Николай Симонов - Сидоровы Центурии
— Какой же сон был красивый! Так в нем навсегда бы и осталась!
Павлов сел на крылечко, открыл дипломат, достал блокнот и шариковую авторучку. Задумался. Еще раз перечитал стихотворение Лены Водонаевой. Покурил. Начал быстро писать. И вот, какое у них в соавторстве получилось стихотворение:
Сквозь пространство и время летит звездолет,
Отклоняясь от цели, как пуля в излет.
Где же штурман? Он спит? Он не ловит мышей?
Нет. На месте. Колдует над картой своей.
Только карта уж та устарела давно.
Нет ни звезд, ни галактик. Осталось гало
Сверхмассивной, ужасной черной дыры,
Поглотившей с пространством и время. Увы!
Сквозь пространство и время не летит звездолет.
Уже нечем отсчитывать времени ход.
Люди живы еще. Но их уже нет.
Этот миг — мирозданья загадки ответ.
Сквозь пространство и время полетел звездолет.
Кто-то начал отсчитывать времени ход.
Вот галактики, звезды. Прекрасен их свет!
И всего-то прошел миллиард с лишним лет!
Давая экипажу воображаемого звездолета, попавшего в плен черной дыры, шанс на спасение, Павлов имел в виду, что, рано или поздно, пусть даже через миллиард лет, этот монстр Вселенной испариться (рассосется). И тогда, по закону сохранения энергии и информации, все, что когда-то исчезло за горизонтом событий, обязательно проявится в ином времени и пространстве. И опять все повторится: Москва, весна, Патриарши пруды, вторая скамейка на липовой аллее и его Асоль. Только на этот раз между ними с самого начала не возникнет никакого отчуждения.
Возможно, он был прав. А может, и нет. Как утверждают Кристиан Бемер и Кевин Вандерслоот из Портсмутского университета в Англии, материя, попавшая в черную дыру, не сжимается, а отправляется в необычное путешествие. При этом есть два варианта: либо она попадет в другую Вселенную, либо будет перенесена за сотни и тысячи миллиардов километров (а то и больше) к другой черной дыре (причем, пункт назначения заранее предсказать невозможно).
На крылечко вышла Галина Павловна. Судя по ее хмурому виду, совершенно не в настроении.
— Ну, что, подобрала дерьмо? — поинтересовался он, имея в виду обделавшегося паренька.
— Да я этому гаденышу все бы оторвала! Представляешь, стал ко мне приставать. Тьфу! — возмущенно заговорила она.
— Не бери в голову! Далеко не все они такие. Вот, передай шампунь и полотенце Лене Водонаевой. Она мне это любезно одолжила, когда я вечером ходил в душ, — попросил он.
— Да, Лена очень хорошая девочка. Умная, воспитанная. А как на тебя за ужином смотрела! Я чуть даже не приревновала, — сказала немного повеселевшая Галина Павловна.
— И вот еще. Передай тоже ей, — и Павлов протянул Галине Павловне вдвое сложенный листок бумаги.
— Ой! Никак любовное послание! — рассмеялась Галина Павловна.
— Почти. Только не подумай ничего плохого. Она попросила меня дописать ей ее же собственное стихотворение, — уточнил он.
— Обязательно передам. А ты, что, уже уходишь? — спросила она, а когда поняла, что через минуту-другую они расстанутся, заплакала.
— Я тебе уже говорил, что сегодня уезжаю в командировку. Надо собрать вещи и пообщаться с отцом, — попытался он ее успокоить и даже вручил ей свою визитку, в которой были указаны его домашний телефон и почтовый адрес.
— С девчатами не попрощаешься? — спросила она.
— Нет. Пусть спят. Кстати, сколько сейчас времени? У меня часы встали.
— Ой! И мои часы тоже не идут. Остановились на ноле часов сорок минут. Дай я тебя поцелую!
— Прощай!
— Прощай!
Смахнув слезу, Галина Павловна, почувствовала, что внутри ее что-то оборвалось, а потом стало нарастать и давить какое-то нехорошее предчувствие. И чем мучительнее становилась боль, тем громче и громче раздавалось пение Luscinia luscinia. Это был обыкновенный курский соловей, случайно выбравшийся из клетки и павший ниц из форточки окна на 17-м этаже высотного здания на площади Восстания. И облюбовавший, после 3-х дневного странствия по Москве, куст вирджинской сирени на участке школьного сада на улице Красина для устройства будущего семейного гнезда. Гнездо им было почти построено. Дело оставалось за самым главным событием, которое должно было бы произойти в его пернатой жизни.
Произошел ли в жизни курского соловья жизнерадостный момент или нет, мы не знаем, но, вот, для Галины Павловны, в смысле продолжения рода, все сложилось удачно. Как гласит второй закон Архимеда: "Жидкость, погруженная в тело, через семь лет пойдет в школу". Два месяца спустя после описанных событий Галина Павловна прошла тест на беременность, который дал положительный результат. После этого она взяла отпуск и отбыла по путевке в один из цековских санаториев на Крымском побережье Черного моря. А еще через семь месяцев Галина Павловна родила здорового мальчугана 4,2 кг. весом и назвала его Дмитрием. При оформлении свидетельства о рождении Дим Димыча отцом ребенка, пользуясь своими связями в городском загсе, она записала гражданина СССР Павлова Дмитрия Васильевича. Воспитывала ребенка одна, замуж не выходила. С родственниками отца ребенка, проживающими в Москве, отношений не поддерживала.
А теперь поспешим вслед за Павловым, который, попрощавшись с Галиной Павловной, быстрым шагом двигался по улице Красина. Затем, чтобы спрямить путь, он пошел через знакомые ему дворы, тихо напевая слова, наверное, самого красивого русского романса: "Выхожу один я на дорогу. Сквозь туман кремнистый путь блестит. Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу. И звезда с звездою говорит".
Проходя один из дворов, Павлов заметил между деревьями какой-то яркий свет и, не удержавшись, пошел посмотреть, что это такое. Пройдя шагов тридцать, он увидел объект сигарообразной формы, метров 8 длиной, который завис над детской площадкой под углом в 45 градусов. Объект светился ярко-оранжевым светом. Изумленный Павлов направился к нему. Когда между ним и объектом осталось метров 10, он вдруг почувствовал сильнейший удар прямо в солнечное сплетение, и, не удержавшись на ногах, упал на влажную от росы траву. В какой-то момент он услышал гудение, похожее на обыкновенный звон в ушах, и, теряя сознание, прошептал:
— Все! Кина больше не будет!
* * *Спустя две минуты, после того, как Павлов попрощался с этим миром, объект резко взмыл ввысь на высоту 200 метров, развернулся на 180 градусов и полетел. Это видел таксист Соколов, безуспешно пытавшийся завести внезапно заглохший мотор, и возвращавшийся домой после своего первого в жизни любовного свидания студент-первокурсник Журавлев. Нечто подобное или аналогичное вечером того же дня наблюдали сотни пассажиров и вся бригада скорого поезда "Москва-Новосибирск".
