Максимилиана Моррель - Код любви
Самое главное, что родители ни минуты не колебались, легко снялись с места и поехали со мной. Я самонадеянно был уверен, что смогу защитить их, а потому привез в страшную глушь, которая являлась не чем иным, как местом ссылки новообращенных или психически неустойчивых вампиров. Это место было похлеще самого ада. Обнесенный глухим забором, расписанным крестами и запрещающими символами, городок просто кишел разного рода ублюдками. Среди своих таких называют анархистами. И всем этим неуправляемым сборищем правила одна миниатюрная, хрупкая Виктория Мендес. Ох и несладко же ей приходилось! Шестьсот лет среди людей в облике шестнадцатилетней девочки. Сто тридцать семь раз бедняжку пытались выдать замуж многочисленные опекуны и приемные родители. Она сменила бесконечное множество мест обитания и такое же количество имен и теперь прозябала в Янгфилле, отбывая наказание в качестве перевоспитателя.
Быстро оценив обстановку, я понял, на что обрек своих родителей. Но они, к моему изумлению, восприняли это совершенно по-иному: «Им нужна помощь, и только человек способен эту помощь оказать». Если можно ввести вампира в шоковое состояние, то именно в таковом я и пребывал. И Тори вместе со мной. Да, да, та самая Тори, которую ты видела в Дак-Сити.
Появление Мастера в моем лице большинство жителей городка привело в чувство, но многие по-прежнему не желали принимать Закон. Бывало все: и побеги, несшие за собой кровопролитие, изнасилования, убийства, и жесточайшие наказания, описывать которые я тебе не стану, и смертные казни. Но самое главное – добровольное обращение моих родителей. Не желая оставлять меня в такой сложный период, мои мама и отец вполне обоснованно решили, что в качестве живых людей только усложняют мою, как бы это сказать, деятельность. И однажды вечером, дождавшись моего пробуждения, они поставили меня перед фактом, что хотят стать вампирами. Мне необходимо было принять не самое легкое решение, а посоветоваться, кроме как с Викторией, было не с кем. Она как-никак опыт приобрела громаднейший! Объяснять и растолковывать что-либо пожилым, умудренным тяжелой жизнью людям было бессмысленно. Они вырастили сына-вампира, прошли вместе с ним весь сложный, тернистый путь и, конечно, знали, что их ожидает. Поначалу я хотел, чтобы это сделал кто-либо другой, но оба в один голос заявили: «Только ты!». Маме исполнилось пятьдесят девять, отцу – шестьдесят три. Они, наверное, были единственными вампирами, продолжавшими верить в Бога, так же, как и я, не боялись распятий и не прятались в панике в ожидании рассвета. Большой совет, членом которого я состоял с известной поры, с огромным уважением относился к мистеру и миссис Балантен: к их мнению прислушивались и только им разрешалось путешествовать по всему миру без предварительного доклада. Мама была обворожительна со своими маленькими, очаровательными клычками и потешалась над отцом, приговаривая: «Ты всегда любил зубоскалить, и теперь ты делаешь это в прямом смысле слова. Когда же ты научишься как следует прятать своих великанов?». Мы часто расставались, затем встречались снова. И я всякий раз поражался, как же великолепно им удается притворяться людьми, даже лучше, чем когда они были живыми.
Я оканчивал философский факультет Нью-Йоркского университета, когда началась Гражданская война. Вампиры со всего света слетелись в Америку – и те, кто уже был зарегистрирован, и никому неизвестные. В экстренном порядке собрали Расширенный совет. Что-то вроде Международной конференции вампиров. Среди присутствующих были и смертные – избранные, неприкасаемые, друзья. Началась война внутри войны. В этот период были уничтожены многие города-укрытия, в том числе и Янгфилл. Сколько поборников Закона погибло, узнать удалось лишь в июне тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Недосчитались мы и моего учителя и наставника Бенедикта Пайка. Он погиб страшно, в огне, спасая смертных от самих же смертных. Все четыре года, пока продолжалась Гражданская война, мы были вместе: я, Виктория и Орен Тикси. С тех пор они неразлучны. Нельзя сказать, что нас связывает тесная дружба, но встречаться с ними мне всегда приятно. Как видишь, среди вампиров тоже бывают теплые отношения!
У меня ни с кем в общем-то не было крепкой дружбы ни среди мертвых, ни среди живых. Да я особенно и не заботился об этом.
Война человека закончилась в апреле. А наша еще продолжалась. Необходимо было разыскать и изолировать тех, кто не способен был жить среди людей, и таких было немало. Кровопролитие разохотило даже тех, кто не вызывал раньше опасения. Им необходима была реабилитация, многим было самим не справиться.
Для вампира время летит очень быстро, а я был еще очень молодым, на месте мне не сиделось, хотелось всего и сразу. Во мне еще проснулась тяга к учению, да и пришел момент менять место пребывания. Так я вновь попал в Европу. Сначала Оксфорд, затем Берлин. Осенью тысяча восемьсот семьдесят шестого я оказался в Салониках, где сел на пароход, отплывающий в Милан. Путешествовать морем, как выяснилось, гораздо удобнее и безопаснее. Скажешь стюарду, чтобы тебя не беспокоили, и ни одна живая душа не станет тебя допекать. Я сразу же объявил, что обедать не буду, а ужин приказал подавать в каюту. Ночью все это незаметно можно выбрасывать за борт. С наступлением сумерек я, как всегда, прогуливался, оценивая обстановку, затем садился за карточный стол, коротая время за игрой, а заодно присматривая возможного кормильца. Морить себя голодом без нужды в мои намерения не входило.
В тот день мы засиделись глубоко за полночь, я еще прошелся по пароходу в ожидании, пока жертва уснет. Остановившись под навесом, я увидел ее. Девушка стояла прямо в потоке лунного света полуодетая, подставив лицо порывам ветра, разметавшего ее длинные белокурые волосы, точно крылья за спиной. Зрелище было потрясающее, глаз невозможно оторвать. Я видел много женщин, но эта явилась воплощением всех моих юношеских фантазий, было в ней что-то неземное, эфирное. Чистый ангел! Такого еще никогда не было за все пятьдесят шесть лет моего существования, ни одно создание женского пола не могло заставить дрогнуть холодное сердце вампира. Я забыл обо всем, ее образ поглотил все мои мысли. Мне не стоило труда сделать так, чтобы она стала моей в эту же секунду. Но это было нечто другое, совершенно не похожее на обычную похоть. Тогда что? Неужели я влюблен? Вот так, просто, как обычный человек!
Следующим же вечером я выяснил про нее все, что было известно. Польская панночка Стефания Полонска в сопровождении отца и трех тетушек направляется в Милан на собственную свадьбу с престарелым итальянским князем. Меньше чем за сутки я познал и силу любви, и пламя ревности.
