Андрей Стригин - Ловушка для химер
Где-то вдали, тёмная серость горизонта осветилась мощными фиолетовыми вспышками, но грома пока не слышно. Пахнет озоном, в воздухе появляется солёная пыль. Акулы неторопливо идут на глубину. Недовольные чайки, то одна, то другая, взмывают воздух. Даже крабы, что рыскали по берегу, группками сваливаются в море.
— Я видел подобное в Аргентине, восточнее от Анд, на высокогорном озере, — как бы, между прочим, заявляет Аскольд, — это надвигается не просто гроза — это будет шквал из воды, ветра, электричества и ещё какой ни будь хрени, пляж точно смоет морем.
Меня будто обухом ударило по голове: — А как же люди, те, что на пляже?
— Их смоет в море, — внешне невозмутимо говорит Аскольд, — если мы не сможем их убедить убраться подальше в скалы, — после небольшой паузы добавляет он.
— Надо спасать людей! — кричит Семён.
Длинный ветвистый электрический разряд калечит небо над головами, освещается немыслимо ярким светом и, внезапно грянул такой ужасающей силы гром, что я едва устоял на ногах, Семён отшатывается, сереет лицом, Аскольд улыбается: — Однако поторапливаться надо, князь.
Налетает тугой порыв ветра, мигом сносит с моря клочья пены и, небо будто лопается. Шквал из дождя тяжёлыми струями ринулся на берег, моментально изменив весь пляжный ландшафт в нечто суровое, страшное, серое. Бесчисленные молнии, наскакивая друг на друга, вызывают такую оргию огня, что зрелище буквально гипнотизирует. Раскаты грома звучат неправдоподобно мощно, перепонки едва выдерживают канонаду. Ветер стремительно усиливается, море бушует, клочья пены взвиваются в воздух, и тяжёлые волны вздыбливаются над пляжем.
— Берегом не пройдём, уходим в скалы! — кричит Аскольд.
— А как же люди? — Семён белее мела.
— Мы им нечем не поможем. Но, думаю, не бараны, догадаются уйти в скалы! — мрачно кричит Аскольд.
Мы ринулись к крутым скалам, по которым, вперемежку с глиной, пенистыми потоками несутся струи воды. С первого взгляда видно, испытание будет не лёгким, а клокочущие волны уже догоняют. Мы как горные козлы карабкаемся по опасным склонам, а волны разъярённо бушуют у подножья скал, изредка окатывая спины едкой солёной пеной.
Как не сорвались, одному богу известно, но это восхождение не забуду всю жизнь. Дождевые потоки, смешанные с глиной делают поверхность каменных стен такой скользкой, что, даже опытных скалолазов постигла бы печальная участь, но нас словно оберегают свыше.
Мокрые, грязные, в крови, мы выбираемся на поверхность, и нас чуть не сбрасывает ураганным ветром обратно со скал. Ползком, хватаясь за густую траву, лихорадочно покидаем опасные склоны. Шестое чувство, указывает мне укрытие. Я нахожу груду камней заросших лишайниками и травой и маленькую пёщерку под ними. Аскольд, ловким движением отрывает голову хозяйке этого места, толстой змее и мы оказываемся в относительной безопасности. Тесно прижимаемся друг к другу. Дрожим от холода, а вокруг бесчинствует гроза, полыхают молнии, ветер гудит в траве, но от ливня мы избавлены.
Гроза продолжается несколько часов, то затихает, то наращивает свою мощь. Молнии, огненными столбами бьют в опасной близости, яростно шипят, трещат, разбрасывают искры и распространяют вокруг себя неповторимый запах, какой-то освежающий, резкий и грозный.
Семён забивается в угол пещерки в тоске и в страхе. У Аскольда, напротив, глаза горят в восхищении, на щеках выступил лёгкий румянец. Что касается меня, всё это будоражит кровь, адреналин заставляет учащённо стучать сердце, но эта непогода… мне нравится, я наслаждаюсь ею. Странно, правда?
Но вот, ветер стихает. Ливень превращается просто в дождь, молнии ушли за горизонт, гром мурлычет далеко за лесом. Я выбираюсь из камней, подставляю испачканное в глине тело под прохладные струи дождя. Аскольд, присоединяется ко мне, а под камнями всё ещё дрожит Семён, не решаясь выбраться из сырого убежища.
Небо очищается от серости и черноты, чистое солнце улыбнулось с небес, и заливает округу тёплыми лучами. Тройная, нет, четверная, или даже пятерная радуга проявляется над морем и заполняет сердца восторгом и надеждой. На этот раз и угрюмый Семён, кряхтя, подходит к нам и, глядя на радугу, вдруг как ребёнок, улыбается широко и открыто.
Море ещё в клочьях пены, а самой поверхности не видно и этот контраст ярко синего неба с великолепной радугой и все ещё разъярённой поверхностью приводит в изумление. Как прекрасен этот мир!
Обычно невозмутимый, хорошо скрывающий эмоции Аскольд млеет от восторга, дышит полной грудью, впитывает свежий слегка солёный воздух. Семён и я, также наслаждаемся первобытной чистотой ещё не загаженного людьми мира.
Не торопясь идём вдоль обрыва в сторону лагеря. Что там произошло? Как люди пережили удар стихии? Я пытаюсь сострадать, но где-то внутри меня говорит, всё в порядке. Мнём и рассекаем собой густую траву, одежда прилипает к телу, холодит, но солнце уже крепко печёт, и от одежды струится пар. Высоко в небе застыли несколько грифов, выискивая добычу. Каждый может унести в своих когтях человека, но я их не боюсь. Пусть они боятся нас!
Аскольд подвязал к поясу убитую им змею, может шкуру снимет, а вероятнее — съёст, но скорее всего — то и другое.
Семён косится на неё, вздрагивая от отвращения, Аскольд улавливает его взгляд, вздёргивает бородку к верху: — Жирная, на углях запечь, язык проглотишь. Первый кусок тебе, мой друг.
Семён едва справляется с тошнотой, кидает на Аскольда осуждающий взгляд, тот истолковал по-своему и вновь гвоздит: — Уговорил, два куска дам.
— Пошёл ты! — не справился с раздражением Семён.
— Хорошо, всю отдам, — потешается Аскольд.
Я не слишком брезгливый, поэтому меня не заводит их диалог. Где-то слышал, что запеченные в углях змеи, действительно вкусные, я бы попробовал.
Семён, пыхтя, обгоняет нас, демонстративно уходит далеко вперёд, но над степью проносится странный тяжёлый звук и вслед за ним, резкий рёв, далеко, у самого леса пасётся стадо доисторических слонов. Семён резко сбавляет шаг, в нерешительности останавливается.
— Они далеко, — успокаивающе произносит Аскольд.
— А мне по барабану, — неучтиво изрекает Семён, ему не понравилось, что увидели его испуг.
— А-а, тогда конечно, — усмехается Аскольд. — Но в той стороне, какой-то хищник охотится… да не на нас, на зайцев, это лисица, — увидев как изменился в лице Семён, со смехом добавляет он.
— С чего решил, что это лисица? — я замечаю, как в отдалении колыхнулась трава, и мелькнул длинный рыжий хвост, затем массивный бок с полосами. — Сдаётся мне, тот хищник не на зайцев охотится, — я коснулся пистолета, но передумываю и поднимаю копьё, от него толку сейчас больше, чем от пуль девятого калибра, даже при наличии бронебойных пуль.
