Рэй Брэдбери - Летнее утро, летняя ночь (сборник)
– Прошу прощения, у меня, кажется, часы барахлят, – заговорил он, подходя к тротуару. – Не подскажете точное время?
– Ой, Джон! – воскликнула она.
– Элма! – Он ахнул.
– Я уж давно тут стою.
– А я – вот там.
– Да у тебя новый костюм!
– Платье новое!
– И новая шляпа.
– И у тебя.
– Новые туфли.
– А твои-то удобные?
– Жмут.
– Ох, и мне.
– Элма, представь, я купил билеты на субботний спектакль! И еще получил для нас с тобой приглашение на городской пикник. Какие у тебя духи?
– А у тебя что за одеколон?
– Неудивительно, что мы друг друга не узнали.
Они обменялись многозначительными взглядами.
– Ну что ж, пора к дому. Чудесный день, правда?
Поскрипывая новыми туфлями, они двинулись по улице.
– Да, верно! – кивнули оба, заулыбавшись.
Тут они тайком покосились друг на друга и почему-то занервничали, поспешив отвести глаза.
Дом встретил их иссиня-черной тьмой: будто бы они из зеленой весенней свежести провалились в пещеру.
– Может, перекусим?
– Что-то аппетита нет. А у тебя?
– Да, у меня тоже.
– Мне так нравятся мои новые туфли!
– А мне – мои!
– Какие у нас планы?
– Может, в кино?
– Сначала надо бы прийти в себя.
– Да ты никак выдохлась?
– Нет-нет, – поспешно затараторила она. – А ты?
– Нет-нет! – быстро ответил он.
Опустившись в кресла, они наслаждались уютным домашним полумраком и холодком после яркого, теплого, слепящего дня.
– Пожалуй, ослаблю немного шнурки, – выговорил он. – Только узелки развяжу.
– Мне тоже не помешает.
Оба развязали узелки и ослабили шнуровку.
– А что это мы в шляпах сидим!
Не вставая, они сняли шляпы.
Глядя на нее, он думал: «Сорок пять лет. Сорок пять лет я на ней женат. А ведь до сих пор помню, как… и поездку в Миллс-Вэлли тоже помню… а вот еще был случай… сорок лет назад отправились мы… да… да. – Он покачал головой. – Много воды утекло».
– Не хочешь галстук снять? – предложила она.
– По-твоему, имеет смысл? Нам скоро выходить, – сказал он.
– Да ты на минутку.
Она смотрела, как он снимает галстук, а сама думала: «Живем душа в душу. Заботимся друг о друге. Когда я слегла, он меня с ложечки кормил, купал, одевал, все по дому делал… Вот уж сорок пять лет пролетело, а медовый месяц в Миллс-Вэлли словно на той неделе был».
– Сними ты эти клипсы, – посоветовал он. – Новые, как я понимаю? На вид тяжеловаты.
– Да, есть немного. – Она отложила клипсы в сторону.
Они устроились в привычных мягких креслах, возле обтянутых плотным зеленым сукном тумбочек, где громоздились упаковки пилюль и таблеток, пузырьки с арникой, всевозможные сыворотки, микстуры от кашля, ватные шарики, лубки, растирания для ног, бальзамы, лосьоны, масла, ингаляторы, аспирин, хинин, порошки, колоды засаленных игральных карт, выдержавших миллионы партий в очко, и еще книги, которые они вполголоса читали друг другу в тесной полутемной комнате при слабом свете одной-единственной лампочки, и голоса их трепетали, словно блеклые ночные мотыльки.
– Вообще говоря, туфли можно скинуть, – решил он. – Ровно на сто двадцать секунд, до выхода из дому.
– Это правильно, ноги должны дышать.
Они сбросили обувь.
– Элма…
– Что? – Она подняла глаза.
– Нет, ничего, – пробормотал он.
На камине громко тикали часы. Оба заметили, что каждый украдкой косится в ту сторону. Стрелки показывали два. До восьми вечера оставалось всего шесть часов.
– Джон…
– Да?
– Ладно, не важно, – сказала она.
Посидели еще немного.
– А где наши тапочки? – вспомнил он.
– Сейчас принесу.
Она сходила за тапочками.
Сунув ноги в приятно-прохладный войлок, оба выдохнули:
– Уффф!
– А что это ты до сих пор в пиджаке и жилете?
– И в самом деле. Новая одежда – как латы.
Он выбрался из пиджака, а через пару минут освободился и от жилетки.
Кресла слегка поскрипывали.
Через некоторое время она сказала:
– Надо же, четыре часа.
– Время-то как пролетело. Не поздновато ли выходить?
– Совсем поздно. Давай-ка лучше отдохнем. А к вечеру вызовем такси и съездим куда-нибудь поужинать.
– Элма… – Он облизал губы.
– Что?
– Забыл. – Его глаза обшарили стенку. – Надену, пожалуй, махровый халат, – решил он минут через пять. – Я мигом соберусь, когда нужно будет выходить. Закажем на ужин мясное филе, самую большую порцию.
– Правильно мыслишь, – согласилась она. – Джон?
– Ну говори. Что ты хочешь сказать?
Она взглянула на новые туфли, брошенные на пол. Ей вспомнились легкое поглаживание по щиколотке, ласковое прикосновение к каждому пальчику.
– Нет, ничего.
Слух каждого ловил сердцебиение другого. Кутаясь в махровые халаты, они тихо вздыхали.
– Что-то я подустала. Самую малость, понимаешь, – сказала она, – совсем чуть-чуть.
– Ничего удивительного. День-то какой выдался.
– Не бегать же нам сломя голову, правильно?
– Конечно, надо себя поберечь. Годы-то уже не те.
– Вот-вот.
– Я и сам немного утомился, – бросил он как бы невзначай.
– А что, если… – она посмотрела на каминные часы, – что, если мы вечерком перекусим дома, чем бог послал? В ресторан ведь можно и завтра.
– Дельное предложение, – сказал он. – Тем более что я не так уж голоден.
– Как ни странно, я тоже.
– Но в кино-то сходим?
– А как же!
В потемках они, как мыши, подкрепились сыром и залежалыми крекерами.
Семь часов.
– Знаешь, – произнес он, – меня как будто подташнивает.
– Да что ты?
– И спина разболелась.
– Давай помассирую.
– Спасибо, Элма. Золотые у тебя руки. Любому массажисту сто очков вперед дашь: не слишком сильно, не слишком слабо, а именно так, как нужно.
– Ступни прямо горят, – пожаловалась она. – Боюсь, не дойду я сегодня до кинотеатра.
– Ничего, в другой раз, – сказал он.
– Я вот что думаю: сыр-то у нас не испортился? Изжога разыгралась.
– Ага, ты тоже заметила?
Каждый покосился на тумбочку с лекарствами.
Семь тридцать. Семь сорок пять.
– Почти восемь.
– Джон!
– Элма!
Они заговорили одновременно.
И от неожиданности рассмеялись.
– Ну, что ты хотел?
– Нет, давай ты.
– Нет, ты первый.
Оба помолчали, слушая тиканье часов и глядя на стрелки; сердцебиение участилось. Лица побледнели.
– Плесну-ка себе мятного сиропа, – сказал мистер Александер. – От желудка помогает.
– А потом ложечку мне передай.
В потемках они причмокивали губами, довольствуясь тусклым светом единственной лампочки.
Тик-так, тик-так, тик-так.
На дорожке перед домом послышались шаги. Кто-то поднялся на крыльцо. Зазвонил звонок.
