Анатолий Гончар - Тени Марса
— Много наших товарищей полегло, сражаясь с обезумевшими чудовищами. Но все жертвы, и всё, сделанное нами, будет напрасным, если мы не продержимся еще день. Хотя бы один день! — полковник говорил, и голос его креп. — Сегодня в окопах будут все, кто может держать оружие. Даже санитары и врачи будут не у операционных столов, а на поле боя; не с медицинскими сумками в руках, а с тяжёлыми армейскими бластерами. Потому что все мы знаем: если не удержать танки в каньоне, они вырвутся и уничтожат на равнине всё живое. Задача, стоящая перед нами проста и понятна: не пропустить противника за периметр. Я не буду отдавать приказы, я просто буду с вами, и если я погибну, не стоит придавать этому значения, не я первый, и, к сожалению, не я последний. Этот бой каждый будет вести самостоятельно, до последней капли крови, но чувствуя руку стоящих рядом товарищей. Я верю, что мы справимся. Через две минуты мы выдвинемся на наши позиции и не уйдем оттуда, иначе как победив.
Он, замолчав, резко поднялся, и так же резко развернувшись (чтобы никто не увидел на его лице ненароком выступившей слезы), пошёл к поджидавшему его профессору, чтобы уже вместе с ним пойти в свой маленький каменный окопчик, буквально выгрызенный в камне на самом опасном участке переднего края…
Солнце уже клонилось к закату. Вырвавшиеся на простор песчаной пустоши танки прямой наводкой крушили остатки защитных сооружений легиона. Хасанов залёг за одним из многих разбросанных повсюду валунов и, прицелившись, нажал спуск. Луч, прорезав висевшее впереди пылевое облако, скользнул по броне танка, и оставив на ней лишь длинный росчерк вспенившийся краски, погас, как гаснет догоревшая до основания спичка. Полковник уже давно отстреливался в одиночестве. Контуженый от близкого разрыва снаряда профессор Лобенштайн лежал в десяти шагах слева во всё том же маленьком окопчике, укрытый защитным комбинезоном полковника. Танк находился уже так близко, что, несмотря на стоящую вокруг дымно-пылевую завесу, на его броне уже можно было различить округлые, потемневшие от времени, заклёпки. Хасанов снова прицелился и выстрелил. Танк заскрежетал траками, вздрогнул и остановился. Из- под его башни повалил густой чёрный дым, но уже из- за его горбатых контуров, пока еще далеко, но постепенно приближаясь, виделась махина другого, карабкающегося по камням монстра. Сменив позицию, полковник укрылся в тени поверженного "мастодонта" и прижал к плечу перегревшееся от непрестанной стрельбы оружие. Двигающийся прямо на него танк не стрелял, его длинный ствол-хобот был высоко задран, и шёл он идеально прямо: ни вправо, ни влево, ни на сантиметр. Уязвимая боковина танка оказалась в недосягаемости…
…Выпустив последнюю обойму, полковник отшвырнул в сторону бесполезный бластер и, уже ни на что не надеясь, принялся молиться. Именно в этот момент, словно услышав его зов, у линии горизонта, натужно ревя двигателями, стали совершать посадку тяжелые межпланетные транспортники. Их люки открывались один за другим, и оттуда стройными рядами выбегали крепкие высокие парни, одетые в одинаковую жёлто-коричневую камуфлированную форму. Вслед за ними из глубин кораблей выкатились тяжёлые приземистые самоходные орудия и, обгоняя расступающуюся пехоту, устремились навстречу танкам. Новые, свежевыкрашенные, жёлто-пятнистые самоходки, оснащённые сверхмощными модифицированными пушками, хищно ворочали своими башнями, выискивая подходящую жертву. Мощные компьютеры вводили координаты целей и расставляли приоритеты. Несколько секунд- и они были готовы произвести первый залп. Но в отличие от машин, созданных марсианами, окончательное решение принимал человек, сидящий под их оболочкой. Люди и только люди принимали окончательное решение. Приоритетный залп, призванный уничтожить ближайшую технику противника, непременно уничтожил бы и ещё оставшихся в живых защитников марсианского города. Приоритеты поменялись местами. Ближайшие танки были оставлены десантировавшейся с кораблей пехоте. Танки Марса замерли и, нерешительно потоптавшись на месте, огрызнулись нестройным залпом. Впервые за многие века электронный мозг был в растерянности, он ощутил всю силу надвигающегося противника. Танки, получая противоречивые приказы, то делали рывок вперёд, то, гремя траками, откатывались на прежние позиции, а самоходные орудия и спешащие за ними легионеры приближались. Их было много, очень много, вся пустыня в мгновение ока оказалась усеяна фигурками людей и боевых машин. Меж тем транспортники прибывали и прибывали. Из необъятной пасти одного из них вынырнули сразу с десяток тяжелых ДД-44-01-БИС(м) и, уйдя вверх, понеслись в сторону грохочущих выстрелов. Вскоре над наступающими танками противника поднялись густые столбы разрывов.
Хасанов приподнялся над камнем, окинул взглядом окружающую местность и улыбнулся. Затем улыбка медленно сошла с его лица, и тяжелые скупые слёзы, заскользив по щекам, стали падать на обожжённую горячими осколками и обильно политую людской кровью землю…
Легионеры, брошенные на Марс к концу третьего дня с момента начала конфликта, недоумевали, как сумел один недоукомплектованный тяжелым вооружением легион почти три дня сдерживать бешеные атаки дьявольской военной техники, не давая ей прорваться и уничтожить колонию ново-марсианских переселенцев. Про самого Ивана Михайловича и его легион-бригаду уже ходили легенды, но никто не знал, что от тысячи человек личного состава легиона в живых осталось двадцать пять бойцов, а сам легион-генерал с тяжёлыми ранениями в этот самый момент воевал со смертью, и никто не мог предсказать исход этой битвы.
Придя в сознание, и кое-как оклемавшись, генерал Ильченко первым делом потребовал возвращения себе оружия и обмундирования. Ему ответили отказом. Тогда, разбушевавшись, он пригрозил вызвать сюда разведроту. Ему не поверили, но спорить дальше с боевым генералом не стали, дали подписать бумагу, свидетельствующую об отказе в медицинском обслуживании, и отпустили на все четыре стороны. Скорбную весть о смерти жены он узнал накануне, узнал по телевидению, но время слез уже кончилось, и теперь, как бы не было больно, надо было жить дальше. А потому, выйдя из госпиталя, генерал сразу же поспешил не на могилу горячо любимой жены, которую уже всё равно было не вернуть, а в экстренно созданный интернат для детей, где временно находилась его дочь Нина. Последние сутки для Ивана были кошмаром. Он, чтобы не возвращаться к свалившемуся на него горю, пытался отвлечься, забыться, читая книгу и размышляя на далекие от реалий темы, но тщетно… В соседней больничной палате грохотал телевизор, по которому проклятые репортёры, падкие до сенсаций, то и дело крутили ролики, восхвалявшие столь героическую супружескую пару, и во множестве смакующие героическую гибель Нины. Многочисленные интервью, взятые у свидетелей подвига генеральской супруги, были полны ужасов, которые им, свидетелям, пришлось стерпеть, помогая Зинаиде Фёдоровне Ильченко выводить детей из рушившегося здания школы. Больше всех ораторствовал бывший директор. По его словам, мужественная женщина умерла буквально у него на руках. В качестве доказательства он показывал репортёрам малолитражку, якобы по поручению супруги генерала выведенную им из-под обстрела.
