Джек Вэнс - Эмфирио
«А чего тут постигать-то, все проще простого! — презрительно протянул нахальный Найон, на год старше Гила. — Значит, все возможно — все, что угодно».
«Не совсем так, — возразил Гил. — В этом гораздо больше смысла. По-моему, это важно».
«А, сущий вздор! — буркнул вожатый. — Как бы то ни было... может быть, ты снизойдешь до разъяснения?»
Гил, внезапно оказавшийся в центре внимания, чувствовал себя неловко и никак не мог подобрать слова — тем более, что сам не вполне понимал сформулированный парадокс. Но лица, озаренные сполохами костра, ждали — все смотрели на него. Запинаясь, Гил застенчиво промямлил: «Мне кажется, что Вселенная, судя по всему, бесконечна, то есть... ну, в общем, бесконечна. Так что в каждом отдельном месте существуют свои условия, местные условия, и таких местных условий страшно много. Получается, что в условиях бесконечности существует бесконечное количество местных условий, так что где-то во Вселенной обязательно существует все возможное, даже если оно почти невероятно. Наверное, существует — я на самом деле не знаю, какова вероятность...»
«Чертовщина! — рявкнул вожатый. — Не наводи тень на плетень! Ты что, человеческим языком говорить разучился? Давай, просвети нас, неразумных».
«Ну, я имею в виду, что, может быть, в отдельных местах — просто потому, что имеется такая возможность — существует такой бог, как Финука, контролирующий местные условия. Может быть, даже здесь, на Северном континенте, или на всей планете. А в других местах богов может не быть. Это зависит, конечно, от вероятности существования того или иного бога». Тут Гил смутился и скромно добавил: «Только я не знаю, как рассчитать вероятность существования бога».
Вожатый тяжело вздохнул: «А тебе не приходило в голову, что человек, пытающийся угадать условия или вероятность существования бога, тем самым превозносит себя, ничтоже сумняшеся, над богом — как в духовном, так и в интеллектуальном отношении?»
«Ниоткуда не следует, что бог не может быть глуп, как пробка», — пробормотал Найон Бохарт. К счастью для него вожатый не расслышал. Бросив гневный взгляд на дерзкого юнца, наставник продолжал: «Возомнить такое о себе, должен заметить, может только человек самонадеянный до безумия. Кроме того, «местные условия», как ты изволил выразиться, не вызывают сомнений. «Финука велит!» — гласит Знамение. Совершенно ясно, таким образом, что Финуке подчиняется все сущее, а не тот или иной участок здесь или там. Если бы всемогущество Финуки ограничивалось какой-то территорией, Знамение гласило бы: «Финука повелевает переулком Эльбаума в Брюбенском районе», «Финука повелевает Додрехтенскими отмелями» или что-нибудь в этом роде. Ничего подобного! Знамение не обусловливает никаких ограничений: «Финука велит!» То есть Финука правит и судит — везде и всюду! Так что не будем больше заниматься софистикой».
Гил придержал язык. Вожатый снова обратил внимание на небеса, указывая и называя звезды и созвездия.
Один за другим юные паломники залезли в спальные мешки и заснули. На следующий день, рано утром, они собрались в обратный путь, напоследок отпрыгали выкрутас перед Знамением и стали спускаться вниз по склону — к станции Обертренда в близлежащем поселке горняков.
На обратном пути вожатый ничего не сказал ни Гилу, ни Найону Бохарту, но в следующий раз, когда они явились на занятия в Храм, их направили в особый класс для «трудных» (норовистых и непокладистых) подростков. Заведовал этой избранной группой эквилибрист-внушитель, человек непреклонный.
В классе олухов и нахалов Гил, к своему удивлению, встретил старого приятеля Флориэля Узсвиса, за прошедшие годы превратившегося в незлобивого, чудаковатого, не по-мужски миловидного юношу. Флориэля отнесли к категории «трудных» подростков не за упрямство или дерзость, а в связи с его склонностью «считать ворон», то есть грезить наяву, каковое прегрешение усугублялось непроизвольной ухмылкой, придававшей лицу Флориэля такое выражение, будто он считал преподавателя и все аспекты обучения настолько забавными, что с трудом сдерживал веселье. На самом деле у него и в мыслях не было над кем-нибудь смеяться, но в связи с неудачным свойством физиономии бедняге Флориэлю приходилось постоянно выслушивать выговоры за неуместное легкомыслие и отсутствие должной почтительности.
Эквилибрист-внушитель Хонсон Оспуд — долговязый угрюмый субъект, часто игравший желваками, стискивая зубы — был страстно предан своей профессии, не умел отвлекаться, не проявлял снисхождения и не понимал шуток. Оспуд стремился покорить умы озорных учеников, подавая яркий пример ревностного правоверия. Тем не менее, будучи педагогом образованным и начитанным, во время занятий он нередко поднимал интересные вопросы.
«Всякое общественное образование зиждется на той или иной системе допущений! — провозгласил однажды Хонсон Оспуд. — Существует огромное множество различных допущений, составляющих фундаменты огромного множества разнородных галактических цивилизаций. Общество Фортинона, разумеется, относится к числу наиболее просвещенных, так как руководствуется самыми возвышенными устремлениями человеческого духа. Нам посчастливилось! Аксиомы, формирующие наше бытие, неоспоримы, хотя и невыразимы. Кроме того, что не менее важно, они эффективны. Эти основополагающие допущения гарантируют нам безопасность и защиту от нужды, предоставляя каждому возможность приобрести финансовую независимость путем добросовестного прилежания».
Услышав последнее утверждение, Найон Бохарт не сумел удержаться от смеха: «Финансовую независимость? Приобретешь ее, как же! Разве что похищая лордов и требуя выкупа!»
Дерзкие замечания не вызывали у Оспуда ни гнева, ни смущения — он принимал их за чистую монету, возражая буквально и прямолинейно: «Похищение лорда не принесет тебе финансовой независимости. Тебя отправят на реабилитацию».
«Если поймают».
«Вероятность реабилитации достаточно велика, — спокойно констатировал Оспуд. — Но даже если тебя не поймают после того, как ты похитишь лорда, ты ничего не выиграешь. Лорды больше не платят выкупов. Они заключили договор, обязывающий всех и каждого игнорировать любые требования похитителей. Времена варварства миновали. Преступное похищение не сулит никаких финансовых выгод».
Гил — возможно, не подумав о последствиях — вставил критическое замечание: «А мне почему-то кажется, что если бы лордам пришлось выбирать между уплатой выкупа и смертью, они позабыли бы про договор и раскошелились бы, как шелковые».
Хонсон Оспуд перевел взгляд с Найона Бохарта на Гила, после чего обвел глазами других учеников, ожидавших ответа с нескрываемым интересом: «Можно подумать, что в моем классе собралась редкостная шайка будущих разбойников. Что ж, молодые люди, позвольте вас предупредить: сеющий хаос пожнет хаос! Нарушитель общественного порядка познает скорбь и будет сокрушен. Установленный порядок — единственный хрупкий барьер, отделяющий общество социального обеспечения от дикости и произвола. Проломив этот барьер, вы погубите не только себя, но и всех родных и близких. На сегодня достаточно. Хорошенько задумайтесь о том, что я сказал. А теперь все в орнаментарий — прыгать, прыгать и прыгать!»
