Галина Полынская - МетрОполь
Обогнув алтарь, он шагнул за линию солнечного света, под босыми ногами зашуршали острые камешки, деревяшки. Шаг за шагом, опасаясь наступить на что-нибудь острое, Артур шел вперед, дожидаясь, пока глаза привыкнут к непривычной после света темноте.
– Сюда нельзя, сын мой.
Артур едва не подпрыгнул от неожиданности, сердце ухнуло на дно желудка и там заколотилось, требуя выпустить его на свободу.
– Извините, – получилось хрипло и тихо, – я не знал, что тут кто-то есть.
Темнота сгущалась, приобретая осязаемую плоть, некто шел навстречу Артуру, он же отступал обратно к алтарю. Выйдя на свет, прищурился, вглядываясь во мрак. Некто приблизился, это оказался высокий монах в черной рясе, со скуфьей на голове и деревянным крестом на деревянной цепи на груди.
– Простите еще раз, – Артур отступил еще на шаг назад, – просто церковь такая разрушенная, ну я и подумал, что… в общем, извините.
– Ничего страшного, – он мягко улыбнулся и Артур, как следует, рассмотрел его лицо. Тонкие, иконописные черты с гладкой золотистой кожей, с глубокими прозрачными озерцами глаз и будто нарисованными бровями. Из-под скуфьи вились густые длинные кудри то ли белые, то ли седые, что было странно при таком молодом, не сказать – юном лице.
– Батюшка, – откашлялся Артур, думая, перекреститься или не надо, – а вы грехи отпустить можете?
– Я могу только выслушать, но не отпустить.
– Почему?
– Я монах затворник, не имею права отпускать грехи, но ты можешь покаяться перед Господом. Давно ли ты исповедовался?
– Не помню, в детстве, кажется… даже не знаю, с чего начинать…
– Начни с чего посчитаешь нужным, помни, нет такого греха, который бы не простил Господь.
– Ну-у-у… – Артур переступил с ноги на ногу, чувствуя, как стопы покалывает трава, – что первое на ум приходит – прелюбодеяния мои бесконечные, пьянство, чревоугодие,… что там еще?
Он замолчал, чувствуя себя нерадивым школьником, позабывшим весь урок, понимая, что не то говорит и не с того начал. Монах терпеливо ждал, глядя на Артура голубыми озерцами.
– Мне очень паршиво, батюшка, – выдохнул Артур, – жизнь моя бесцельна и бесполезна, никого я не люблю, никто меня не любит, пью, сплю с женщинами и пытаюсь быть благодарным Олегу за то, что он возится со мной всю жизнь. А я ведь ничего, ничего не чувствую, порой страшно становится, ловлю себя на мысли, что мне так просто удобно, удобно жить, используя ближних. И Олега тоже использую, потому что так… так привык… и он мне позволяет это делать, уж не знаю из каких побуждений, возможно из какого-то чувства долга… Я потерял все ориентиры, все цели, ничего не осталось ни во мне самом, ни вокруг меня. Живу и не знаю зачем. Посоветуйте что-нибудь, батюшка, хоть какой-нибудь совет дайте…
– Ты не веришь, что Олег может просто любить тебя, потому что сам не испытывал подобного чувства ни к кому?
– Возможно… да, скорее всего так и есть. Я сам никогда никого не любил и уверен, что не способен на такое чувство, вот и думаю, что и остальные не способны. Мне так стыдно перед Олегом, столько лет я вел себя как капризный пацан, от которого он обязан все сносить. Порой я просто не понимал почему, каким образом можно просто любить человека? Ни за что-то, а просто так. Вот и не верил Олегу, все время испытывал его терпение, будто хотел довести его до ручки и увидеть, как он меня пошлет куда подальше.
– И тогда бы ты уверился, что все его поступки в отношении тебя продиктованы лишь долгом, а не любовью?
