Денис Бурмистров - Равновесие Парето
Командир части в положение вошел, назначил его на непыльную должность ответственного по штабу. Это что-то вроде ночного сторожа.
Так прошло несколько недель. И вот как-то вечером пошел этот майор на обход, проверять заперты ли двери. И оказалось, что на втором этаже канцелярия открытая. Забыли, видимо. А на столе — дневная почта. И на самом верху стопки письмо ему, майору. От нее, от жены.
Оказалось, что она сбежала с каким-то красавцем-дембелем, который увез ее к морю. И пишет, что так, мол, и так, любовь прошла, мы не понимали друг друга и все такое. Прощай, извини, забудь.
Майор умом двинулся тут же, вытащил пистолет и прямо возле стола застрелился. Так и нашли его наутро, с прострелянной головой и с письмом, зажатым в кулаке.
Но самое страшное, в другом. Говорят, что по ночам беспокойный дух этого майора ходит по штабу. И иногда можно услышать, как он идет по коридору в канцелярию, в надежде получить новое письмо от своей сбежавшей жены, в котором бы она написала, что любит его и хочет вернуться назад. Но письма нет и никогда не будет, потому как, опять же по слухам, жена утонула в море. Так и обречен ходить призрак этого майора по штабу, пока само здание не снесут.
Собственно, история была так себе, из разряда детских страшилок. Я, конечно, покивал посыльному, чтобы не обидеть человека неверием, но всерьез не воспринял. История такая, впрочем, могла иметь место. И застрелиться майор, допустим, мог. Но чтобы призраком после ходить по штабу — это вряд ли.
Так бы я и забыл этот разговор, когда б не один случай, который буквально поверг меня в ужас.
Краснов ушел спать пораньше в ту ночь, он не очень хорошо себя чувствовал. Я же решил докрасить несколько букв на транспаранте, после чего уже спуститься в каморку под лестницей. И засиделся допоздна, часов до трех ночи. Когда уже кисточкой перестал попадать по контуру, решил, что с меня довольно, что пора отбиваться. Вышел из чертежной, запер дверь и направился к лестнице на первый этаж. Да так и застыл с ключом в руке, не смея сделать вдох.
Мимо меня, от лестницы в сторону канцелярии кто-то шел. Коридор был пуст, но в абсолютной тишине явственно раздавались шаги, точнее, скрип половиц под чьими-то ногами. Скрип-скрип, скрип-скрип. И они приближались. Причем, шаги были не равномерные, а какие-то странные, рваные, словно человек после каждого шага стоял в задумчивости.
А для меня время остановилось. Холодея, я с ужасом смотрел на пол, когда шаги проскрипели мимо меня, потом дальше, дальше. Наконец, где-то у дверей канцелярии, стихли. И наступила тишина.
Вниз я несся, перепрыгивая ступени. Сердце вырывалось из груди, дыхание не хватало. Остаток ночи я провел, трясясь под одеялом, укрывшись с головой.
Естественно, на следующий день, с жаром и чувством все рассказал Денису. На что получил в ответ снисходительный хмык и фразу: «Разберемся».
И вот теперь мы стоим в коридоре второго этажа, в пустом штабе, среди ночи. Мне немного страшно, но вместе с тем и немного возмущает неверие друга. Я же лично слышал!
— Блин, Дэн, я лично слышал!
— Ты слышал скрип?
— Да, скрип шагов. Вот прямо тут, где ты стоишь.
— А еще что-нибудь необыкновенное?
— Например?
— Ну, дыхание тяжелое, рычание? — Краснов пожал плечами.
— Чего? — непонимающе протянул я.
— Ну, звон цепей…
— Да иди ты!
— Ладно, не дуйся, — Денис довольно заулыбался, вынул руки из карманов и присел на корточки. Внимательно принялся разглядывать доски пола. Я терпеливо ждал.
Краснов поднялся, прошелся по коридору. Постоял у лестничного пролета, вернулся ко мне. Хмыкнул и дошел до канцелярии.
— Во сколько, говоришь, ты слышал шаги?
— Ну, где-то около трех ночи, — прикинул я. — Думаешь, имеет значение?
— Думаю, да.
Денис поправил съехавшие очки, кивнул каким-то своим мыслям. Сказал:
— Ну, тебе сейчас раскрыть секрет майора-самоубийцы или подождем до трех ночи?
— Ой, вот не надо важничать! Еще скажи, что мне почудилось.
— Да нет, не почудилось, — Денис хитро улыбнулся. — Ты действительно скрипы слышал. Ну, рассказать или будешь жить с мыслью о таинственном?
Я подозрительно уставился на него, пытаясь разглядеть подвох. По лицу Краснова блуждала легкая улыбка, грудь вперед, глаза насмешливо поблескивают из-под очков. Вот ведь точно, каналья, до чего-то допер своим умом, у него при этом всегда одна и та же рожа!
— Ну, попробуй объяснить, — как можно безразличней сказал я.
— У меня есть бабка по материнской линии, — начал товарищ. — Она живет в деревне под Житомиром. Собственно, это не суть важно, это к делу не относится. Так вот, у нее дом довольно старый, рассохшийся. И скрипело там все, что могло. В том числе и дощатый пол. Создавалось ощущение, что ночью кто-то ходит по дому. Я тогда совсем маленьким был, потому спал плохо, боялся…
— Это ты сейчас на что намекаешь? — прищурился я.
— Да не на что, — отмахнулся Денис, пряча улыбку. — Ты дальше слушай. И как-то раз я спросил у бабальки, кто это, мол, ходит по дому ночью. А она мне: «Домовой». Да я с детства в сказки не верил, пошел уточнить к отцу. Тот мне все и объяснил.
Краснов поманил меня за собой, и мы дошли по коридору до лестницы, остановились. Денис присел и указал рукой на несколько досок, шероховатых, с облупленной краской.
— Присмотрись. Видишь, краска на некоторых досках более стерта, чем на других? Видишь? Да ты присядь.
— Ну…
— Баранки гну. Дорожку видишь?
— Ну, вижу, — угрюмо ответил я. Действительно, от лестницы до дверей канцелярии словно тропинка была протоптана, краска была более светлая, более обтертая. Сверху этого не заметно, но если низко посмотреть вдоль пола, да еще и против света, то контраст можно различить.
— На втором этаже у нас самый часто посещаемый кабинет это канцелярия, — продолжил Денис. — Особенно в последние дни, прямо паломничество. И все приходящие поднимаются по лестнице и идут напрямую к кабинету. Вон, даже краска цвет потеряла, истончилась. Соответственно, короткие доски на полу так или иначе деформировались, рассохлись. Их за день втопчут вниз, вдавят, а дерево материал упругий, он гнета не терпит. Вот и начинает ночью распрямляться по мере возможностей, возвращаться на место. Оттого и скрип.
Он замолчал, победно окидывая меня взглядом. Не желая оставлять своих позиций, я лихорадочно искал доводы против теории друга.
— Так-то оно, может, и так, — кивнул я. — Но вот объясни-ка мне, юный следопыт, почему тогда скрипит не весь пол сразу, а именно от лестницы до канцелярии, а?
Но мой контраргумент был неожиданно легко развеян.
