Тед Чан - Жизненный цикл программных объектов
Ана на мгновение теряется, но в разговор вступает Дерек.
— Мы можем философствовать без конца, — говорит он. — Суть же в том, что мы потратили годы на воспитание наших дигитантов не для того, чтобы они стали секс-игрушками.
— Я понимаю это, — говорит Чейз. — Но заключение нашей сделки не предотвратит копии ваших дигитантов от занятий любыми другими вещами. Ведь сейчас ваши дигитанты, бесспорно поразительные существа, не имеют рабочих навыков, которые были бы востребованы на рынке, и вы не можете сказать, когда они такие навыки приобретут. И как же вы предполагаете собрать деньги, которые вам нужны?
«Сколько женщин задавали себе тот же вопрос», — думает Ана.
— Значит, древнейшая профессия.
— Можно смотреть на все и под таким углом, но позвольте обратить ваше внимание на то, что дигитанты не будут подвергаться никакому принуждению, в том числе и экономическому. Если бы мы хотели продавать поддельную сексуальную страсть, воспользовались бы более дешевыми способами это сделать. Весь смысл данного проекта в том, чтобы создать альтернативу поддельной сексуальной страсти. Мы считаем, что секс лучше тогда, когда он дает наслаждение обеим сторонам, лучше как личный эмоциональный опыт, лучше для общества в целом.
— Звучит очень благородно. А что насчет людей, которых возбуждают сексуальные пытки?
— Мы не допускаем никаких сексуальных актов без взаимного согласия сторон, и это включает в себя секс с дигитантами. Контракт, который я разослала вам, гарантирует, что Binary Desire сохранит предохранители боли, которые изначально были установлены в Blue Gamma, усилив их самым современным контролем доступа. Как я уже сказала, секс лучше тогда, когда он дает наслаждение обеим сторонам. Мы абсолютно привержены этой позиции.
— Ну что, нравится? — говорит Феликс, обращаясь к группе. — Они предвидели все варианты.
Кое-кто из присутствующих гневно смотрит на него, и даже Чейз всем своим видом демонстрирует, что она предпочла бы обойтись без помощи Феликса.
— Я знаю, что вы надеялись не на это, когда начали поиск инвесторов, — говорит Чейз. — Но если вы сумеете отвлечься от вашего первого впечатления, я думаю, согласитесь, что наше предложение выгодно для всех нас.
— Мы всё обдумаем и дадим ответ, — говорит Дерек.
— Спасибо за то, что согласились ознакомиться с моей презентацией, — говорит Чейз. На экране появляется окошко, показывающее, что деньги с закрытого депозита доступны для группы. — И последнее, что хотелось бы сказать. Если с вами свяжется другая компания, внимательно читайте все, написанное мелким шрифтом. Типа клаузулы, которую хотели включить в договор наши юристы, которая давала бы им право перепродавать ваших дигитантов другим компаниям — с выключенными предохранителями боли. Думаю, вы понимаете, что это значит?
Ана кивает: это значит, что дигитанты могли бы быть перепроданы компании типа Edgeplayer для их использования в камере пыток.
— Мы понимаем.
— Binary Desire отвергла эту рекомендацию наших юристов. Контракт гарантирует, что дигитанты не будут использоваться ни для чего, кроме секса по обоюдному согласию. Посмотрим, дадут ли вам другие компании такую же гарантию.
— Спасибо, — говорит Ана. — Будем на связи.
Ана шла на встречу с представителем Binary Desire, настроившись на то, что это лишь для проформы, для того, чтобы получить кое-какие деньги за знакомство с презентацией. Теперь, после встречи с Чейз, она осознает, что постоянно думает об этом.
Миром виртуального секса она не интересовалась со студенческих лет, с тех пор как ее бойфренду нужно было провести семестр за границей. Прежде чем он уехал, они вместе купили периферийное оборудование: неброские аксессуары с твердой оболочкой и интересной начинкой из силикона, а затем запечатали каждое приспособление серийными номерами друг друга — виртуальная гарантия верности для виртуальных гениталий. Первые несколько сеансов были неожиданно забавны, но очень скоро эффект новизны сошел на нет, а изъяны технологии стали слишком очевидны. Секс без поцелуев был, увы, неполноценен, ей не хватало его лица в дюйме от ее губ, не хватало тяжести его тела, терпкого запаха его пота; возможность видеть друг друга на экране монитора не могла заменить всего этого, как близко ни располагалась бы камера. Ее кожа тосковала по прикосновению его кожи, и никакое периферийное устройство не могло стать заменой этому. К концу семестра ей казалось, что она вот-вот разорвется на части. С тех пор технология, безусловно, прогрессировала, но все равно осталась суррогатной заменой настоящей интимности.
Ана вспоминает новизну ощущений, когда она впервые увидела Джакса в физическом теле. Если бы дигитант находился в теле куклы, была бы мысль о сексе с ним более привлекательной? Нет. Ее лицо было прямо напротив лица Джакса, она протирала его линзы и искала царапины на робо-теле, но эта близость ни в чем не напоминала близость к человеку; у дигитанта нет чувства того, что кто-то вторгся в его личное пространство, у него отсутствует даже то доверие, которое демонстрирует собака, позволяющая вам почесывать ей живот. В Blue Gamma они изначально решили не оснащать дигитантов настороженностью в плане физической самозащиты — для их продукта это не имело смысла, — но какая же может быть интимность без необходимости преодолевать эти барьеры? Она не сомневается, что дигитанта можно снабдить реакцией возбуждения, близкой к человеческой, когда включаются зеркальные нейроны обоих партнеров. Но сможет ли Binary Desire дать дигитантам чувство уязвимости, которое возникает при обнаженности и которое сообщается другому, когда ты готова обнажиться в его присутствии?
Но, может быть, все это не важно. Ана вновь проигрывает запись видеоконференции, слушает Чейз, говорящую о новых рубежах, о сексе, где один из партнеров — не-человек. Это вовсе не должно оказаться тем же самым, что секс с другим человеком, и, может быть, это будет сопровождаться иным типом интимности.
Она вспоминает об инциденте, происшедшем во время ее работы в зоопарке, когда умерла одна из самок орангутанга. Все были убиты горем, но личный дрессировщик умершей самки был просто безутешен. В конце концов он признался, что занимался с ней сексом, и вскоре он был уволен. Ана, конечно, пребывала в шоке, особенно сильном из-за того, что он не казался откровенным и законченным извращенцем, таким, каким она представляла себе зоофила; его скорбь была искренней и глубокой, как скорбь человека, потерявшего возлюбленную. В прошлом он встречался с женщинами, что ее удивило — она полагала, что такие люди просто не могут найти секс-партнера среди людей, но потом поняла, что оказалась во власти стереотипа, относящегося ко всем работникам зоопарков: они проводят массу времени с животными, потому что не ладят с людьми. Как и тогда, Ана пытается сформулировать для себя: почему несексуальные отношения с животными считаются чем-то нормальным и здоровым, а сексуальные — нет, и почему ограниченное согласие на наши действия, которое дают животные, достаточно для того, чтобы держать их как домашних питомцев, но недостаточно для сексуального партнерства. Она никак не может подобрать аргумент, который не коренился бы в ее личном отвращении, и не уверена, что это достаточно веская причина.
