Джеймс Гарднер - Неусыпное око
В парке Кабо полицейские выудили из ручья останки мужчины-андроида, в то время как другая команда собрала мокрое месиво на насосной станции № 3. (Когда женщина-андроид самоуничтожилась, ее летящие обломки продырявили пять цистерн! Просто повезло, что весь чертов зоосад не смыло.)
Расследования велись повсюду, где были убиты прокторы, и к концу дня было собрано достаточно улик, чтобы поменять местами небо и землю. К тому времени была официально назначена оперативная группа, координировавшая работу, дабы избежать идиотских соревнований между местными и федералами. А пока чиновники всех уровней правительства сгрызли ногти до мяса, с тревогой ожидая, что «Неусыпное око» в бешенстве потребует незамедлительных действий.
Конечно же, мы не стали — а смысл? Но могу прозакладывать что угодно: наверняка увеличилось количество прокторов, эксплуатирующих свою конституционную обязанность проверять действия полиции.
Местные следователи обращались со мной, будто я хрустальная. Может, в моем прошлом и нашлось несколько недружественных стычек с полицией, но теперь я была членом «Ока», а посему уважаема, как многодетная мать. С другой стороны, появление радужной трубки — павлиньего хвоста, так я обозвала это явление… такого рода вещи взвинчивают нервы копа-консерватора до предела. Были ли у меня какие-либо предположения по поводу природы этого явления? Могут ли следователи отмахнуться от этого как от галлюцинации, обмана зрения, вызванного страхом, стрессом и моим свежеимплантированным связующим кристаллом?
Я могла только пожать плечами; я видела то, что видела. А о побочных эффектах после имплантации связующего кристалла лучше спросить невролога. «(Конечно, я и сама могла бы отыскать подобные сведения. Много. Базы данных «Ока» ломились от историй болезни, анализировавших все возможные способы, которыми связующий кристалл мог доконать твой мозг. Но я не попыталась получить эту информацию. Вы знаете почему.)
В отчетах, переданных средствам массовой информации, не было ни слова о павлиньем хвосте. Не то чтобы копы намекали, что вся эта тема была плодом моего воображения. Три разных следователя настойчиво заверяли меня, что такова стандартная процедура полиции — скрыть некоторые детали любого преступления. Ага. Щас.
Моя семья хотела, чтобы я ушла из «Неусыпного ока».
— Попроси хотя бы отпуск, — предложил Уинстон, — пока они не изловят ублюдка, который связался с роботами.
Если бы я отправилась в отпуск, то наверняка не вернулась бы в стройные ряды «Ока». А ядовитый плющ так и остался бы у меня в мозгу.
— Нет, — покачала я головой.
Мы собрались в личной полусфере Уинстона — все семеро моих супругов расположились вдоль стен, я посередине. Наша Фэй в трудном положении. Их озабоченность давила на меня… как в старые недобрые времена, когда мне было шестнадцать, а мои друзья сочувственно наблюдали, как я фланирую по улицам в поисках приключений на свою задницу. Позже, когда нам исполнилось девятнадцать, и мы уже обдумывали женитьбу, все семеро отводили меня в сторонку, один за другим шепча мне на ухо:
— Ты ведь не станешь безумствовать, правда, Фэй? Тебе ведь не на кого больше сердиться? Ты не сделаешь нас всех вдовами и вдовцами?
— Нет, — говорила я им всем тогда и теперь. — Вам не нужно за меня волноваться.
Тогда я себе верила. После каждой царапины я верила, что, наконец, собрала в горсть достаточно мудрости и силы воли, чтобы сохранить здравый рассудок. Со временем это даже стало правдой.
Теперь… кто-то убивал прокторов. И этот кто-то, возможно, взбесится, если я уйду.
— Со мной все будет хорошо, — сказала я. — Правда.
Они все посмотрели на меня теми же затравленными глазами.
Я поклялась, что поспешу с проверкой законопроекта горсовета Бонавентуры 11–28, но мэр отозвал законопроект для внесения дополнений Управлением общественных работ. Когда женщина-робот самоликвидировалась, после взрыва появились повреждения. Проломов в стенах насосной станции № 3 не было, только трещины… но достаточные для признания здания небезопасным. Теперь инженеры решали, укрепить ли стены или снести совсем: чтобы позже построить что-нибудь попросторнее и получше на том же месте.
Как эти вопросы ни утрясай, все равно придется пересматривать бюджеты и приоритеты… не только для общественных работ, но во всех городских управлениях и комитетах. Из офиса мэра в «Неусыпное око» было направлено вежливое послание, гласившее, что, возможно, пройдут недели, прежде чем новые законопроекты будут представлены совету. Следовательно, неотложных проверок в ближайшее время не предвидится. Городская управа занималась только повседневными делами: продавала лицензии на собак, обеспечивала запасы протоньютов. Пользуйтесь, ребята, заслуженным отдыхом.
Оставалось только гадать, не боялся ли мэр, что во вверенном ему городе скоро расправятся и с другими прокторами.
Кладбище улумов было довольно далеко от Бонавентуры — в лесотундре, где ступаешь по матово-зеленому, будто подернутому инеем мху.
Мне нравилась здешняя тишина. Безмятежность. Мрачность. Ни намека на сентиментальность.
Кладбища хомо сапов были совсем другими. Большинство выглядели как приукрашенная свалка. Малонаселенные — наш вид недавно жил на Дэмоте, и самое старшее поколение еще не вымерло. На кладбищах лежали случайные жертвы вроде моего отца. Хотя его похоронили в чистом поле в округе Саллисвит-Ривер: ни деревьев, ни других памятников, только гектар нестриженой желтой травы. Единственное поле рядом с городом, где почва была достаточно глубока, чтобы вырыть могилу.
Был уже четвертый день оттепели. В тенистых ложбинках все еще виднелись островки снега, но на открытых полянках все растаяло и подсохло. Хорошенько вдавив ногу в землю, можно было услышать, как подо мхом хлюпает грязь. Не знаю, почему я продолжала ею хлюпать.
На похороны пришли все прокторы Бонавентуры. И улум, которого я не узнала, — пожилой мужчина в дымчатых очках. Я невольно стиснула зубы при виде этих очков: их носили те жертвы чумы, которым так и не удалось вернуть способность управлять веками. Очки не пропускали пыль и поддерживали нормальную степень влажности роговицы, распыляя облачка раствора с нужной частотой. При ярком свете они затемнялись, обеспечивая искусственное прищуривание.
Незатейливая штуковина. Ничего зловещего — просто практичное решение несущественной проблемы. Но они напоминали мне о том, о чем я предпочла бы забыть, — о «цирке». Сто двадцать белых на белом улумов в точно таких же очках под Большим шатром.
