Олег Котенко - Слово говорящего
Глотая колючий воздух, Кагэро выбежал вон. Безразличные взгляды вонзались в него подобно копьям. Он остановился где-то на полпути к выходу из дворца. - Отвернитесь! - заорал изо всех сил. И это помогло. Пришла усталость, захотелось лечь и никого не видеть. И ничего не слышать. Когда он вернулся в зал, все было убрано и вымыто. Ни капли крови не осталось на каменном, отполированном до зеркального блеска полу. Кагэро мысленно поблагодарил слуг - заметь он где-нибудь кровь, вообще потерял бы сознание. Оказывается, это очень трудно - убивать. Раньше человеческая жизнь, тем более, жизнь абсолютно чужого человека для него ничего не значила. Сейчас же убийство полусумасшедшего крестьянина, которого вообще впустили по ошибке, все перевернуло в нем. Сердце жала такая боль, что впору было самому себе вонзить меч в живот. Он не мог отогнать назойливые мысли, в которых постоянно возвращался в тот круг из света. Кагэро принялся мерить шагами зал. Немалых размеров, он был полон той роскоши, на которую давно никто не обращает внимания и служит она лишь для _отделения от остальных_. В чужой шкуре Кагэро чувствовал себя как в тюрьме - хочется вырваться, да нельзя. Это камера с глухими стенами, без окон и дверей. И Кагэро яростно впечатывал ступни в каменный пол.
* * *
Так прошло несколько дней - в непрерывных душевных мучениях. Кагэро оказался на грани сумасшествия. Он стал всего бояться. Собственная тень иногда казалась ему жутким существом _с той стороны_. Покорные слуги и стражники - мертвецами, которые по злой прихоти колдуна не могут найти успокоения. Но самым страшным временем была ночь. Каждый шорох, а ими огромный дворец был наполнен до отказа, заставлял сердце подпрыгивать чуть ли не до подбородка. А потом пришла весть, которая всколыхнула все дворцовое болото. Восстание. На юге страны. Массовое восстание ремесленников и рабочих. Они были неопытны в военном деле, но их было много, очень много. И, что встревожило больше всего, к ним примыкали люди. Они двигались на север громадной, постоянно нарастающей волной. Война. И снова война. Когда же закончатся эти войны? Сказали, что в окрестных селениях начались волнения. Кагэро не встречал на лицах дворцовых слуг и прочих людей, пригревшихся под теплым боком императора, страха. Они знали, что выживут. Что даже если бунтари будут атаковать дворец и прекрасная охрана, настоящая небольшая армия, не выдержит напора, они смогут уйти через один из тайных лазов. И Кагэро тоже, знал, что при любом раскладе останется в живых. Но! Ведь он носит лицо настоящего императора, которого звали Госага. Как он после этого сможет показаться на людях? Впрочем, он не верил, что какое-то восстание, невесть как вообще родившееся, перерастет в настоящую войну. Возможно, это от незнания - в ту глушь, где Кагэро прожил большую часть жизни, новости приходят раз в год, если не реже. И новая мысль заставила его сознание вздрогнуть. Большую часть жизни... Но ведь было что-то до этого. Кагэро поймал себя на том, что совершенно не помнит своего детства и отрочества. Мало того, ему никогда даже в голову не приходило _вспоминать_. Словно кто-то наложил на эту часть памяти некий запрет. Запер на сто замков. Что же было?.. Он нашел какую-то комнатку, где не ощущалась всеобщая суматоха. Наверное, в этот момент его искали, но Кагэро было не до этого. Ему нужно было подумать. Обязательно нужно вспомнить, что было... Чертова память, будь ты неладна. Кагэро даже вспотел от волнения и напряжения. Но как ни старался, почти ничего не смог выловить из этого черного омута, откуда несло болотом... Впрочем, кое-что ему все же удалось вспомнить. Но только горы. Белые, ослепительно-яркие шапки на верхушках гор. Гора Фудзи. И все это не далеко, как привык он видеть, а здесь, совсем рядом... Селение. То самое, где он жил. Там веками устанавливались собственные обычаи, так как селение было абсолютно изолированное от остального мира. До десяти лет Кагэро считал, что мир ограничивается несколькими доступными ему долинами, а за _разломом_ уже не было ничего. Разлом - гигантское ущелье, вероятнее всего, просто трещина. Очень древняя. Наверное, она и отрезала людям путь назад. Людям, которые пришли на новое место. И они жили собственной жизнью. Потом, когда Кагэро убежал... Да, он нашел путь и смог убежать, потому что... И ему пришлось заново учиться разговаривать. Люди, которых он встретил, не понимали его, а он не понимал их. Казалось, слова похожи, но смысл ускользал. Убежал он из-за этих самых обычаев. Люди поклонялись каким-то своим богам, строили жертвенники, приносили жертвы. Чаще всего жертвами становились люди, младенцы или молодые женщины. Пять дней их кормили лучшей пищей и поили лучшей водой. За пять дней люди успевали стать такими толстыми, что Кагэро удивлялся, как не ломаются носилки, на которых их несли к жертвеннику. Но это что касается женщин. Младенцев просто забирали у