Тим Пауэрс - Двенадцать часов тьмы (Врата Анубиса - 2)
Хорребин в упор посмотрел на оставшихся вожаков. Их гамаки продолжали раскачиваться взад-вперед в паутине растяжек, но они уже не кричали и не размахивали руками - они сидели тихо, скромно потупив взор, только изредка в их глазах зловеще вспыхивали красные отсветы ламп. Хорребин еще раз посмотрел на труп, потом перевел взгляд на воровских вожаков за длинным столом. Миллер, громче всех выступавший против него, старательно отводил глаза.
- Керрингтон, - мягко произнес Хорребин.
- Здесь, - откликнулся лейтенант, делая шаг вперед. Он до сих пор хромал после взбучки, полученной им в одном из Хеймаркетских борделей, но бинты уже снял, так что в целом вид у него был вполне устрашающий.
- Убей для меня Миллера.
Побелевший как полотно, задыхающийся воровской вожак отшвырнул стул и вскочил, но Керрингтон уже выхватил из-за пояса пистолет, небрежным движением навел его на Миллера и спустил курок. Пуля попала Миллеру прямо в рот и, пронзив горло, вышла чуть выше воротника.
Тело еще не рухнуло на каменный пол, а Хорребин уже победно вскинул руки.
- Видели? - заорал он, упреждая привычный ропот своих людей. - Мне ничего не стоит накормить вас всех - так или иначе.
Клоун снова улыбнулся. Удачный спектакль. Но где же доктор Ромени? Неужели прав был Миллер, и все его обещания - не более чем обман и он лишь хотел подчинить себе воровской мир Лондона? Убит ли уже король? Если убит, то почему уличные осведомители клоуна до сих пор не доложили об этом? Или эту новость тщательно скрывают? Где же Ромени, черт возьми?
В наступившей тишине неуверенные шаги в коридоре показались особенно громкими. Хорребин без особого интереса покосился на дверь - шаги отнюдь не напоминали прыгающую походку Ромени, однако глаза его тут же удивленно расширились: это оказался все же Ромени, хотя и не в обычных японских сандалиях - на нем были башмаки на высокой подошве.
Клоун окинул своих людей торжествующим взглядом и отвесил наигранно-почтительный поклон.
- Ах, ваша милость, - пропел он. - Мы уж и не чаяли вас дождаться... Тут улыбка сошла с лица Хорребина, и он пригляделся повнимательнее: бледное как смерть лицо вошедшего исказилось от боли, из носа и ушей сочилась кровь.
- Вы... Хорребин? - прохрипел человек. - Отведите... меня... в лагерь доктора Ромени... сейчас же!
Пока клоун силился понять, что же происходит, из угла калек и уродов послышалось старческое шамканье:
- Смысла нет уходить отсюда, зануда! Весь твой план мертв, как Рамзес! Зато я могу проводить тебя к человеку, который сорвал его, - и если тебе удастся изловить его и выжать из него все, это будет куда лучше, чем победа над Британией, ей-ей! - Кое-кто из нищего отребья в углу уже оправился от замешательства и отреагировал на это заявление свистом и улюлюканьем.
- Керрингтон, - прошептал Хорребин, разъяренный и вообще уже ничего не понимающий. - Убери отсюда эту тварь. Пожалуй, прибей его. - Он нервно улыбнулся Романелли. - Приношу вам свои извинения, сэр. Наши... демократические порядки порой...
Но Романелли почти с ужасом смотрел не на клоуна, а на бестелесного калеку.
- Молчать! - прошипел он.
- Правильно, заткни ему пасть, Керрингтон, - кивнул Хорребин.
- Я говорю про тебя, клоун! - взорвался Романелли. - Убирайся отсюда, если не можешь помолчать. Ты, - обернулся он к Керрингтону, - стой где стоишь. Потом он заставил себя повернуться к калеке с изуродованным лицом. - Подойди сюда!
Существо прошлепало по полу и остановилось перед ним.
- Ты - это он... - удивленно произнес Романелли, - то самое ка, что Мастер сотворил восемь лет назад. Но... эта рана на лице, судя по ее виду, зажила десятки лет назад. И твой вес... ты на грани полного развоплощения. Как такое могло произойти с тобой за восемь лет? Нет, какие восемь лет, за время с нашего последнего разговора?
- Это все Врата, открытые Фике, - прошепелявило существо. - Я прошел в одни и слишком долго шел обратно. Но давай лучше обсудим это в пути - человек, который знает все об этом, остановился в "Двухголовом лебеде" на Лед-лейн, и если ты отвезешь его в Каир для допроса с пристрастием, можно считать, время с 1802-го потеряно не зря. - Существо замолчало, переводя дух, и обратило единственный глаз на Хорребина. - Нам нужно шесть... нет, десять самых крепких и ловких твоих парней, достаточно толковых, чтобы схватить и связать большого человека, не убив его при этом и не повредив его бесценные мозги. Да, и еще пару экипажей со свежими лошадьми.
Толпа уже откровенно потешалась и злорадно хихикала. Хорребин предпринял отчаянную попытку взять власть в свои руки:
- Я не позволю приказывать какому-то там мешку с костями!
Романелли открыл рот, чтобы возразить, но уродливое существо на полу сделало ему знак молчать.
- Ты очень точно назвал то, что будет тебе приказывать, клоун, прошамкало оно. - Впрочем, ты исполнял мою волю и раньше, хотя я уже плохо помню те вечера, когда мы вместе строили планы, покачиваясь бок о бок в подземной звоннице. Вот твое рождение я помню гораздо лучше. Я знал твоего отца, когда он пешком под стол ходил, и знал его в те времена, когда он был высоким предводителем этой воровской гильдии, но и после мы сиживали с ним порой за початой бутылкой вина - уже после того, как ты снова укоротил его рост. - Существо говорило с таким воодушевлением, что выдуло изо рта пару зубов, и те медленно всплыли к потолку, словно пузырьки в масле. - Тяжело, конечно, сидеть, слушая собственные дурацкие речи и зная при этом, что они ошибочны на все сто, в ожидании того, когда стрелка наконец пройдет круг. Но я все выдержал и дождался. Я один в мире знаю все с начала до конца. Я единственный, кто действительно имеет право приказывать.
- Делай, как он говорит, - буркнул доктор Романелли.
- Воистину так, - кивнуло существо. - И когда ты изловишь его, я отправлюсь с тобой в Каир, и после того как Мастер разберется с ним, я убью то, что от него останется.
***
Переписав по памяти сопроводительное письмо в "Курьер", Дойль положил его на стопку рукописных листов, лежавших на столе рядом с мечом доктора Ромени. Странное дело, он даже не очень удивился, когда, написав первые несколько строк "Двенадцати Часов Тьмы", осознал, что, хотя его торопливый почерк почти не изменился, официальные письма, написанные левой рукой - наследие левши Беннера, - приобрели иной характер, причем знакомый - совершенно идентичный письмам Вильяма Эшблеса. Дописав же поэму до конца, он уже не сомневался в том, что, если слайд с этого листа наложить на слайд с оригинала, хранящегося в 1983 году в Британском музее, они совпадут вплоть до последней запятой и точки над "i".
"Оригинальная рукопись, - подумал он со смешанным чувством страха и неловкости. - Вот эта стопка бумаг и есть оригинальная рукопись... просто они выглядят свежее, чем когда я в первый раз увидел их в 1976-м. Ха!
