в действительности означает «девять тридцать». В одиннадцать явится Чигракова, а этот разговор не для нее. Рихард, прикрыв глаза, полулежит в низком кресле; он кажется дремлющим, но Л’тхарна знает, что мозг его работает сейчас на полную мощность. Салон освещен лишь несколькими бра. Голографический экран висит над стеклянной столешницей, отражаясь в ней и в фарфоре кофейной чашки перед Люнеманном. На экране — документ. Приказ Начальника Порта.
Л’тхарна сидит напротив Рихарда, механически царапая когтем браслет. Он не может не думать о том, насколько рискован этот приказ, и как тяжело будет его исполнять.
— Твое доверие мне радостно, Р’йиххард, — неуверенно говорит вождь людей, — но все же… Я мог бы вести «Ирмгард». Не покидать ее.
— Я лечу на Терру-без-номера, — отвечает х’манк. — Это почти сердце Ареала человечества. Даже я не могу привезти тебя туда. И там, Л’тхарна, ты все равно не мог бы меня защитить. А здесь — можешь.
— Как?
— Защищая мои интересы, — усмехается х’манк. — Ты единственный, в ком я совершенно уверен… А чем, кстати, вчера занималась Чигракова?
— Сейчас уже едет сюда, — отчитывается ррит, пропуская косы между пальцами. — Все время провела в районе only for humans… Тамошней агентуре я не могу доверять вполне, камеры покрывают не все пространство.
— Безразлично.
— Некоторое время гуляла по розничным рядам. Покупала украшения. Четыре раза предлагали подделки. Не взяла. Потом до трех ночи танцевала в клубах. «Серебряный блюз», «Локус», под конец «Америка» при одноименной гостинице. Там переночевала.
Рихард хмыкает. Однако, семитерранка выбирала недурные места. Интересно, сколько ей платит Урал? Перекупать ее так же неразумно, как и пугать, но все же…
— Кто она? — со скрытой тревогой спрашивает Л’тхарна. — Ты сказал, подарок…
Люнеманн смеется.
— Анастис вообще девица не подарок, а в особенности — от Кхина. Триумвират не раздаривается своими особистами.
— Они следят за тобой.
— Конечно. Но пока наши цели совпадают, я спокойно могу доверить им свою безопасность.
«И они корректны», — про себя добавляет Рихард, отдавая уральцам дань. Прислать в качестве своего представителя и наблюдателя красавицу-эскортистку с их стороны очень любезно.
— Для меня будут особые указания? — вполголоса спрашивает Л’тхарна.
— Да. — Люнеманн отпивает кофе. — С Цоосцефтес до сих пор не было проблем. Следи, чтобы они и не возникли. Сделка по продаже северного завода не должна состояться. Покупатель — только прикрытие «Фанкаделик», а меня эта контора уже злит. По возможности поддерживай лаэкно, но не «Аткааласт», а «Атк-Таэр».
— Понимаю.
— Ничего особенного, — чуть улыбается Рихард. — Уверен, ты в курсе дел.
Ррит опускает лицо.
— Я не смею выпытывать твои мысли.
И впервые улыбка достигает глаз Начальника Порта.
— Все будет хорошо.
В верхнем углу экрана открыто окно, в котором идет запись внешней камеры. Чигракова, улыбающаяся и свежая, с туристической сумкой через плечо, идет через взлетную площадку к «Ирмгард».
— Новый пассажир поднимается на борт, — чеканит компьютер яхты.
На несколько секунд Рихард задумывается о том, откуда у его кораблей берутся характеры. Почему стандартные интонации бортовых компьютеров даже при полной идентичности тембров нельзя спутать. Конечно, на машинах стоит блокировка, спонтанное возникновение искусственного интеллекта невозможно, но вдруг — лазейка?
Л’тхарна встает.
Рихард тоже готовится встать, ища глазами золотые кудри семитерранки или ее блестящий пояс.
— Новый пассажир поднимается на борт, — зачем-то повторяет «Ирмгард».
И, опередив Анастасию, пред очи Люнеманна является еще одно действующее лицо. Вернее, врывается, оглашая каюту в изрядной мере напускной злостью:
