Василий Бережной - Космический Гольфстрим
— Никаких признаков? — переспросил Нескуба. — Это облегчает ситуацию.
— Правда, один город нам открылся…
— Что вы сказали?
— Город, созданный природой. Настоящие архитектурные ансамбли в монументальном стиле. Площади, улицы, арки…
— Так, может быть, это мертвая цивилизация?
— Исключается. Мы убедились: игра природы. Но в будущем… — Павзевей посмотрел на сонного Сиагуру. — В будущем, возможно, возникнет и город. Первым это чудо заметил планетолог, и хорошо бы назвать город его именем.
— Город Сиагуру, — вскинул брови Нескуба, — звучит неплохо. Что собираетесь делать сейчас?
— Хочется как можно скорее выйти на поверхность планеты. Пыль, кажется, уже осела.
— Можете выходить. Связь не выключайте: мы все здесь хотим видеть это выдающееся событие.
— Понятно.
— И хотя ни зверей, ни птиц, по вашим наблюдениям, на планете нет, вы должны быть начеку, — по-товарищески строго заметил капитан. — Согласитесь: не исключена возможность мимикрии.
— Естественно.
— И в синих зарослях, быть может, притаился синий дракон, — улыбнулся Нескуба.
— От «Инструкции» не отклонимся ни на йоту, — заверил командир «Гондолы».
— Не забывайте: «Инструкция» не может предусмотреть все возможные случаи.
— Там есть пункт об инициативе, об интуиции, — ответил Павзевей. Он прекрасно понял намек капитана на его, Павзевея, гипертрофированную пунктуальность.
— Желаю успеха.
Экипаж «Гондолы» сразу же начал готовиться к выходу… Они еще будут высаживаться в белых полярных краях и в синих лесных массивах, в горных местностях и на берегах рек среди широких голубых равнин и в конце концов привыкнут к этому. Но первый выход на планету не забудется никогда.
Павзевей растолкал планетолога и таким простейшим способом вернул его с берегов Сахарского моря сюда, на Гантель.
— Приготовиться к выходу! — скомандовал Павзевей. — Вы вдвоем выходите, я остаюсь у пульта.
— Исторический момент, — сказал Сиагуру, вставая с кресла. — О, Гантель уже накинула на нас свою гравитационную сеть.
— Адаптируемся, — воскликнул Саке Мацу. — Невесомость осточертела.
Сиагуру, привычно хватаясь то за спинки сидений, то за петли, свисавшие с обшивки, пробрался к выходному люку.
— Скафандр! — скомандовал Павзевей.
— Зачем? — возразил Сиагуру. — Состав атмосферы известен. — Его белозубая улыбка могла обезоружить кого угодно, но не Павзевея. — И температура оптимальная. Как в тропиках.
— Инструкция! — твердо произнес командир, вставляя в ухо миниатюрный наушник.
Планетолог перестал улыбаться: ведь если уж зашла речь об основном законе астронавтов, тут уж не до шуток. Достал свой белый как снег скафандр и начал его натягивать. Его примеру последовал и Саке Мацу. Проверили друг у друга многочисленные застежки, прихватили кое-какие приборы, в том числе магнитометр и спектрометр, не забыли и об инструменте, — все это оттопырило накладные карманы, наполнило ранцы, горбившиеся на плечах.
Глядя на их неуклюжие фигуры, Павзевей сказал:
— После того как сделаем химический анализ воздуха, почвы, растений, и если он окажется, благоприятным, когда определим уровень радиации, и он не превысит нормы, — вот тогда можно будет сбросить с себя все это.
— Все будет нормально! — прозвучал в командирском наушничке голос Сиагуру. — Эта планета уже на такой стадии развития…
— Не «эта планета», — сказал Саке Мацу, — а наша Гантель. Пора привыкать.
— Справедливо, — заметил Павзевей.
— Ясно, — откликнулся Сиагуру, — наша Гантель, наша Гантель! Так вот, эта планета, то есть, извините, наша Гантель, пребывает на такой стадии развития, когда ей не хватает именно нас…
— Можно войти в шлюзовую камеру, — сказал Павзевей. С высоты восемнадцати тысяч километров — там проходит стационарная орбита «Викинга» — земляне, затаив дыхание, наблюдали, как «Гондола» выбросила лестничный пандус и как по нему сошли на поверхность планеты два их товарища.
Свершилось!
Сиагуру и Саке Мацу переставляли ноги осторожно, словно апробируя почву на устойчивость и как бы не веря, что здесь, на этой невероятно далекой планете, такой не похожей на родную Землю, придется бороться за жизнь им, их детям, внукам и правнукам…
Но вот первые люди на Гантели освоились, пошли твердым шагом, хотя и вперевалочку, потому что с непривычки их покачивало как пьяных. Они и на самом деле захмелели от радости, что после долгих лет, исполненных опасности, межзвездный Гольфстрим вынес их наконец на твердую почву.
Саке Мацу и Сиагуру обернулись, чтобы их лица были видны на экранах «Гондолы» и «Викинга», и приветливо помахали руками.
Свершилось!
Планетолог хотел что-то сказать, но разволновался и не смог.
А Саке Мацу мысленно прощался со своим Фудзи, это он ему, белоголовому, приветливо махал рукой, Фудзи и всей Земле.
Свершилось!
— Вот и окончена наша одиссея! — В голосе Алка — детский восторг. — Я бредил этим днем. Открою вам секрет, Эола: кроме семян основных питательных культур я прихватил немало других. Будут у нас и деревья, нужные в хозяйстве. Скоро обработаю экспериментальные делянки, проведу лабораторные исследования. И начнется на Гантели растительная революция!
Эвакуация «Викинга» шла полным ходом, и они встретились в шлюзовой камере, куда Алк принес длинный ящик, а Эола — пакеты с медикаментами. В ее присутствии Алк терялся, разговаривал слишком громко и краснел как девушка. Это смешило Эолу, но она не подавала виду. Держалась сдержанно, холодновато.
— А приживутся ли? — высказала сомнение. — Среда непривычная.
— Уверен — вырастут. Выведу гибриды, они быстрее приспособятся. Вообще генетическая инженерия открывает такие возможности…
Сдав свои грузы, вышли из шлюзовой камеры, пропуская туда других. «Викинг» напоминал потревоженный муравейник: все что-то упаковывали и несли в камеру, пока она заполнялась. А затем вход герметически закрывался, и двое мужчин в скафандрах, открыв выходной люк, перегружали содержимое в обширное чрево так называемого спускового контейнера, совершавшего челночные рейсы «Викинг»- Гантель — «Викинг».
Алк торопливо семенил за Эолой, не отставая ни на шаг, и она ощущала его дыхание на своей шее.
— Вырастут и плодовые деревья, и твердые породы… восклицал он, словно давая клятву.
— Жаль только, что не будет птиц, — вздохнула Эола. — И пенье соловья мы услышим разве только в записи.
Ботаник рассмеялся:
— Пенье соловья! Да зачем оно вам? Неужели невозможно прожить без этого свиста? Разве он дает нам какие-нибудь калории?
