В. Бирюк - Рацухизация
Переходим в режим «война», и тихо-мирно ждём победы.
Из-за забора раздался женский вой на несколько голосов. Какой-то причитающий. «Ой, да шо ж это робится? Ой, да как же это можется? Ой, да откуда ж таки злыдни родятся?». Довольно неразборчиво, но тональность понятна.
Во дворе кто-то рявкнул. Раз и другой. Запрещающе. Не по-русски. И ноющее многоголосье вдруг взорвалось уже настоящим криком — криком боли и ужаса.
Быстрый топот босых ног по утоптанной земле двора, скрип открывающихся ворот, створки разъезжаются, и в проходе появляется женщина. Точнее — одна из девчушек-кусочниц этой зимы.
Маленькая, беременная, простоволосая, босая, в одной рубахе, подсвеченная со спины огнём костра, который горит во дворе. Делает шаг, держась за отъезжающую со скрипом створку ворот. И падает носом вперёд.
Ничком. Плашмя.
А в спине у неё торчит топор.
Генрих Штаден, описывая свои подвиги в составе опричников Ивана Грозного, живописует эпизод времён Псковского похода:
«Наверху меня встретила княгиня, хотевшая броситься мне в ноги. Но, испугавшись моего грозного вида, она бросилась назад в палаты. Я же всадил ей топор в спину, и она упала на порог. А я перешагнул через труп и познакомился с их девичьей».
Не могу сходу сообразить: то ли пришлецы уже перешли к «знакомству с девичьей», то ли так нажрались, что путают холопку с княгиней?
Инстинктивно кинулся, было, к упавшей девушке, но громкий весёлый молодой голос, что-то шутливо ответивший во дворе на чьё-то замечание — меня остановил. Человек жизнерадостно препирался с кем-то по ту сторону забора, приближался, вышел из ворот и наклонился за торчащим топором. Я махнул Сухану и чуть толкнул створку ворот закрываться.
Парень, всё ещё хмыкая на только что услышанную шутку, качнул топор в спине трупа, хлопнул по рукояти, выдёргивая, оглянулся через плечо на скрип и увидел меня.
Это было последнее, что он увидел в своей жизни: рогатина Сухана пробила в полную силу. От печени под нижними правыми рёбрами — сзади, до ключицы над левыми — спереди.
Сухан, поворачиваясь на месте, поднатужился и протащил насаженного на копьё свежего покойника, в темноту, в тень забора. А я метнулся к щели между столбом и воротиной — увидели или нет?
А фиг его знает! С этого места видна только часть двора — остальное загораживают поставленные вдоль забора амбары и сараи. Прямо перед моей щелью, слева от ворот — задний угол дровяника. Перед ним что-то происходит. Там горит костёр, мечутся какие-то тени, слышны громкие голоса и бабское вытьё.
Чего там делается — не понятно. Не знаю я, не знаю!
Я очень люблю знать. Я это уже говорил? «Хочу всё знать»! Особенно — в условиях боестолкновения. И соответственно:
«Орешек знанья твёрд, но всё же
мы не привыкли отступать!
Нам расколоть его поможет
киножурнал „Хочу всё знать!“».
Поскольку киножурнала здесь нет — придётся самому. Всё — сам, всё — сам… Сделать самому себе кино и самому посмотреть…
Вот с такой белиберденью в голове, трясясь от страха, я просочился через полуоткрытые створки ворот, подкрался к углу дровяного сарая и выглянул.
Мда… Такое кино надо видеть. Но лучше — в кино. И — издалека.
На площадке перед дровяным складом, где обычно разделывали брёвна на поленья, горел костёр.
В русском языке нет отдельного термина для названия этого места, как в других славянских языках. Порубалище? Древощепище? Брёвномогильник?
Но отношение на «Святой Руси» — вполне общеславянское. Считается, что здесь черти гуляют. Почему — не знаю. Может быть потому, что из-за характера работ здесь часто случаются разные производственные несчастные случаи? Типа: «чёрт под руку толкнул — топор по ноге попал». Нехорошее место, с бесовщиной. Как и места казней. «Плаха с топорами».
Про казнь я вспомнил потому, что перед костром, головой на толстом бревне, лежал человек.
Твою мать! Да сколько ж можно?! Это ж из самых первых моих здешних впечатлений! Из первых часов после «вляпа». Меня, иной раз по ночам, до сих пор… аж весь мокрый подскакиваю!
Только там была зима, холод, рассвет, лёд речки, незнакомые, странно одетые люди… И отрубленная голова, разбрызгивая кровь, как новогодняя шутиха — весёлые искры, крутясь волчком, летела в мою сторону…
Нет! Не похоже! Ночь, лето, двор… А главное — я другой! Я уже чуть-чуть понимаю, ориентируюсь, узнаю…
Лицо человека на плахе было повёрнуто в мою сторону и легко узнаваемо. Его характерный оскал с половиной зубов… Как родной! Всегда узнаю — сам же зубы выбивал!
Один из чужаков, в тёмной, почти чёрной кожаной куртке, с нашитыми на плечах и по груди железными пластинками, держал Фанга за связанные за спиной руки, выворачивая вперёд и вверх. Другой, очень большой, в похожей безрукавке, с обнажёнными могучими бицепсами и в какой-то кожаной тюбетейке на голове, стоял рядом. Со здоровенным топором-секирой в руках. Этот — прямо типичный! Прям — классика Голливуда! Полачуга — as is!
Он стоял ко мне спиной, а напротив видна была высокая, богато одетая женщина. С непокрытой головой. Две толстых белых косы заплетены в высокую башню и перевиты блестящими нитями. На груди — три нитки крупного янтаря. Ниже, на уровне солнечного сплетения — здоровенная блямба в кулак. Из каких-то тёмно-красных камней. Похоже на кисть мелких ягод типа красной бузины. Сама блямба — на золотой цепочке. Добавьте какой-то… халат тёмного материала с тёмным же рисунком, широкое меховое оплечье, меховые опушки по рукавам, подолу и застёжке — как бы не из соболя. Штук 10–12 перстней на всех пальцах…
Резюме: штучка из сильно вятших.
Ещё левее, у стены дровяника, связанные, на коленях, носами в землю — имелось человек семь моих работников, баб и мужиков. Светлые, в темноте смотрящиеся белыми, нормальные славянские рубахи моих людей резко отличались от тёмных, тёмно-коричневых и тёмно-зелёных, в отсветах костра — почти чёрных, одежд пришельцев.
В свете пляшущего пламени коллекция перстней на руках «блондинки с башней» непрерывно резко вспыхивала, пускала «зайчиков» кровавого, «мясного» цвета. Дама агрессивно жестикулировала, тыкая руками в сторону пожилого мужчины, сидевшего на принесённой на порубалище лавке и поддерживаемого слугой. Рядом с лавкой стоял мальчишка, лет 12–13, очень похожий лицом на стоящую женщину.
А вокруг торчало ещё человек восемь. Здоровые бородатые светловолосые мужчины в кожаных куртках и безрукавках, с нашитыми спереди железными блямбами и с боевыми топорами и мечами в руках или за поясами.
Женщина резко спорила с сидевшим мужчиной, постепенно повышая тон.
Языка я не понимал, но когда так орут и тычут пальцами — и так всё понятно: хочет она чего-то. Будучи твёрдо уверенной, что имеет на это полное право. Мужчина же монотонно отрицательно качал головой и, досадливо морщась, потирал рукой левую часть груди.
