Дональд Уэстлейк - Белая ворона
Марба сказал что - то на туземном наречии, и Гроуфилд узнал свое имя, совсем не к месту вплетенное в странную мешанину незнакомых слов. Потом Марба повернулся к Гроуфилду и объявил:
- Это полковник Рагос.
- Как поживаете, сэр?
- Хорошо, - полковник говорил тоном образованного человека, с британским акцентом, который подавлял еще какой - то, едва заметный в речи. - Вы пьете виски?
- Да, сэр, - Гроуфилд перекинул пальто через спинку кресла.
- Оно африканское, - сказал полковник. - С нашей родины. Если предпочитаете канадское...
- Я никогда не пил африканское виски, - ответил Гроуфилд. - Хотелось бы попробовать.
Полковник кивнул Вивьен Камдела. Все с тем же неприязненным выражением лица она выпрямила свои длинные скрещенные ноги, поднялась и подошла к бару. Вивьен выглядела прекрасно в зеленых лыжных брюках и коричневом свитере.
Рагос что - то говорил. Гроуфилд оторвал взгляд от лыжных брюк и услышал:
- Вы когда - нибудь путешествовали по Африке?
- Нет, сэр, я никогда не покидал западного полушария.
- Вы домосед.
Зеленые лыжные брюки приближались.
- Да, сэр. Мою жену зовут Мери.
Вивьен Камдела вручила ему старинный бокал с бледно - желтой жидкостью - не меньше трех унций. И без льда. Жижа эта больше всего напоминала тухлое пиво. Когда Вивьен подавала Гроуфилду бокал, глаза ее злорадно сверкнули.
Гроуфилд заглянул в бокал, потом посмотрел на полковника.
- Обычно я пью виски со льдом, - сказал он.
- Наше виски прекрасно и без льда, - ответила Вивьен. - Лед разрушает букет.
Полковник ничего не сказал. Он стоял и молча наблюдал за Гроуфилдом.
А Гроуфилд чувствовал приближение беды. Он поднес бокал к губам и опасливо сделал глоток. Кислота прожгла борозду на его языке и огненным потоком скользнула по пищеводу в желудок.
О притворстве не могло быть и речи. Гроуфилд прослезился и утратил дар речи. Он просто стоял и моргал, держа бокал в поднятой руке и пытаясь сделать глотательное движение, не поперхнувшись при этом.
Неужели глаза полковника весело блеснули? Надеясь, что это так, Гроуфилд откашлялся и попытался заговорить.
- О, я тоже не стал бы портить такой букет. Ни за что, - хрипло выдавил он.
- Неужели наше виски слишком крепкое для вас? - с улыбкой спросил полковник. - Возможно, в этом и заключается одна из слабостей белой расы. Наверное, у белых глотки мягче.
Он поднял свой бокал, содержащий примерно унцию такой же желтой дряни, насмешливо тостировал Гроуфилда и выпил. В глазах его при этом не заблестели слезы, откашливаться полковник тоже не стал. Он протянул пустой бокал Вивьен и сказал:
- Налейте мне еще, пожалуйста. И принесите мистеру Гроуфилду немного льда.
Когда Вивьен протянула руку, чтобы взять у Гроуфилда бокал, лицо ее выражало неприкрытое удовлетворение. Гроуфилд сунул было бокал ей, но потом передумал и не отдал его.
- Бокал тоже африканский? - спросил он.
- Нет, он был тут, в доме, - нахмурившись, ответил полковник.
- О - о, - Гроуфилд передал бокал Вивьен, которая несколько секунд озадаченно смотрела на него, прежде чем отнести к бару.
- Не понимаю, к чему этот вопрос о бокале, - сказал полковник.
- Просто было интересно. Может, это изделие ваших народных промыслов. Извините, полковник, но я почти ничего не знаю о вашей стране. Впрочем, и о своей собственной тоже.
- Как я понял, вас силой завербовали в шпионы. Вами руководили отнюдь не патриотические убеждения.
- Шпионаж - грязная работа, - ответил Гроуфилд. - Она сродни поприщу судебного исполнителя. Не понимаю, как можно шпионить из благородных побуждений.
- Но если это помогает вашей стране?
- Ну, когда человек не способен предложить своей стране ничего лучшего, чем умение подслушивать и подглядывать в замочные скважины, вряд ли его вообще можно назвать полноценным человеком.
- А что вы можете предложить своей стране, мистер Гроуфилд?
- Бездеятельное сочувствие.
- Не понимаю этого выражения, извините.
- Ну, я не из тех, кто посвящает всю жизнь служению родине.
Вивьен вернулась с бокалами. Гроуфилд взял свой и продолжал:
- Я принадлежу к большинству. Канадец, который сделал этот бокал, не думал о том, что делает его для Канады. Он делал его за доллар в час. Разве из - за этого его можно обвинять в отсутствии патриотизма? И неужели люди, производившие ваше виски, заботились при этом о славе Ундурвы?
- Почему же нет? - возразил полковник. - Почему человек, чем бы он ни занимался, не должен делать во славу отечества все, что в его силах?
- Вы хотите сказать, что государство первично, а человек - вторичен. Я не очень разбираюсь в политике, но полагаю, что моя страна придерживается противоположной точки зрения.
- В теории, - ответил Марба. - Скажите, вы хоть раз видели Гарлем?
- Так и знал, что вы об этом спросите. Полковник, я никогда не видел Палм - Бич. Думаю, нам обоим ясно, что я не Святой Франциск Ассизский. Но покажите мне этого святого. Будь я бескорыстен и заботься о приумножении славы отчизны, сидел бы сейчас в отделении Армии Спасения и раздавал бесплатную похлебку. И никогда не впутался бы в такую передрягу. Я знаю свои грехи, и, уверяю вас, политические пристрастия не входят в их число.
Глаза полковника весело блеснули.
- Политика - грех?
- Не я, а вы заговорили о Гарлеме. Веселый блеск померк.
- Разумеется, возможна и такая точка зрения. Однако, по - моему, пора перейти к текущим делам. Со льдом виски вкуснее?
- Я еще не пробовал, - ответил Гроуфилд и сделал глоток. Виски по - прежнему жгло, как молния, но лить было можно. Теперь оно взорвалось, лишь достигнув желудка. - Гораздо лучше, благодарю.
- Похоже, вопрос заключается в том, убить вас или оставить в живых, - проговорил полковник. - Вы никак не хотите сидеть под замком и отвергаете этот самый гуманный компромисс. Значит, придется выбирать между двумя крайностями. Я верно оцениваю положение?
- К сожалению, да, - ответил Гроуфилд.
Полковник кивнул, отвернулся и в задумчивости побродил по комнате. Потом остановился и выглянул в окно. Был день, но на улице уже стемнело. Полковник отпил виски. Наконец он повернулся к Гроуфилду и сказал:
- Вы, конечно, понимаете, что это вполне объяснимая человеческая реакция. Когда вас задевают, вы даете сдачи.
- Я не собираюсь никого задевать, - ответил Гроуфилд.
- Ваш отказ сидеть взаперти - это своего рода нападение на нас. - По лицу полковника скользнула улыбка. - Любопытно, правда? Вы можете отказаться сесть под замок, но не можете отказаться умереть. Весьма странный расклад, вы не думаете?
Гроуфилд кисло усмехнулся в ответ.
- Очень странный.
