Георгий Бовин - Дети Земли
Над кипящей пучиной неслись низкие, почти чёрные тяжёлые тучи, которые клубились, быстро меняй причудливые очертания. Они то касались верхушек рвущихся кверху волн, перемешиваясь с потоками пены, то стремительно взмывали вверх, чтобы в следующий миг снова ринуться навстречу разъярённому морю.
То тут, то там вырастали гибкие смерчи, Извиваясь, как змеи, они жадно всасывали влагу и, не удержав её, рушились вниз стремительными водопадами. Ветер подхватывал их на лету, разбивая в невидимые брызги.
Ветвистые молнии, внезапно расцветая на фоне туч, придавали грозному ландшафту мертвенно-фиолетовый оттенок. Грома не было слышно из-за монотонного рёва двигателей При свете молний волны и летящие клочья пены как бы застывали на мгновение, и тогда путешественникам казалось, что перед ними не живой бушующий мир, а картина, написанная обезумевшим художником. Молния гасла, и волны снова начинали спою бешеную пляску. Глядя на беснующийся хаос, Галя чувствовала, что восторг переполняет её грудь. Вдруг ей показалось, что сквозь окружающий грохот доносятся слова:
«Всё мрачней и ниже тучи опускаются нал морем, и ноют, и рвутся волны к высоте навстречу грому. Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, с ветром споря. Вот охватывает ветер стаи волн объятьем крепким и бросает их с размаха в дикой злобе на утёсы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады».
Галя удивлённо оглянулась. Капитанская дочка стояла у среднего окна и бессознательно шевелила губами. Микрофон свешивался ей на грудь.
— Ну же! Давай громче! — крикнул Иван Тимофеевич, отрываясь от штурвала.
Маша поднесла микрофон поближе к губам, и слова чудесной песни перекрыли и грохот моторов, и удары грома, и рёв неистовствующей бури:
«Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний. Буря! Скоро грянет буря!»
Могучий космический корабль, буревестник грядущих побед Человека над природой, стремительно летел навстречу урагану.
Путешественники долго не могли произнести ни слова, подавленные величественной и грозной картиной неведомого мира. Многие сотни километров остались позади, а вокруг по-прежнему бушевало море да клубились тучи.
— Константин Степанович, в какой .части планеты мы находимся? — спросил Белов.
— Точно не скажу, но, по предварительным замерам, недалеко от экватора. Да и температура говорит об этом. Взгляните, на наружных термопарах девяносто шесть градусов. Столько же показывают гипсотермометры. Значит, температура воздуха равна температуре кипения воды при существующем здесь атмосферном давлении — 640 миллиметров ртутного столба. Море действительно кипит!
— Из-за низкой облачности мы не можем осмотреть планету с высоты. Надо найти какой-то другой путь исследования. Что вы предлагаете, товарищи? — спросил Белов.
— Я думаю, что самое простое — это прежде всего облететь Венеру по экватору, — предложил закончивший вахту Иван Тимофеевич, разминая затёкшие руки. — Тогда мы увидим, есть ли на ней суша, и узнаем, что здесь делается ночью.
— Если мы хотим побыстрее познакомиться с планетой, то облетать её надо по меридиану! — сказал, подымаясь с койки. Николай Михайлович, в первый раз без ворчливого тона. — Тогда мы сразу выясним положение полюсов, а значит, и наклон оси планеты к плоскости эклиптики.[1] Это упростит нам дальнейшую ориентировку. Кроме того, при облёте по меридиану мы наверняка сумеем побывать и на её ночной стороне. Ведь при огромной скорости «Урана» облёт вряд ли займёт больше нескольких часов.
— Положим, на такой высоте и при такой погоде он займёт десятки часов. Но в основном вы правы, — заключил Белов. Так и поступим.
Корабль, развернувшись, взял курс на южный полюс. Скорость была доведена до восьмисот километров в час. Лететь быстрее при почти бреющем полёте и при плохой видимости было опасно. Впрочем, для успешных наблюдений даже эта скорость была предельно высокой. При ней облёт планеты должен был занять около сорока восьми часов, что вполне удовлетворяло участников экспедиции.
На всякий случай радар держали всё время включённым. Встреча с горным хребтом была маловероятной, но Игорь Никитич не хотел рисковать.
Уже прошло несколько часов, а «Уран» всё ещё мчался над морем. Через каждые десять минут Галя включала на несколько секунд кинокамеру. В остальное время она без устали фотографировала и старалась тут же проявлять снимки.
Ольга Александровна брала пробы воздуха и, уединившись в лаборатории, производила химический анализ, принимая бесконечные меры предосторожности, чтобы воздух не попал в жилые помещения. Уже первая проба показала, что атмосфера Венеры состоит в основном из углекислого газа и азота. Количество свободного кислорода было ничтожным. Оно исчислялось тысячными долями процента, в то время как воздух Земли на одну пятую состоит из этого газа.
Константин Степанович категорически заявил, что раз в атмосфере есть свободный кислород, значит на планете должна быть хоть какая-нибудь растительность.
— Кстати сказать, — добавил он в заключение, — очень подозрителен цвет моря. То ли оно грязное от глинистых частиц, поднимаемых волнением, то ли кишит красноватыми микроорганизмами и водорослями, вроде нашего земного планктона.
— Но ведь планктон зелёный? — спросил Николай Михайлович.
— На Земле — зелёный, — ответил старый астроном, — а на Венере может быть и красным. Здесь переизбыток тепла, и растения защищаются от него тем, что отражают тепловую, красную часть спектра. Вы когда-нибудь видели водоросли, растущие в горячих источниках? Ведь они красные. Молодые листья многих земных деревьев тоже бывают красноватыми.
— А почему это происходит?
— Потому, что в процессе роста они проходят все фазы своего прошлого биологического развития. Очевидно, когда-то на Земле было теплее, чем сейчас, и растительность на ней была красноватой. А вот на Марсе, где холодно, она имеет голубоватый оттенок, как у растений нашего Крайнего Севера. Там листья, наоборот, стремятся поглотить как можно больше тепла. Вот я и думаю, что, может быть, то, что нам кажется грязью, на самом деле есть основа жизни на Венере.
— Всё это очень интересно, — заметил Николай Михайлович, — но соловья баснями не кормят. Мне бы поскорей найти сушу, спуститься да запустить в неё руки. Мне всё ещё кажется, что я сплю!
Все жадно смотрели в окна, но кругом виднелось лишь бесконечно кипящее море.
Суша появилась неожиданно. Это была низкая, под цвет моря красноватая песчаная отмель, кое-где усеянная плоскими коричневыми камнями. Радар докладывал, что она простирается от кромки прибоя до самого горизонта.
