Айзек Азимов - Второй Фонд
— В самом деле! Удивительно, что он это делает. Я было подумал, что ты знаешь все до того, как он тебе скажет.
— Обычно так и есть.
Потом она засмеялась, натянутость как рукой сняло. Посетитель был, конечно, пожилой, но очень характерной внешности — кудрявый шатен с голубыми глазами. Может быть, когда-нибудь, став постарше, она вновь встретит кого-нибудь, похожего на него.
— Но только как, — спросил он, — ты узнала, что я тот, кого он ждал?
А кто же еще это мог быть? Он ожидал кого-то в такой тайне — вы понимаете, что я имею в виду, — и потом являетесь вы, прыгая вокруг, пытаясь проникнуть в окно, вместо того, чтобы войти в дверь. Путем, которым бы вы пошли, если бы хоть чуть-чуть соображали.
Она вспомнила любимую строку и сразу же использовала ее:
— Мужчины так глупы!
— Ты несколько преувеличила, правда, детка? Простите, сударыня. Знаешь, ты могла ошибиться. Что, если бы я сказал, что все это для меня загадка, и что, насколько я знаю, твой отец ждал кого-то еще, а не меня?
— О, вряд ли. Я не просила вас войти, пока не увидела, что вы бросили свой чемоданчик.
— Мой что?
— Ваш чемоданчик, молодой человек. Я не слепая. И вы уронили его не случайно, потому что сначала вы посмотрели вниз — чтобы убедиться, что он приземлится как надо. Потом вы, должно быть, поняли, что он приземлится прямо под изгородью и не будет виден. Потому вы бросили его, и потом уже вниз не смотрели. Раз вы вошли в окно вместо двери, это должно означать, что вы немного боялись проникнуть в дом, не проверив все вокруг. И, после небольшой проблемы со мной, вы позаботились о своем чемодане прежде, чем о себе, значит, вы считаете — что бы ни было в вашем чемодане, — что он важнее вашей безопасности. А это значит, что пока вы здесь, а ваш чемодан там, и мы знаем, что он там, вы, наверное, довольно беспомощны…
Она остановилась, чтобы набрать воздуха, и человек твердо произнес:
— Ну, сил у меня хватит, чтобы придавить тебя, чтоб не пикнула, а потом уйти — и с чемоданом.
— Если не считать, молодой человек, что под кроватью случайно оказалась бейсбольная бита, которую я могу достать в считанные секунды отсюда, где сижу, а для девочки я очень сильная.
Тупик. Наконец, «молодой человек» с натянутой вежливостью сказал:
— Позвольте представиться, раз уж мы так близко познакомились. Я Пеллеас Антор. А тебя как зовут?
— Арка… Аркади Дарелл. Рада познакомиться с вами.
— А теперь, Аркади, не будешь ли ты хорошей девочкой и не позовешь ли отца?
— Я не маленькая девочка. Думаю, не стоит так грубить — особенно, когда просите об одолжении.
Пеллеас Антор вздохнул.
— Очень хорошо. Не будешь ли ты хорошей, доброй, дорогой, маленькой старой госпожой, просто битком набитой лавандой, и не позовешь ли своего отца?
— Это тоже не то, что я имела в виду, но я позову. Только не буду спускать с вас глаз, молодой человек.
И она топнула ногой в пол.
Из холла донеслись звуки поспешных шагов, и дверь распахнулась.
— Аркадия… — На секунду у доктора Дарелла перехватило дыхание — он шумно выдохнул и спросил:
— Кто вы, сэр?
Пеллеас вскочил на ноги, и ему явно стало легче.
— Доктор Торан Дарелл? Я Пеллеас Антор. Думаю, вы получили известие обо мне. По крайней мере, ваша дочь так говорит.
— Моя дочь говорит, что я получил известие о вас? — Он направил на нее хмурый взгляд, который, не нанеся вреда, отскочил от широко раскрытых глаз и непроницаемой сети невинности, с которой та встретила обвинение.
В конце концов, доктор Дарелл сказал:
— Я ждал вас. Не будете ли — так любезны спуститься со мной вниз?
И остановился, краем глаза уловив резкое движение, которое сделала одновременно Аркадия.
Она бросилась к Стенографу, но это был совершенно бесполезно — отец стоял прямо рядом с ним. Он сказал ласково:
— Он все это время у тебя работал, Аркадия?
— Отец, — с неподдельной мукой пролепетала она, — вовсе не по-джентельменски читать частную корреспонденцию другого человека, особенно если это говорящая корреспонденция.
— Ах! — сказал ее отец. — Но «говорящая корреспонденция» со странным молодым человеком в твоей спальне! Как отец, Аркадия, я должен оградить тебя от зла.
— Честное слово, это было совсем не то.
Пеллеас неожиданно засмеялся.
— Да, да, так оно и было, доктор Дарелл. Молодая госпожа собиралась обвинить меня во всевозможных грехах, и я должен настоять, чтобы вы прочли это, если только сотрете мое имя.
— О… — Аркадия с трудом сдерживала слезы. Даже ее собственный отец не доверял ей. И этот проклятый Стенограф… А все этот дурак, влезший по-хамски в окно, заставив забыть ее выключить машину. И теперь отец будет произносить длинные, ласковые речи о том, чего не должна себе позволять молодые девушки. Похоже, что они вообще ничего не обязаны делать, разве что удавиться и умереть.
— Аркадия, — ласково сказал отец, — меня поражает, что молодая девушка…
Она это знала. Она это знала.
— …может быть такой дерзкой с мужчинами старше, чем она.
— Хорошо, для чего же ему вдруг вздумалось появиться возле моего окна? Юная девушка имеет право на уединение… А теперь мне нужно будет переделывать это проклятое сочинение!
— Не тебе решать о пристойности его появления в твоем окне. Ты просто не должна была его впускать. Ты должна была немедленно позвать меня, особенно если думала, что я жду его.
Да это же просто глупо, ты бы видел его! И он бы выдал себя, продолжая лазать по окнам, вместо того чтобы войти в дверь, — раздраженно возразила Аркадия.
— Аркадия, никто не хочет знать твоего мнения по вопросу, в котором ты ничего не смыслишь.
Нет, я знаю! Это Второй Фонд, вот что это.
Наступило молчание. Даже Аркадия почувствовала нервное подергивание в животе.
Доктор Дарелл мягко произнес:
— Где ты это услышала?
— Нигде, но в чем еще может быть столько секретного? И ты не должен волноваться, что я проболтаюсь.
— Господин Антор, — сказал доктор Дарелл, — я должен извиниться за все это.
— О, все в порядке, — последовал довольно неискренний ответ Антора. — Не ваша вина, если она продала себя силам тьмы. Но вы не возражаете, если перед тем, как уйти, я задам ей вопрос?.. Госпожа Аркадия…
— Что вы хотите?
— Почему ты думаешь, что глупо входить в окно, если есть двери?
— Потому что вы афишируете то, что пытаетесь скрыть, глупый. Если бы у меня был секрет, я бы не надевала на рот повязку, давая каждому понять, что у меня есть секрет. Я бы разговаривала столько же, сколько обычно, только о чем-нибудь другом. Вы что, никогда не читали изречений Сэлвора Хардина? Он был нашим первым Мэром, вы знаете?