Пол Андерсон - Ночное лицо
В первый час они двигались по открытым полям. То тут, то там стоял амбар или навес, черные под чернеющим небом. Они услышали мычание домашнего скота и гудение машин, обслуживающих пустые фермы. Интересно, а если бы никто никогда не вернулся — как долго роботы будут продолжать свою работу? Сколько времени скот будет пассивным, будут жить младенцы?
Дорога закончилась, земля поднималась волнами, и лишь тропа пробивалась между стволами и кустарниками. Лохланнцы остановились для передышки.
— Вы гонитесь за Толтекой, да, командир? — спросил Корс. — Убивать мне этого сукиного сына, когда мы его поймаем, или вы сами хотите?
— Если мы его поймаем, — поправил Ворон. — У него большая фора, даже если мы и можем двигаться гораздо быстрее. Нет, не стреляй, если только он не будет сопротивляться аресту.
Он помолчал секунду, чтобы подчеркнуть следующие слова.
— Не стреляй ни в одного гвидионца. Ни при каких обстоятельствах.
Тяжело опустившись и привалившись к дереву, расслабив все мышцы, он замолчал, стараясь освободить мозг. Через десять минут они продолжили марш.
Деревья и кусты стеной стояли по обе стороны тропы, листва нависала сверху низкой крышей. Было очень темно, лишь покачивающийся свет вспышки Корса освещал камни. Кроме звуков своих мягких шагов они слышали шорохи, хруст, далекое чириканье, крики совы, кваканье, холодный звон ручья. Один раз взвизгнуло какое-то животное. Переполняемый ароматами воздух с подъемом становился прохладней, оставаясь тем не менее таким же мягким. Ворону казалось, что он мог различить запахи земли и растений; сырой запах воды, когда какая-нибудь речушка пересекала тропу; определенные запахи отдельных цветов; но остальное было незнакомым. Запах восстанавливался в памяти лучше всех других ощущений, и забытое, казалось, шевелилось в подсознании, но Ворон не мог определить его. Все прочее перебивал чистый яркий запах бейльцвета. За прошедшие несколько часов все кусты расцвели полностью. Завтра, при дневном свете, земля будет выглядеть так, словно она горит.
Время растворилось. Этот фокус узнаешь рано, от полевых бонз, обучающих дворянских сыновей. Это необходимо, чтобы пережить ожидание, ожидание войны, и не свихнуться. Отключаешь разум. Частично он может ожить во время остановок на марше. Конечно, было трудно останавливаться на полпути, попить воды, перекусить, отдохнуть — и не думать об Эльфави. Но тело требовало свое. Можно и сделать, если так необходимо.
Над Гранис-Горой поднялась луна. Проходя по открытому участку и взглянув вниз на склон, Ворон увидел весь мир в серебряных вершинах деревьев. Затем его снова поглотил лес.
Где-то через восемь или девять часов после выхода Корс с проклятьем остановился. Его сигнальная вспышка осветила какой-то предмет, спешивший на паукообразных ногах — стальной щиток и руки, переходящие в лезвия мечей.
— Ах, ты… — Ворон услышал, как щелкнул пистолет. Машина встретила свет безликими глазами-линзами, затем скользнула в темноту.
— Сторожевой робот, — сказал Ворон. — Против хищников. На людей не нападает. Мы уже близко, так что гаси свет и замолкни.
С кошачьей осторожностью он прокладывал путь в темноте, думая о том, что здесь Толтека его действительно обошел. Хотя возможно не на очень много. Может быть, положение еще можно спасти. Взобравшись на вершину последнего крутого подъема, он удерживал равновесие на верхнем крае огромного амфитеатра.
На какой-то момент лунный свет ослепил его. Над Обрывом выпукло висела Она, окрашивая их в цвет кости и заливая своим светом звезды. Затем постепенно Ворон различил детали: заросшие мхом ряды, изгибом спускающиеся к полу, круг из башен, огораживающий площадь лабиринта, даже центральный фонтан с его узкой, похожей на ртуть струёй. Даже сады, полные бейльцвста, хотя они казались черными на фоне всей этой скудной белизны. Он слышал какое-то бормотание внизу форума, но не видел, что происходит. С огромной осторожностью он вышел на открытое место.
— Э-и-и, — произнес кто-то, сидящий на верхней террасе. — Пусто, Бейль-друг.
Ворон остановился как вкопанный. Корс сказал какую-то грубость. Ворон медленно повернулся к человеку лицом. Это был Ллирдин, который играл в шахматы в водолазном колоколе и ходил с ними искать место для космодрома в горы. Сейчас он сидел, обнимая колени, и ухмылялся. Рот его был в крови.
— Это, знаете, — говорил он, — пусто. Пустота это Бог. Приветствую пустоту, почитаю пустоту…
Ворон посмотрел человеку в глаза, но лунный свет так отражался от них, что они казались бессмысленными.
— Откуда взялась кровь? — очень тихо спросил он.
— Она была пустой, — сказал Ллирдин, — пустой и такой маленькой. Нехорошо, что она выросла и была пустой. Не так ли? Гораздо больше, ничего…
Он потер подбородок, посмотрел на мокрые пальцы и жалобно сказал:
— Машина забрала ее. Это несправедливо. Ей было только полтора года… пусто.
Ворон начал спускаться вниз.
— Она доходила мне до пояса, — говорил голос за спиной. — Думаю, однажды, очень давно, до пустоты, я учил ее смеяться. Я даже дал ей имя однажды, и имя было Полынь.
Ворон слышал, как он заплакал. Корс вынул свой пистолет, отстегнул кобуру и прикрепил ее как ружейное ложе.
— Полегче, — сказал Ворон, не останавливаясь, но узнав этот звук. — Это тебе не понадобится.
— Дерьма мне не понадобится.
— Мы не собираемся стрелять ни в одного гвидионца. И сомневаюсь, что Толтека причинит беспокойство… сейчас.
ГЛАВА 12
Они добрались до ровного газона и прошли под башней. Ворон вспомнил, что это была та самая башня, на которую он забирался раньше. Какая-то девочка стояла в самом верхнем окне и билась о решетку, не произнося ни звука.
Ворон прошел через колоннаду. Ниже, на краю форума, собрались около пятидесяти гвидионцев, в основном мужчин. Одежды их были изорваны, и даже при лунном свете, на расстоянии в несколько метров Ворон мог видеть небритые подбородки.
Мигель Толтека стоял к ним лицом.
— Но Ллирдин убил эту девочку! — кричал намериканец. — Он убил ее своими собственными руками и убежал, вытирая рот. А роботы убрали тело. И вы ничего не делаете, только смотрите!
Лесник Беодаг шагнул вперед. Лицо его сияло благоговением.
— Она, над нами Она, — завывал он, голос его то поднимался, то опускался, и было в нем что-то такое, что напоминало голос, слышимый человеком в лихорадке. — А Она это холодный отражатель Айниса и Горящего Куста Айниса, хотя мы пробуем реку… Если река излучает свет… Но смотрите, как танцует моя тень!