Майкл Крайтон - Стрела времени
– Андре Мальро [21] удалось воспрепятствовать этому. Он убедил французское правительство наскрести денег и взяться за реставрацию старинных построек. Народ считал его сумасшедшим. А теперь Сарла оказался самым аутентичным средневековым городом во Франции и одной из главных приманок для туристов в стране.
– Очаровательно, – неопределенно откликнулась женщина.
Внезапно оба мужчины вместе возвратились к столу, уселись и с видом выполненного долга одинаковыми движениями убрали в карманы свои телефоны.
– Что случилось? – поинтересовалась Кейт.
– Биржа закрылась, – объяснил один из них. – Вы говорили о Кастельгарде. Так что же в нем такого особенного?
– Мы говорили о том, – сказал Марек, – что в нем никогда и никто не производил земляных работ. Но для нас также важно, что Кастельгард – это типичный укрепленный город четырнадцатого века. Сам город старше, но между 1300-м и 1400 годом в нем было возведено очень много построек, а старые перестроены для укрепления обороны: стали толще стены, выстроен их второй ряд, более сложными стали рвы и ворота.
– Когда эго все происходило? В Темные века? [22] – спросил один из мужчин, наливая себе вина.
– Нет, – ответил Марек. – Технически, это Высокое Средневековье.
– Не такое высокое, как хотелось бы мне, – ответил биржевик. – А что там идет перед ним? Низкое Средневековье?
– Правильно, – сказал Марек.
– Эй, – воскликнул его собеседник, поднимая свой бокал, – ну, по первой!
* * *Примерно за сорок лет до наступления новой эры всей Европой управляли римляне. Та часть Франции, где они находились, в древности называлась Аквитанией. Это название она получила от римских колонизаторов. Римляне строили по всей Европе дороги, организовывали торговые отношения и поддерживали общественный порядок. Европа процветала.
Позднее, где-то в 400 году новой эры, Рим начал отзывать своих солдат, выводить гарнизоны. После крушения империи Европа погрязла в беззаконии, которое продолжалось целых пятьсот лет. Численность населения многократно снизилась, торговля погибла, города превратились в мелкие поселения. Все римские провинции были захвачены варварскими ордами. Здесь хозяйничали готы и вандалы, гунны и викинги. Этот темный период получил название Низкого Средневековья.
– Но к концу тысячелетия – я имею в виду тысячный год – положение начало улучшаться, – сказал Марек. – К этому времени образовалось новое государственное устройство, которое мы называем теперь «феодальной системой», хотя в те времена люди и представления не имели об этом термине.
С возникновением феодализма появились сильные владыки, которые оказались в состоянии обеспечить порядок в своих владениях. Новая система работала. Сельское хозяйство стало развиваться. Торговля возобновилась, города начали расти. И к тысяча двухсотому году Европа вновь расцвела, и населения в ней оказалось даже больше, чем было во времена Римской империи.
– Получается, что этот самый тысяча двухсотый год можно считать началом Высокого Средневековья – времени роста и расцвета культуры.
Реакция американцев на эту микролекцию оказалась скептической.
– Если все было так хорошо, то зачем нужно было возводить повсюду столько оборонительных сооружений?
– Из-за Столетней войны, – объяснил Марек, – которую вели между собой Англия и Франция.
– Наверно, это была религиозная война?
– Нет, – ответил Марек. – Религия не имела к этому никакого отношения. В то время все были католиками.
– Неужели? А как же протестанты?
– Не было никаких протестантов.
– А где же они были?
– Они тогда еще не выдумали себя, – высказал афоризм Марек.
– Да ну! Тогда из-за чего же они воевали?
– Из-за суверенитета. Значительная часть Франции принадлежала тогда Англии.
Один из мужчин недовольно нахмурился.
– Что вы болтаете? Франция принадлежала Англии?
Марек вздохнул.
* * *У него было собственное определение для таких людей: «провинциалы времени» – люди, не знавшие прошлого и гордившиеся этим.
Провинциалы времени были убеждены, что настоящее является единственным временем, которое имеет хоть какое-то значение, и все, что происходило ранее, можно преспокойно игнорировать. Современный мир был неотразимым и новым, а прошлое не имело для них никакого значения. Изучение истории было таким же бессмысленным занятием, как, к примеру, овладение азбукой Морзе или искусством управления грузовым фургоном. И Средневековье – все эти рыцари в звенящей броне и дамы в высоких остроконечных головных уборах – настолько, очевидно, не имело отношения к реальности, что о нем и вовсе не стоило разговаривать.
Но суть заключалась в том, что основы современного мира были заложены именно в Средневековье. Все, начиная от системы правосудия до моноэтнического государства, от технологии до концепции романтичной любви первоначально возникло в средневековые времена. И самим понятием «рыночная экономика», которой эти биржевые маклеры поклонялись, они были обязаны Средневековью. Если они не знали этого, значит, они не знали главного о том, кем они сами являются. Почему они делают то, что делают. Откуда они возникли.
Профессор Джонстон часто говорил, что человек, не знающий истории, не знает ничего Это все равно что лист, не знающий, что он является частью дерева.
* * *А биржевик продолжал наскакивать на Марека. Именно так все невежи отстаивают свое право на незнание.
– Да что за чушь вы несете! Англия владела частью Франции? Это же совершенный бред Англичане и французы всегда ненавидели друг друга.
– Вовсе не всегда, – возразил Марек. – Ведь мы говорим о том, что происходило шестьсот лет назад. Мир тогда был совсем не таким, как теперь. И англичане с французами были намного ближе друг к другу. После того как норманны в 1066 году захватили Англию, практически вся аристократия на острове оказалась французской. Они говорили по-французски, ели французские блюда, одевались по французской моде. И не следует видеть ничего удивительного в том, что они оккупировали французскую территорию. Вот и здесь, на юге, они больше ста лет владели Аквитанией.
– Допустим. Но все же чего ради велась эта война? Вероятно, французы решили возвратить все эти земли себе?
– Примерно так.
– Ну и людишки! – буркнул биржевик.
* * *Марек говорил так, будто читал лекцию первокурсникам, а Крис тем временем изучал глаза Кейт. Сейчас, при свете люминесцентных ламп, черты ее лица, которые при свете солнца казались грубыми, выглядели гораздо мягче. Она вдруг показалась ему привлекательной.
