Андрей Круз - Лучший гарпунщик
- А что за машина у вас? - спросил я Веру.
- Обычная, судовая, - прожевав, пожала она плечами. - Средняя.
- А еще какие есть? - уточнил я.
- Большие и малые, - удивительно емко ответила она.
- И на чем она работает? - зашел я с другой стороны.
- Как на чем? - посмотрела она на меня с удивлением. - На воде и масле. На чем еще машины работают?
- У нас, там…, - я неопределенно кивнул куда-то себе за спину, подразумевая свой мир, - … машины на чем только не работают, самые разные есть. Поэтому и спрашиваю.
- У нас машина одна, - ответила она категорично. - И на судах, и для мастерских, и для электричества, если оно есть.
- И как работает?
- Дай поесть, а? - поморщилась она. - Иван-моторист тебе все расскажет.
- Вы в школе устройство машин проходили? - спросил я, зайдя с другой стороны.
- А как же! - гордо ответила Вера, цепляя с дощечки очередной кусок рыбы. - Проходили.
- И оценки ставят?
- Ставят…, - с оттенком недоумения нахмурилась она. - Как же без оценок?
- И что у тебя по устройству машин было? - спросил я напрямую.
- Что надо, то и было, - сразу насупилась она, зацепила белыми зубами рыбу с вилки и начала подчеркнуто тщательно ее пережевывать.
Я решил не добивать ее, потому что тема оценок по «Теории машин и механизмов» ее явно не вдохновляла на продолжение беседы, и тоже вернулся к обеду. Так, в сосредоточенном молчании, мы доели наш обед, после чего легальные поводы не возвращаться на борт шхуны были окончательно исчерпаны. Вера это поняла, потому что вздохнула, подхватила с земли стоящий между ног ранец, и спросила:
- Пойдем, что ли?
- Пойдем. - кивнул я. - Чего тянуть? Чему быть, того не миновать.
Я тоже закинул ранец на плечо, и пошел следом за решительно зашагавшей девочкой. Мы прошли «рыбацкий сектор» гавани, затем потянулись пирсы, к которым были пришвартованы суда побольше. Стояли они плотно, одно за другим. На некоторые как раз грузили товар с помощью примитивных кранов с приводом от ручных лебедок, на иных шла приборка и покраска, а на некоторых палубы были пустынны.
- Вера, а в судах ты разбираешься? - спросил я.
- А как же? - даже удивилась она вопросу. - У нашей семьи вся торговля морем всегда была. Как мне не разбираться?
- Так просвети тогда, как что называется, чтобы мне совсем дураком не выглядеть, - попросил ее я. - Вон та большая посудина как называется?
Я показал на судно метров пятидесяти в длину, широкое, с тремя мачтами и длинной надстройкой на палубе. На корме его красовалась надпись белым по черному: «Нарвал».
- Это барк, - сразу сказала она. - Принадлежит Христианскому Промышленному Дому, доставляет всякий товар с Большого острова. Больше этих судов и не строят ничего.
- А вот это что?
Палец мой указал на одномачтовое суденышко метров пятнадцати, или чуть больше, в длину, на корме которого сидел, свесив босые ноги за борт, матрос в белых холщовых портках и удил рыбу с борта.
- Шлюп, - ответила Вера. - Видишь, какой он широкий и развалистый в миделе? Если бы он был уже и нос острее, то была бы яхта. Да, и у яхты водоизмещение поменьше, с грузом они не ходят. Корпус узкий, нос острый, а у шлюпа - все как у земляной шаланды.
- А как они ходят? - уточнил я. - Ну, яхты, я имею ввиду.
- Пакетботами и почтовыми судами, - ответила девочка. - Иногда пассажиров берут, если место есть. И у Церковной стражи посыльные яхты есть, но на тех еще и по две пушки.
Вот как… еще интересная деталька, не забыть бы расспросить. Пушек я пока не видел, к слову.
- А «Закатная чайка» - шхуна? - уточнил я.
- Шхуна, - кивнула девочка. - Шхуны у тех купцов, которые далеко ходят, а груза возят не так, чтобы слишком много. Зато идут быстро. А вон там, видишь? В конце пирса?
Ее маленькая ладонь указала на двухмачтовое грузовое судно, явно не скоростное, широкое, с высокими бортами и наверняка - с объемистым трюмным чревом.
- Толстяк какой, - усмехнулся я.
- Верно, - скупо улыбнулась на комментарий девочка. - Это лихтер. На них ходят те, кому спешить некуда, а груза берут много. И с ним небольшая команда может управляться, так что купцы такие любят строить. Такой лихтер везет груза как две наших «Чайки».
Как я понял, на этом список строящихся здесь судов и исчерпался, если не считать всевозможные рыбацкие баркасы, шаланды, шлюпки с судов и крошечные верткие тузики, скопление которых вплотную примыкало к рыбному рынку.
Так мы прошли шесть капитальных каменных причалов, далеко отходящих от набережной, и добрались до последнего, седьмого, в самом конце которого и пришвартовалась «Закатная чайка». С борта на причал были переброшены узкие дощатые сходни с канатными леерами.
Палуба немаленькой, в общем, шхуны, с такого расстояния показалась тесноватой, ее среднюю часть занимала невысока надстройка ходовой рубки. Сама тиковая палуба была выскоблена и пропиталась морской солью до белизны. На самом носу, равно как и на корме, стояли две металлические треноги, мощные и тяжелые, назначения которых я так и не понял.
За надстройкой, у самой полукруглой кормы с далеко выдающимся назад ахтерштевнем, у поднятой двойной крышки большого люка, рядом которым возвышались невысокие изогнутые трубы, сидел на корточках голый по пояс загорелый человек в грубых холщовых портках, застегивающихся на боку с захлестом, как у всех нормальных моряков, и с всклокоченной седоватой бородой. Руки у него были измазаны по локоть в машинном масле, босые пятки по цвету соперничали со смолой, а сам он коротким широким ножом, похожим на сапожный, сдирал резиновую прокладку с какой-то металлической детали. Длинные седые волосы были забраны на затылке в хвост, перехваченный кожаным шнурком, на шее висел простой латунный крестик.
Человек поднял голову, услышав наши шаги, внимательно посмотрел на Веру светлыми, словно выцветшими на солнце глазами в окружении частых морщин, дождался, когда мы подойдем ближе, и лишь затем спросил:
- Что случилось? Где все?
- Погибли все, дядя Ваня. Никого не осталось, - сказала Вера, и заплакала, в первый раз с похорон отца.
- Драка.
Уже день клонился к вечеру, когда Вера закончила свою историю. Иван-моторист слушал внимательно, часто переспрашивал и уточнял. Рассказ про меня принял на веру, вроде бы. Пока Вера рассказывала, он вскипятил чайник, молча поставил перед нами на палубе три кружки с ароматным чаем, а к нему выложил полупрозрачную сахарную голову со щипцами.
Мы с Верой пили чай внакладку, а Иван - вприкуску, да еще и из блюдечка.
- Дядя Ваня, - вдруг спросила Вера, когда разговор к концу подошел. - А где Игнатий?
