Станислав Михайлов - Жемчужина
По контуру этот скульптурный лес огибала гладкая дорожка. Стены вместо драпировки украшались сценами из жизни дикой природы: и морской, и сухопутной, и воздушной, и подземной. С большим увлечением рассматривал я барельефы, не углубляясь в колонный зал из опасения заплутать в нем. Наконец, я завершил полный круг и только тогда обратил внимание на короткий коридорчик, ведущий на балкон.
Как и окно этажом выше, здесь выход наружу был закрыт тонким слоем прозрачного камня. Я видел ступени, спускавшиеся до площадки, за ними — умело украшенную балюстраду; по внешней стене вилась цепкая лоза горного плюща, разновидности томлина, умудряющейся выживать в местных суровых условиях — сейчас на нем набухали первые бутончики, готовые вот-вот разорваться мелкими ярко-алыми цветами. К осени созреют крепкие шипастые орешки, чью ароматную сердцевину ценят искусные повара, а также укротители панцирных скакунов — незаменимых и неутомимых ксенги.
Вдалеке, меж двумя плоскоголовыми горами, над которыми я сейчас возвышался, коричневым пятном лежала пустыня. Там восток. Если мне удалось правильно сориентироваться, немного левее, невидимый за вершиной, торчит утес Крепости Костей. Выходит, я совершил полный приключений круг, почти вернувшись к исходной точке.
Прозрачный камень не отодвигался, и я никак не мог сообразить, можно ли выбраться на балкон. Неслышно рядом появилась Армир, нажала на одну из деталей настенного барельефа — заслон отъехал в сторону, впуская порывистый ветер. Густые темно-коричневые волосы зашевелились на голове хозяйки подобно волнению высоких трав равнины, и я нашел, что это, конечно, дико и небрежно, однако красиво. Она поймала мой взгляд.
— Ты удивлен? Уже много лет не извожу их. Что за глупости. Я предоставила себя Владычице времени, а она восстановила форму баланса, присущую мне. Тебе не кажется, что так лучше?
Я чуть потянул, подбирая верные слова, чтобы не обидеть ее неучтивостью:
— Кто я такой, чтобы судить…
Она улыбнулась, едва заметно шевельнув углами губ:
— Ты — жрец Звездного огня.
— Бывший ученик, — уточнил я.
— Бывший, — согласилась она. — Теперь ты главный враг святош, Рожденный Пустыней.
— Пустыня не рождала меня, — мое плечо дернулось в жесте отрицания. — Дсеба научил, как переждать время. Я закопался в бархан и отлеживался там, пока наследники не ушли. Они же ждут, оборачивая триднями число смерти…
Что-то похожее на тихий смешок донеслось до моего слуха:
— Переждать время? О, как многие пытались это сделать. Переждать время, направить время, повернуть время вспять. Многие хотели бы управлять временем. Но время все стирает в пыль. Неизменно.
— Трудно возразить, госпожа.
— Трудно, но хочется? — она посмотрела на меня странно, словно бы даже с некоторым вызовом. — Я была одной из них. Из этих напыщенных лысых дур с острова Лальм. Они служат Владычице времени. Зеленому шару, подобному Жемчужине, что восходит на наших небесах в сопровождении своего маленького спутника… Ты удивлен? Или знал это?
Я ответил осторожно и, одновременно, провокационно, желая заполучить побольше информации, при этом не показавшись профаном:
— Но разве Владычица не одно из тех небесных существ, что летают в океане пустоты вокруг нашего мира? О лальмийском культе, конечно, слышал. В народе бродят разные слухи о том, почему на острове нет мужчин…
Она промолчала, словно бы задумавшись, и сделала жест рукой, приглашая выйти-таки на балкон. Через три шага мы оказались у балюстрады. Армир положила локти на перила, уперлась кулаками в подбородок. Она смотрела на восток, в пустыню. Я подумал, что разговор окончен, когда она вдруг произнесла:
— Откуда берутся наши дочери? Ты это хочешь знать? Как это происходит — строжайшая тайна, ибо от нее зависит существование. Но знай, ни одна дочь Зеленой звезды не пачкается с мужчиной. Считай, что богиня дарует им детей. В этом, в общем, есть правда.
Солнце садилось, небо начало темнеть. Яркая горошина Весенницы уже горела прямо над нашими головами.
— Скоро уйдет за хозяином, — Армир кивнула на запад. — Никогда не отходит от него далеко. Ближе к солнцу только Рассветная. Она тоже как наша Жемчужина: тяжелый шар в тонкой обертке воздуха, несущийся по пустоте. Есть еще одна, Служанка, совсем рядом с солнцем, но ее так просто не разглядишь.
— Солнце у них хозяин? — я немного удивился. С детства нас учили, что весь мир вертится вокруг Жемчужины, даже звезды, но чем дальше по ступеням знания мне доводилось подняться, тем страннее это казалось.
— Становишься меньше, потеряв центр? — снова раздался легкий смешок. — Как же вы, хампуранцы, привыкли думать, что находитесь в центре мироздания. А самый центр-центров, наверное, ваша главная Башня, величайшая среди прочих башен?
— Примерно так, — согласно хмыкнул я.
— Ты не дурак. У тебя свободное мышление.
— Поэтому я бегаю от наследников.
— Поэтому, да. Но не только.
— Скажи мне, Армир, — я рискнул впервые обратиться к ней по имени, но не увидел никакой особой реакции. — Ты посылала Трану за мной? Почему?
Она посмотрела прямо вовнутрь меня своими пронзительными черными глазами, сделавшись до неразличимости похожей на Нарт.
— Да, посылала. Я посылала его каждый раз, когда наследники гнали жертву. Каждый раз тщетно. Но я знала, однажды Рожденный Пустыней обманет глупых святош, и его надо будет перехватить.
— Для чего?
— Чтобы помочь. И не дать другим воспользоваться им. Тобой.
Становилось все темнее, потянуло холодом.
— Войдем в дом, — предложила Армир.
Мы вошли, и она замкнула за собой прозрачную стену.
— Как тебе нравится мой каменный лес?
— Прекрасные изображения.
— Их больше нет. Многих из них. Исчезли с кожи Жемчужины. Остались вот здесь. И в памяти храмов острова Лальм.
Святоши тоже собирали древности. Некоторые из них. В основном, всякие механизмы, то, что можно было использовать для людей или против людей. Или то, чем можно было бы людей пугать — например, кости анамибсов. Но были среди жрецов Звездного огня и настоящие ученые. Которые искали знания просто так. Ради знаний. Чтобы сохранить и научить. Но я не стал говорить Армир об этом.
— А что случилось с Траной? Почему он предал тебя?
Армир бросила на меня взгляд, которым можно было бы прожечь насквозь. Ого, какие у нас бывают эмоции… Надо поосторожнее впредь…
— Трана не предавал. Он служил мне в моем уединении. Ты видел его вдову, она принесла тебе пищу. Он был ее единственным мужем.
Я с непониманием посмотрел на нее.
