Самуил Лурье - Полдень XXI век 2009 № 04
Способности Лонгина могли впечатлить любого и хорошо удостоверяли личность, но в придачу, в кабинете имелся его гипсовый бюст. Отливка по тому образцу, который высек Кротил, ещё когда в столице молодой сыщик только начинал… давно это было.
Мнемокогнитор не стал пересказывать чиновнику всё его прошлое, а просто встал рядом с копией своего лица.
— Убери с меня бороду. Представь в нормальной одежде.
— А!! — Мезон от удивления чуть не поперхнулся косточкой, подскочил, отбросил в сторону блюдо с виноградом. — Молния и судьба! Я и не верил, что ты ещё жив.
На крик вбежали караульные. Лонгин напрягся. Даже если Мезон не желает ему зла — у стражников может быть другой приказ. Но всё обошлось.
— Могу чем-то помочь?
— Цирюльника сюда. И пусть принесут поесть, — рассудительно ответил гость.
Столичный ревизор только хлопнул в ладоши.
Брился Лонгин сам — за столько лет он привык не подпускать к себе вооруженных людей. Только удивился зеркалу: раньше были бронзовые, в которые можно было разглядеть лишь неясную искривленную тень, в этом стекле он видел каждый волосок.
Получалось почти без порезов.
— Сколько вечников теперь в империи?
— Восемьсот семнадцать подтвержденных, — Мезон был готов к вопросу и вытащил припасенный пергамент со списком фамилий.
— Сколько перестали стареть и начали молодеть?
— Чуть больше двух сотен, — ревизор хотел назвать точную цифру, но Лонгин недовольно поморщился, он просто хотел представить общую ситуацию. Чиновник уловил гримасу и торопливо закончил: — На втором круге старения четыре десятка человек.
— А наш обожаемый император?
— Впал в детство.
— Стало быть, правда? Не знал, что такое возможно, — Лонгин на секунду отвлекся от собственного подбородка. — Как всё случилось?
— Его величество молодел, пора было остановиться и снова начинать стариться, но чем моложе тело, тем лучше оно справляется с работой.
— Мг. Если только захочет.
— Истинно. Он вышел на утренний прием и не узнал половину собравшихся, и не мог вспомнить поручений, которые дал за неделю до того. На следующий день стало ещё хуже. Сейчас на вид это юноша. Здоровый, умный, только он забыл почти всё. И будет забывать дальше.
— Будет? Он всё еще уходит в атараксию?
— Он забыл и это. Но процесс продолжается, и если сравнить с остальными пострадавшими…
— Значит, бывали другие случаи? — нынешняя метрополия не уставала удивлять мнемокогнитора.
— Да. Отец Милосских рыбаков… Ты его не знаешь… Словом, он тоже не смог остановиться. Стал пятилетним мальчишкой, а потом начал расти.
— Ничего не вспомнил?
— Ничего. Сейчас уже юноша, бороду бреет. Ему даже пытаются напомнить прошлое — уж больно деньги на нём большие были завязаны. Без толку.
— Надеюсь, меня не только из-за него вызвали? — Лонгин неожиданно рассмеялся.
— Нет…. Дело…
— Давай чуть позже? — он осторожно промокнул теплой тканью свежевыбритый подбородок. — Или в империи уже есть люди вроде меня?
— Что? — Мезон даже испугался такой возможности. — Нет, слава богам. Ты, Лонгин, пока единственный.
Начали вносить блюда с едой, готовить зал для ужина.
— Что-то я устал.
— В задних комнатах есть маленькие термы. Бассейны там с четверть комнаты, но всё на месте.
Пар в кальдарии снял напряжение, а горячая вода была тут же. В холодный бассейн Лонгин не полез — за столько лет проникся ко всему прохладному устойчивым отвращением. Просто сидел на скамейке у воды, и мысли медленно ворочались в голове.
Когда клепсидра синего стекла опустела, встряхнулся и прошёл обратно в приёмную.
Мезону хватило ума завернуть многих из тех, кто желал посмотреть на живого мнемокогнитора, но видно не хватило влияния обеспечить совершенно пустой зал. Четверо гостей.
Пока Мезон представлял их, Лонгин пытался угадать, что они из себя представляют.
Местный начальник стражи, у него цепкие глаза, но ума явно небогато. Держат за безвредность, однако приходится исполнять его редкие капризы. Как сегодня. Глава муниципии Квинтилиан с супругой. Тут хитрости побольше, причем у обоих. Деньги явно липнут к рукам. И человек в одежде ремесленника. Точно, так ходили ткачи полтораста лет назад. Только вместо шерсти или льна на нём был шёлк.
Для человека лет тридцати он слишком равнодушно смотрел на Лонгина. «Отец шерстобитов Габал».
Ужинать теперь было принято за низкими столиками, сидя на подушках.
Первые фразы светской болтовни совершенно не отразились в сознании мнемокогнитора — он прощупывал обстановку и блюда на предмет ядов. Это не давало гарантии, но успокаивало. Лонгин кому-то улыбался, когда понял первые слова.
— Правда ли, что вернее говорить не мнемокогнитор, а мнемокогнитатор? — прощебетала супруга градоначальника.
— Да? Мне уже такое рассказывали. Только от рассуждений мало проку. Я начинал в бедных кварталах, а там люди ленились выговаривать лишний слог. Чаще всего меня звали Мнемо. Не знаешь, как сейчас? — он повернулся к начальнику стражи.
— Клички остались, — пробурчал тот в ответ.
Потом снова провал — какая-то пустопорожняя болтовня. Он вспоминал молодость, которая здесь давно обросла легендами. В те годы вечники только превращались из невиданной чужеземной басни в реальных людей, и мир был много неустойчивей нынешнего. Молодой Лонгин оказал множество услуг государству, числился другом императора и занял место второго консула.
Слишком высоко взлетел и много на себя взял.
Мезон пытался пересказывать те истории, что передавались в роду Маммерков, от первого помощника, Заруна. Но Лонгин совершенно не отождествлял хитрого, цепкого, отчаянного сорвиголову с этим вот сдобным и ленивым чиновником.
Что ж, бывает.
— Почему нельзя было уйти из камышей? Лет через десять после начала ссылки. Или через тридцать, — шерстобит хотел поговорить с человеком, который тоже легко мог отмерять время десятилетиями.
— Куда уйти? Пока наш добрый Потит был в памяти — империя оставалась слишком тесной для нас обоих. Скрываться бы долго не получилось. Либо восстание и почти неизбежное поражение, либо сразу казнь.
Похоже, Габал услышал желаемое.
— Можно было уехать. Такой обычай принят уже давно… с консульства младшего Бибула, — градоначальнику тоже хотелось поучаствовать в разговоре. — Император многих отправляет в ссылки к варварам.
— Как далеко надо было уезжать? Мой дар слишком опасен для любого государства. Либо я с ним, либо против него. Пришлось бы служить на побегушках у местных царьков и воевать с империей. Или бежать, бежать всю жизнь без оглядки. Ойкумена слишком мала для таких скачек.
