Сергей Герасимов - Власть подвала
– Нет, меньше. Долларов сто. Это гениально.
– Что гениально?
– Твои поля, это же не совпадение! Твои поля сломали компьютер. Я о таком даже не читал. Прямое воздействие на техническое устройство.
– Так что теперь?
– Теперь я включу вот этот. Он не такой дорогой, зато дубовый. Попробуй сломать его.
25
До завтрашнего вечера оставалась уйма времени и я решил проконтролировать другие дела. Я заявился на улицу Продольную, 148, в квартиру 43. Коля был дома, и ничем не занимался, как я ему и приказал. Он явно обрадовался моему приходу.
В углах под потолком сидели голодные пауки; пол давно не метен; сильный запах борща.
– Скучно. Кушать будете?
– Борщ? – спросил я.
– Телепатия?
– Нет, просто нюх. Давай что-нибудь простое. Например, чай с бутербродами.
– Тогда я быстро. Что с вашими руками?
– А что с моими руками?
– Они все в синяках.
– А, это. Несчастный случай. Я бы сказал, производственная травма. Ничего серьезного.
– Вы часто так деретесь?
– Раз в неделю, если время позволяет.
Он ушел, оставив на столе раскрытую общую тетрадь. Он только положил сверху ручку и листок бумаги. Не годится подсматривать в чужие записи, но я все же заглянул. Ничего серьезного этот юный мечтатель писать не мог. И в самом деле, это были стихи, кажется он пытался написать поэму на антивоенную тему.
Сплошной пафос, но очень оригинально. Звучало это примерно так:
Помидор упомидорил в помидорную страну,
Где семь тысяч помидоров собирались на войну.
Там чужие помидоры проросли в родной лесок,
Где зеленым помидором он копил томатный сок.
и дальше, через пару страниц:
…дайте в руки автомат,
Я вас, пестики-тычинки, порубаю на томат!
Автоматом, конечно, не рубят, и тем более, не рубают. Хотя идея интересна.
Я перелистнул еще несколько страниц. На страницах пылали звезды и свечи вперемешку с лампадами, неслись необъезженные кони и юные рыцари завоевывали любовь прекрасных дам. На рассветах и закатах пели соловьи и не разу не орали лягушки, как это бывает на самом деле. Юные девы в это время выходили из вод нагими, нисколько не опасаясь комаров. Все это было совершенно беспомощно.
Я сосредоточился и тихо произнес слова заклинания:
– Пусть он хотя бы раз в жизни напишет хорошее стихотворение.
Совершенно бесплатно. Это будет мой ему подарок.
Вскоре он принес из кухни чай с блинчиками и мы мило посидели. Он предложил выпить, но я отказался. Я уже пять лет не беру в рот ни капли спиртного. При моей работе это обязательно. Вначале было трудно, но потом привык. Теперь этот запах даже вызывает у меня отвращение.
Он подробно рассказывал о своей жизни и, в частности, как раз о том, что мне было нужно: о взаимоотношениях с соседом из сорок шестой. Как то было и нужно, они сразу невзлюбили друг друга. Несколько раз были легкие столкновения, а вчера дошло до того, что Дина (или Диана) чуть было не бросилась на обидчика.
– Он не испугался? – спросил я.
– Еще как испугался. Он просто позеленел.
– Значит, так ему и надо.
– Еще бы! Он постоянно подстраивает мне разные гадости. Но Дина защищает.
– Кстати, где она?
– Спит на кухне. Умирает от жары, а кухня все-таки на теневую сторону.
Положила голову на подоконник и спит.
– Она даже не вышла посмотреть, кто пришел.
– Да она и так знает.
Мы поболтали еще немного и я вдруг заметил в нем необычную перемену. Будто нашло облако.
– Что случилось?
– Ничего. Пропало настроение.
– На тебя непохоже.
– Не знаю. Как будто что-то случилось. Как будто пролетел печальный ангел, и махнул крылом.
– Печальных ангелов не бывает.
– Может быть. Но я же романтик, мне так чудится. Крыло у него белое и пушистое, к нему не прилипает грязь.
– А когда он дышит на стекло, стекло становится мокрым? – спросил я.
– Не надо шутить, я ведь серьезно. Я пишу стихи. Хотите прочитать?
Он протянул мне тетрадь.
– Может быть, не надо? Это все-таки личное.
– Поэт не может быть личным. Пишут всегда для кого-то. Я пока уйду, чтобы вам не мешать. Вы потом скажете как понравилось, ладно?
– Я ничего в этом не понимаю.
– Все равно, так даже лучше.
Он ушел на кухню, а я стал читать. Я добросовестно пытался найти хотя бы одну хорошую строку. Так и не удалось. Рифмы сбивались, размер прыгал, а некоторые, особо модернистские строфы звучали так, что правильно произнести их мог бы только паралитик, бьющийся в судорогах. Это напоминало попытки немого заговорить. Всего стихов было сто сорок шесть. Ни один из них не поддавался ремонту.
– Ну, как вам понравилось? – спросил он.
– Отдельные строки ничего. Но в целом, еще надо много работать.
– Я так и думал. Но это хорошо, работать я люблю. Я мечтаю написать стихотворение, которое бы состояло только из ударных слогов. Как вы думаете, это возможно?
– Возможно, – ответил я. – Есть, например, такое: «Бег дев на луг был быстр и дик». Мне пора идти.
Я положил тетрадь на стол. Обычная общая тетрадь неопределенного серо-красно-зеленого цвета. Девяноста шесть листов, исписаны почти все. Кто бы мог подумать тогда, что из-за этой тетрадки случится столько неприятностей?
26
Устройство действительно было готово к вечеру следующего дня. Правда, пришлось раскошелиться, на несколько лишних приборов. Теперь я имел дома маленький медицинский центр. Нашелся даже человек, предлагавший мне хороший энцефалограф и всего за две тысячи долларов. От энцефалографа я отказался, потому что не умею им пользоваться и слышал, что он бьется током. Компьютерный умелец всегда работал по максимуму. Сейчас, кроме пульса, компьютер контролировал давление, частоту дыхания и температуру кожи. Даже некое, неизвестное мне КГР. Каждый из параметров можно было задать заранее. В случае выключения электричества автоматически врубалась сирена. Сирена гудела от аккумулятора. Я выставил колонки на полную мощность и попробовал: орет так, что не только мертвого разбудит, тут целая братская могила вскочит на ноги, построится в шеренгу по два и побежит на плац. Прежде чем пуститься в путешествие, я полистал справочник по математике и нашел нужную теорему.
Теорема оказалась страшненькой и в задней части немного похожей на свою тезку из ноль-мира.
Я без приключений проделал знакомый путь и оказался в том же самом месте и в той же самой ситуации: двое вооруженных мужчин преследовали меня, я бежал через парк и приближался к области искажения смысла. Но на этот раз Область не вращалась. Она все же выдавала себя: теперь вместо опавших листьев там и сям лежали мандарины и лимоны, а дворники сгребали их в кучки и пытались сжечь, при этом ворчали, что плоды не горят – потому что кислые.
