Роберт Шекли - Тоже цивилизация
— Вы, кажется, недовольны, гражданин Трентен?
— Да. Я хотел быть инженером-атомщиком и для этого учился. А после выпуска обнаружил, что мои знания устарели на пятьдесят лет, да и все равно никому не нужны.
— Почему?
— Потому, что все автоматизировано. Не знаю, известно ли это большинству населения, но дело обстоит так. От добычи сырья до получения конечного продукта — автоматизировано все.
— А что, если часть оборудования выйдет из строя?
— На то есть ремонтные роботы.
— А если и они ломаются?
— Проклятые железяки саморемонтирующиеся. Мне остается только стоять в сторонке.
— Почему бы вам не поменять работу?
— Нет смысла. Я проверял, остальные в таком же положении: присутствуют при автоматических процессах, которых не понимают.
— Такая же ситуация в космонавтике?
— Безусловно. За последние пятьдесят лет ни один пилот не покидал Земли. Скоро они разучатся управлять кораблями.
— Понимаю, все автоматизировано… Ну а если случится непредвиденное?
— Трудно сказать. Если корабль попадет в незапрограммированную ситуацию, он будет парализован. По мне — так пусть!.. Надоело ошиваться вокруг машин, день за днем наблюдая безотрадное однообразие операций. Большинство моих коллег чувствует то же самое. Мы хотим дела, любого дела! Вы знаете, что сотни лет назад пилотируемые корабли исследовали планеты других звездных систем?
— Да.
— Вот это нам необходимо сейчас. Двигаться вперед, исследовать, изучать!
— Согласен. Но вы не думаете, что говорите довольно опасные вещи?
— Понимаю. Но, честно, уже не боюсь. Пускай отправляют на Омегу, если хотят. Хуже мне не станет.
— Вы слышали об Омеге?
— Про нее знает каждый, кто связан с космическими кораблями. «Земля — Омега» — единственный сохранившийся маршрут… Лично я во всем виню церковь.
— Церковь?
— Исключительно. Глупые ханжи, бесконечно канючат о Духе Человеческого Воплощения. Однако этого достаточно, чтобы человека потянуло ко злу…
(Гражданин Отец Бойрен, возраст 51 год, занятие — священнослужитель. Коренастый мужчина в шафрановой рясе и белых сандалиях.)
— Верно, сын мой. Я аббат местного отделения Церкви Духа Человеческого Воплощения. Наша религия едина для всех народов и состоит из лучших элементов старых исповеданий.
— Гражданин аббат, а разве нет противоречий между доктринами религий, составляющих вашу веру?
— Были. Но мы стремились к согласию и сохранили лишь отдельные красочные детали некогда великих религий, детали, знакомые людям. В нашей церкви нет сект и расколов, так как мы всеприемлющи. Личность может веровать во что угодно, если только несет священный Дух Человеческого Воплощения. Ибо наш культ есть культ Человека. И дух его есть дух божественного и священного Добра.
— Не могли бы вы определить понятие «добро», гражданин аббат?
— Пожалуйста. Добро есть сила внутри нас, вдохновляющая людей на общение и содружество. Культ Добра является культом самого себя и потому единственно верным культом. Личность, которой мы поклоняемся, есть идеальное социальное существо, готовое ухватиться за любую возможность продвижения. Добро есть действительное отражение любящей и лелеющей Вселенной. Добро непрерывно изменяется во всех своих аспектах, хотя его проявления… У вас странное выражение лица, молодой человек.
— Простите. Мне кажется, что-то похожее я уже слышал.
— Сие всегда остается правдой.
— Безусловно. Еще один вопрос, сэр. Не могли бы вы рассказать мне о религиозном воспитании детей?
— Эту обязанность несут на себе роботы-исповедники. Робот-исповедник общается с ребенком, как и со взрослым, буквально с колыбели. Он — его постоянный друг, учитель, наставник. Будучи роботами, исповедники дают точные и недвусмысленные ответы на любые вопросы.
— А что делают священнослужители-люди?
— Наблюдают за роботами-исповедниками.
— Присутствуют ли эти роботы в закрытых классах?
— Не могу вам ответить… Нет, я в самом деле не знаю. Закрытые классы закрыты для аббатов так же, как и для остальных.
— По чьему приказу?
— По приказу Шефа Секретной полиции.
— Понимаю… Благодарю вас, аббат Бойрен.
(Гражданин Энайн Дравивиан, возраст 43 года, занятие — государственный служащий. Узколицый мужчина, усталый и преждевременно постаревший.)
— Добрый день, сэр. Так вы состоите на государственной службе?
— Совершенно верно.
— Не могли бы вы сказать, в чем конкретно заключаются ваши обязанности?
— Пожалуйста. Я Шеф Секретной полиции.
— Вы? Понимаю. Это очень интересно…
— Не тянитесь к иглолучевику, экс-гражданин Баррент. Заверяю вас, он не будет действовать в зоне вокруг этого дома.
— Как вы узнали мое имя?
— Я знал все, как только ваша нога коснулась поверхности Земли. Мы еще кое на что способны. Впрочем, побеседуем лучше в доме.
— Я бы предпочел воздержаться от беседы.
— Боюсь, что это необходимо. Входите, Баррент, я не кусаюсь.
— Я арестован?
— Конечно, нет. Мы просто немного потолкуем. Сюда, сэр, сюда. Устраивайтесь поудобнее.
Глава 28
Дравивиан провел его в просторную комнату, обшитую панелями орехового дерева и обставленную массивной лакированной мебелью. Одну стену закрывал тяжелый выцветший гобелен с изображением средневековой охоты.
— Вам нравится? — спросил Дравивиан. — Всю обстановку сделали сами. Гобелен вышила жена, скопировав его с оригинала в Музее Метрономии. Мебель смастерили два моих сына. Они хотели что-нибудь старинное, в испанском стиле, но более удобное; отсюда некоторая модификация линий. Мой собственный вклад увидеть нельзя — я специализируюсь в музыке периода барокко.
— В свободное от работы в полиции время? — заметил Баррент.
— Именно. — Дравивиан отвернулся от Баррента и задумчиво посмотрел на гобелен. — Мы еще коснемся этого вопроса. Скажите сперва, что вы думаете о комнате?
— Она очень красива, — произнес Баррент.
— И?
— Ну… я не судья…
— Вы должны быть судьей, — подчеркнул Дравивиан. — В этой комнате — вся цивилизация Земли в миниатюре. Скажите прямо, что вы о ней думаете?
— Она кажется безжизненной, — проговорил Баррент.
Дравивиан улыбнулся.
— Вы выбрали удачное слово. А ведь сколько творческих усилий было затрачено на артистичное улучшение древних стилей! Моя семья воссоздала кусочек испанского прошлого, как другие воссоздают кусочки истории майя или Океании. И все же налицо пустота. Наши автоматические заводы производят одни и те же продукты. Так как товары у всех одинаковы, нам приходится изменять их, выражать себя и выделяться посредством этого. Вот что происходит на Земле, Баррент. Наша энергия и способности уходят на никчемные цели; личность замкнулась на себя. Мы давно кончили развиваться. Стабильность принесла застой, и мы ему подчинились.