матери. Впрочем, никто и не возражал. Во-первых, потому что жрецы считались кем-то, кто стоит гораздо выше обычных людей. Во-вторых, матери еще до рождения ребенка сообщали, что выбрали именно ее сына или дочь. И тогда уже мать жила, как богиня. Все месяцы беременности. Когда наступали роды, ее опаивали каким-то варевом, которое было призвано избавить ее от боли и, тем самым, охранить ребенка от лишних потрясений. Ведь известно, что дети чувствуют то же, что и матери, особенно нерожденные дети. И наоборот. Зелье и впрямь унимало боль, но что-то в нем было... Женщины очень быстро гасли, усыхали и, в конце концов, умирали. И тут Кагэро будто получил удар молнией. Ну конечно! Его тоже должны были принести в жертву, бросить живого в ритуальный костер под ритмичный гул барабанов. Именно живого, чтобы жизненная сила смешалась с огнем и тот насытился. Да, они поклонялись и огню тоже. Зачем божеству холодный труп? Но жрецам мальчик не понравился. Он выглядел больным: был бледен, очень худ. Его вообще хотели выбросить в пропасть, как поступали со всеми больными младенцами, но не выбросили. Одна женщина взяла его. Зачем?.. Но Кагэро мысленно поблагодарил ее... Или ему нужно было проклясть ее? Пусть бы его бросили на камни, зато его миновал бы весь этот ад... Кагэро едва не захлебнулся от потока воспоминаний. Стоило выскочить наружу одной картинке из-под покрывала памяти, как вслед за ней посыпалось то, о чем он и не хотел бы вспоминать. Например, сумасшедшую женщину, которая заменила ему мать. Она рыдала и заламывала руки, когда находила на коже Кагэро крохотную царапинку, но она же жестоко избивала его в моменты приступов. Она била его палкой, толстой деревянной палкой. Хорошо, что женщина, мужчина бы так приложился, что и слег бы навеки Кагэро. И тогда он убежал. Сначала он скрылся в ближайших горах, но это укрытие могло быть только временным. Однажды ночью, сидя за камнями, он видел, как убила себя та женщина. Она очень громко кричала и плакала, бегала по улицам, цеплялась ко всем за одежду. А потом просто схватила нож и всадила себе в грудь. Прямо там, на виду у всех. И ничего не произошло. Кое-кто покачал головой, тело просто убрали и все, больше Кагэро ничего не видел. Наконец, он нашел способ выбраться из каменной тюрьмы. Дерево росло прямо на скалах. Если его повалить, то можно перебраться на ту сторону. Его не заметили, потому что оно невысокое и очень тонкое. Мальчика еще выдержит, а вот под взрослым затрещит. Ущелье в нескольких местах было уже, чем везде. Кагэро расшатал дерево, обрубил корни острыми камнями - деревья, растущие на камнях, держатся за них не очень прочно. Дерево достало, но его так мотало над пропастью, что ни один нормальный человек в здравом уме не полез бы по этому мостику. Кагэро полез. И переполз на другую сторону, хотя на то время, пока он лез, сердце его остановилось. Потом он несколько дней подряд бежал. Ночью лежал, обливаясь потом, а боль истязала мышцы, утром он снова пускался в бег. И вскоре просто свалился обессиленный. Голод и немыслимые нагрузки, да вдобавок жажда - а Кагэро тогда было лет четырнадцать-пятнадцать. Много ли надо? Он был тогда уверен, что пришел его конец. И умирал без всякой злобы в мыслях. Что умирающему прежние обиды? Какое они теперь имеют для него значение? А ничего такого, за что нужно обязательно отомстить, у него в памяти не было. Тогда не было. Кагэро даже улыбнулся, когда вспомнил о мести. Он подождет несколько дней. Нет никакого смысла бросать солдат в бой сейчас - это только потери. Гораздо важнее укрепиться здесь. Хоть это и последний шанс - для солдат, не для него. И всем этим слугам он тоже не даст спастись. Пусть берут мечи, копья - и в перед, благо, этого добра во дворце на всех хватит. Нечего, нечего отсиживаться... А некоторых из восставших он даже оставит в живых. На время. Мысль радостно билась в мозгу. Кагэро зашагал по дворцовым коридорам, вышел на балкон - подобие балкона, огромная огороженная площадка, нависающая над бездной. Отсюда ему была отлично видна дорога. Сейчас над ней курилась пыль, а скоро она встанет настоящей тучей. Он перебирал в памяти лица тех, кого ему нужно будет узнать среди огромной, наверняка, грязной, истощенной, озлобленной толпы. Лица тех, кто превратил его в калеку. Если бы не Мудзюру... Опять "если бы"! Выходит, Кагэро почти всем, что имеет, обязан зеленоглазому демону! Ох, как это тяжко, чувствовать себя должником... Долг он как меч над головой висит. Как камень на сердце - и давит, давит, давит... И почему этот камень моментально обращается в золотой слиток, который ходит в карман тому, кому должен? ...если бы не Мудзюру, Кагэро никогда и не смог бы держать спину прямо. Мог бы выступать, себя, уродца, показывать. Впрочем, кто бы стал на него смотреть? Что можно увидеть в грязном оборванце-калеке? Ох, лучше бы они его тогда убили... Лучше бы ты, Сидзима, не брался за меня... Ничего, еще будет шанс умереть.
