Евгений Гаркушев - 2010 № 1
Компьютер был готов вызвать «скорую помощь». Опустив взгляд, Лоренс увидел, что его руки непроизвольно сжались в кулаки.
— Вы… из Службы безопасности, — пробормотал он.
— Я не сосед Анны Кротовски — давай сформулируем это так. — Рэнди безмятежно улыбнулся.
— Вы из Службы безопасности, — повторил Лоренс. — Но я не сделал ничего плохого…
— Ты пришел в ресторан, — перебил Рэнди. — У тебя были все основания считать, что ты участвуешь в чем-то незаконном, но ты пришел. Кроме того, днем на Пенсильванском вокзале ты солгал патрульному.
Лоренс пошевелился, отключая обратную связь компьютера, чьи панические сигналы мешали ему сосредоточиться. В памяти всплыли слова Пози о монетке в контрольном автомате системы отопления.
— С той самой минуты, когда я вышел за ворота кампуса, — медленно проговорил он, — вы относились ко мне так, словно я в чем-то виноват. Вероятно, именно поэтому я в конце концов и начал поступать как преступник… И все, кто живет здесь постоянно, ведут себя так же! В вашем ханжеском мире честные граждане вынуждены мнить себя преступниками, только потому что мир относится к ним, как к лжецам и мошенникам!
— А ты не думал, что мы относимся к ним так, потому что они ведут себя соответственно?
— Вы все перепутали, — возразил Лоренс. — Причину и следствие. Вы обращаетесь с нами, как с преступниками, и единственный способ избежать наказания — это хитрить, лгать, мошенничать. Если бы я рассказал патрульному на вокзале все как есть, меня бы…
— Вы окружили монастырь стеной, — сказал Рэнди. — Зачем? Чтобы сдерживать нас, дикарей и варваров? Или чтобы не выпускать наружу братьев, потому что их внутренний мир чересчур хрупок?
Лоренс с силой ударил ладонью по столешнице. Зазвенел хрусталь, но никто из оставшихся посетителей ресторана не повернул голову в их сторону. Казалось, они старательно игнорируют двух мужчин за большим столом.
— Разумеется, чтобы оградить Орден от вас! От тех, кто относился к нам, как…
Рэнди встал. Из полумрака позади него выступили массивные фигуры в бронированных костюмах. Эти люди могли быть молодыми и старыми, белыми или чернокожими, но Лоренс мог думать о них, только как о патрульных Службы безопасности. Он тоже медленно поднялся и развел руки в стороны, словно сдаваясь, но как только копы немного расслабились, Лоренс совершил сложный кувырок через стоявший позади стул. Он сшиб находящийся неподалеку столик на двоих и с такой силой треснулся затылком о кафельный пол, что голова загудела, как колокол, но сумел вскарабкаться на ноги и стремглав бросился к выходу, задевая столы и опрокидывая стулья.
Прежде чем врезаться плечом в дверь, Лоренс успел заметить симпатичную метрдотельшу, которая подняла перед собой руки, словно защищаясь от удара. В следующий момент он уже оказался в узком, темном коридоре. Задевая за стены, Лоренс помчался к матовой стеклянной двери, ведущей на Вторую-авеню, где с шипением проносились поздние машины и такси.
Выскочив на тротуар, он врезался в какого-то толстяка в бейсболке с эмблемой «Метс», оттолкнул и побежал в направлении центра города. Редкие прохожие торопливо отскакивали с его пути. Благодаря регулярным занятиям с мячом на кортах кампуса Лоренс был в хорошей физической форме. Он промчался мимо одного магазина, другого… и тут кто-то схватил его сзади за пояс. Схватил, дернул, повалил на асфальт.
Лоренс попытался встать на четвереньки и вывернуться, но не сумел. Тогда он обернулся. Это был тот же толстяк в бейсболке «Метс». Он громко пыхтел, зубы были оскалены, дыхание отдавало луком.
— Ты что это на людей налетаешь? Ослеп ты, что ли?!. — прохрипел болельщик «Метс», продолжая прижимать Лоренса к мостовой.
Но уже в следующую секунду давящая тяжесть куда-то исчезла, словно толстяк вдруг взлетел в воздух. Краем глаза Лоренс успел заметить, что двое копов в одинаковых костюмах рывком подняли его на ноги. Воспользовавшись моментом, Лоренс встал на колено и, словно бегун с низкого старта, рванулся прочь. Он, однако, успел преодолеть не больше десяти футов, прежде чем обжигающая молния ударила его прямо между лопаток. В одно мгновение все его мускулы окаменели, сведенные резкой судорогой, и Лоренс лицом вниз грохнулся на тротуар, не чувствуя ничего, кроме обжигающей боли от электрического разряда тазера. Его компьютер задымился и с шипением отключился, успев послать последний тактильный сигнал на все вшитые в костюм датчики. Еще одна судорога заставила Лоренса разбросать ноги и руки наподобие буквы X. Голова его еще несколько раз спастически дернулась, Лоренс ударился лицом об асфальт и почувствовал, как хрустнул сломанный нос. Потом окружающее померкло у него перед глазами, и он провалился во тьму.
* * *Замки в комнате, где очнулся Лоренс, были такими же, как в полицейском участке на Пенсильванском вокзале. Он лежал на полу, лицо его было заклеено пластырем и болело. Туалета в комнате не было, зато имелись привинченный к полу стул и три бросающиеся в глаза видеокамеры под потолком.
Копы бросили его здесь, чтобы он побыл наедине со своими мыслями и с усиливающейся болью в разбитом лице, в раненых ладонях и коленях. Кожа на них была содрана, крошечные песчинки, осколки стекла и камней вошли глубоко в мясо, из ран сочилась сукровица.
Усилием воли Лоренс заставил себя думать не о боли, а о своем положении. Несомненно, офицеры Службы безопасности хотели, чтобы он испугался и впал в отчаяние, чтобы запаниковал при мысли о неизбежном признании, об унылых одиночных камерах, о своем прежнем образе жизни и о том существовании, которое ему придется влачить в ближайшее время. Он должен как-то этому противостоять!
Лоренс закрыл глаза. Последние шестнадцать лет он провел, пытаясь научиться владеть собой, своим телом и своими чувствами. Удастся ему справиться с собой и теперь. Не открывая глаз, Лоренс сделал несколько глубоких, спокойных вдохов и постарался сосредоточиться на тех участках тела, в которых ощущал напряжение и боль. Он старался расслабить каждый нерв, каждый мускул, и ему это удалось. Даже лицо, пострадавшее сильнее всего, стало меньше болеть, а рот расслабленно приоткрылся.
Время от времени мысли Лоренса все же возвращались к его незавидному положению, но он только фиксировал их на пленке ментального стримера, так что они почти не задевали его разума. Шестнадцать лет ежедневной практики не пропали даром — Лоренс стал своего рода экспертом в самоконтроле, но сейчас ему приходилось нелегко. Беспокойные мысли возникали едва ли не быстрее, чем он успевал от них отделаться. И все же в конце концов Лоренс сумел совладать со своими разумом и обрести собранность и спокойствие, лежавшие на самом дне глубокого колодца, заполненного черным клубящимся отчаянием.