– Да, да, вот именно! Теперь мне кажется, что я всех и каждого мерил по своим меркам, никому не доверял, думая, что все люди, в той или иной степени, соприкасавшиеся со мной, такие же как я. Получается, я загнал сам себя в болото из-за того, что никого не любил и никому не позволял себя любить?
– А что тебе подсказывает твое сердце?
– Не знаю… Не могу же я приказать себя полюбить кого-нибудь. Просто включить в себе любовь, как лампочку и все разом изменить! Посоветуйте что-нибудь!
– Попробуй изменить все разом, возможно, любовь сама зажжется.
Монах улыбнулся мягкой, тихой улыбкой и в этот момент его лицо отчего-то показалось очень знакомым.
– Возможно, – медленно произнес Артур, – в моей душе уже столько гадости накопилось, что эта гадость не позволяет ей дышать, жить и любить. Не хочу, чтоб моя душа медленно умирала, а тело исправно продолжало отправлять свои естественные потребности, как ни в чем ни бывало… Мне так тяжело, батюшка, неужто какие-то законы и условия не позволяют вам снять груз с человеческой души и отпустить грехи? Что, у Господа возникнут какие-то претензии к вам?
– Да я то тебе к чему? – улыбнулся монах. – Разве нужны посредники в общении с Господом? Разве не услышит Он твоего раскаяния, не простит и не наставит на путь истинный? Молись, кайся, Он услышит и простит, проси и Он даст, стучи и Он впустит. Иначе, как можно получить прощения, не покаявшись, как можно услышать ответ, не задав вопроса?
– Да, все это верно, – грустно улыбнулся Артур, – но как бы хотелось именно сейчас услышать про отпущение грехов…
– Так что тебе нужно, услышать или получить отпущение?
– Конечно, получить, но когда ты просто слышишь эту фразу, кажется, что все уже произошло, – Артур присел на корточки и потрогал высокий травяной кустик с мелкими белыми цветочками. – Оказался бы сейчас с Олегом рядом, попросил бы прощения и у него и у Лили…
– Что же тебе мешает сделать это прямо сейчас?
– Разве не важно сделать это, так сказать, лично?
– Не важно.
Артур помолчал пару минут, будто вел сам с собою какой-то внутренний диалог. Монах терпеливо ждал, отойдя к распятию.
– Я вот еще что хотел спросить, – откашлялся Артур, и монах с готовностью вернулся к остаткам алтаря, – произошла со мной странная история. Попал я в другой мир и должен остаться там навсегда. Что это такое? Наказание или наоборот?
– Думаю, это своего рода испытание, хотя вряд ли смогу тебе объяснить Его волю. Он так решил, значит, была необходимость. Какой могу дать совет? Отличай иллюзию от реальности, не изменяй своей душе и своему Богу, поступай так, как подсказывает совесть, умей прощать, молись, чтобы Господь помог тебе не заблудиться и принять в нужный момент верное решение.
– Это так просто звучит, – усмехнулся Артур, – но это так сложно на деле…
– Не так сложно, как кажется. Идем со мной.
Монах отвернулся и направился вглубь алтаря.
– Но мне же туда нельзя.
– Со мной можно.
Артур шагнул за ним, в босые ступни тут же впились невидимые камешки. Темнота, обступившая со всех сторон, сначала показалась непроницаемой, но, тем не менее, Артур отчетливо видел одеяние монаха, вокруг его фигуры темнота серела и отступала… Впереди показался свет, и вскоре Артур увидел пролом в церковной стене. Монах уже стоял по ту сторону. Переступив через обломки кирпичей и досок, Артур оказался на лужайке, заросшей высокой темно-зеленой травой. Монах молча шел вперед. Следуя за ним, Артур испытывал странное чувство: сердце сжималось в тоскливый холодный комок и падало в пустоту желудка, будто он снова, как в детстве, катается во дворе на качелях и раскачался почти до «солнышка».
