Марта Уэллс - Город костей
Опять это аморфное «они»… Опять те, кто владеет реликвией, те, кто ожидает ее в городе, а возможно, и его тоже. Хету очень не понравилось упоминание о них.
Внезапно Илин спросила:
— А почему ты не живешь в Пекле? Зачем ты приехал в Чаризат?
— А ты почему Хранитель?
— Нет, я серьезно спрашиваю. Я позволила тебе укусить меня за ногу, и теперь ты обязан ответить мне на такой простой вопрос.
Хет наблюдал, как причудливо меняющий направление ветерок вздымает песчаную завесу на краю кровли Останца. Она сверкнула в лунном свете мириадами искрящихся драгоценных камней и исчезла во тьме. Десять лет назад Анклав оказался перенаселенным, и отдельные семьи перебрались в пещеры и туннели его внешних стен. Тогда, должно быть, это казалось неплохой мыслью, лабиринт ходов во внутренних стенах массивной, похожей на чашу скалы, где размещался Анклав, был слишком переполнен и даже стал опасным для здоровья. Поэтому во внешний периметр ушло так много народа, что само по себе количество тамошних жителей стало казаться им достаточной защитой. Но одновременно множилась и численность разбойников. Когда они напали на Анклав, атака была быстрой, неожиданной и беспощадной. Маги создали только сорок один род первоначальных крисов, и поддержка сорока одной генетической линии требовала при заключении браков соблюдения очень сложных и жестких правил. Невезение, а может быть, просто глупость мешали роду Хета произвести на свет большое потомство. Нападение бандитов уничтожило его почти целиком. Обо всем этом Хет не собирался сообщать Илин. Он коротко сказал:
— Если я вернусь в Анклав, мне предстоит стать вторым мужем в семье с шестью ребятишками, которым надо будет вытирать сопли. А перерегистрация производится архивом один раз в двадцать лет. Этого перенести я не могу.
Ни одно из высказанных Хетом соображений по-настоящему не было преувеличением. В браке у крисов участвуют трое, а отношение к Хету до его ухода из Анклава было таково, что мало кто захотел бы остановить свое внимание на нем как на первом муже. Идея, что младший партнер в браке должен выполнять все домашние работы, неся на себе всевозможные тяготы семейной жизни, на самом деле вышла из моды, но Хет чувствовал, что в его случае все произойдет именно так, поскольку любая женщина, которая возьмет его, сделает это в виде одолжения, оказанного ею Анклаву, и своего рода жертвы долгу.
Он поглядел на Илин. То, что она видит выражение его лица, а он ее в темноте — нет, действовало ему на нервы.
— Ну а почему ты — Хранитель?
Ее голос прозвучал деловито:
— Моя семья — патриции из Третьего яруса. Однажды, когда я была еще маленькой, к нам пришли Хранители и сказали, что я наделена Силой и что я стану одной из них, после чего увели меня с собой. Отец к тому времени умер, а мать не протестовала. Я была у нее четвертой дочкой, а ей и без того было трудно обеспечить приемлемые партии для моих сестер. Да и вообще, кому нужные четвертые дочки? — Она тут же добавила ради справедливости: — Если бы мне пришлось выходить замуж и иметь шесть детей, я бы тоже убежала в другой город.
Хет сам не понимал, что толкает его добиваться, чтобы Илин обнажила перед ним свою душу, но при этом стараться не ответить ей хоть частично тем же самым. Возможно, он боялся ее, даже если она не хотела воспользоваться своей Силой из боязни, что та может ей повредить. Так или иначе, он спросил:
— Ты мне доверяешь?
Прошло несколько секунд. Затем она ответила:
— Думаю, я верю тебе. Я сегодня из-за тебя оказалась в столь компрометирующей ситуации, которая мне и присниться не могла. Но ты никогда не давал мне повода бояться тебя.
Хет попробовал найти в этом тезисе нечто такое, что можно было бы счесть оскорблением, но ничего не обнаружил. Он собрался было сказать, что красота Илин так мало подействовала на него, что, поскольку он все равно уже решил не убивать ее в конце их приключения, то и изнасилование показалось ему делом нестоящим… В последний момент он передумал и сказал:
— Извини, что я такой неромантичный. Я слишком беспокоюсь о том, чтобы не быть убитым или съеденным разбойниками.
— А они в самом деле едят людей? — позволила она отвлечь себя. — Это не миф?
— Они в самом деле едят людей. Но я для них не человек.
Помолчав, она сказала:
— Тогда мы с тобой в одном положении. Я женщина, а потому для них тоже не человек. Окажись я снаружи, я была бы просто вещью, которую используют.
Хет поглядел на нее, размышляя: неужели все женщины-Хранители так просто смотрят на вещи или только эта?
Первым предвестником появления солнца было слабое сияние вдоль восточной части горизонта. Когда оно поднялось выше, Хет вспомнил, что сейчас оно превратит верхний уровень Пекла в расплавленное золото, как бы на время воссоздавая то, как Пекло должно было выглядеть, когда впервые вдруг появилось из ада, чтобы навсегда истребить моря. Тогда вместо утреннего света, струящегося, как вода, по поверхности земли, солнце разлило огонь, стало плавить скалы, убивая все живое, на что падали его лучи, образуя озера огня, высвобождая газы, убивавшие тех, кого не успели сжечь лучи. Так говорят сказания. Но даже сказания молчат о том, почему это произошло.
Наконец Илин уснула, свернувшись в складках своей мантии, точно ребенок, приближение жары покрыло ее лоб мелкими бисеринками пота. Им следовало спуститься с крыши до того, как солнце поднимется на большую высоту.
Поскольку разбойники так и не вернулись, Хет не видел причин отказаться от своего первоначального плана: отправиться пешком в город. Когда они отойдут от Останца, гипотетические преследователи уже не смогут обнаружить их следов. Хета беспокоило не это, а то, что может случиться с ними, когда они достигнут Чаризата.
«Что-то ты размягчился», — сказал он себе. Жизнь в городе вместе с Сагаем и другими, необходимость полагаться на них — все это сделало его слабым и беззаботным.
Что-то заставило его отвести глаза от зрелища восхода солнца, и ему показалось, будто он увидел белый клуб дыма где-то в районе торговой дороги. А еще через минуту порыв ветра донес до него запах перегретого металла и горящего угля. Парофургон. Хет вскочил и потряс Илин за плечо.
— Вставай, нашей компании прибыло.
Она тут же проснулась, настороженная, с широко открытыми глазами.
— Где?
— Там, на дороге, парофургон. Пошли.
Она последовала за ним к месту на внешнем крае крыши над самой дверью, ведущей в Останец. Оба они как можно теснее прижимались к крыше, чтобы какой-нибудь наблюдатель не заметил их на фоне мутного утреннего неба. Оттуда Хет смог различить около двадцати фигур, продвигавшихся по верхнему уровню Пекла от дороги в направлении Останца.
