Альфред Ван Вогт - Вечный бой
— Да.
— Вы уверены? — настаивал Модьун. — Вы понимаете, что это значит?
— Судья и двенадцать присяжных рассмотрят свидетельские показания, и обвиняемые смогут выставить выбранного ими адвоката.
Казалось, все справедливо.
— Хорошо, — сказал человек. — Я приду.
— Благодарю вас.
После этого офицер сунул руку в карман, вынул другой сложенный листок и протянул Модьуну.
Модьун подозрительно посмотрел на бумажку.
— Что это? — спросил он.
— Мне сказали, что если вы согласитесь быть свидетелем, вам будет выделена каюта, как вы просили утром. Здесь номер каюты и ее местонахождение.
Модьун с заметным облегчением взял бумажку. Он не знал, где провести вторую ночь.
Он сказал:
— Пожалуйста, передайте мою благодарность хозяину нунули. Скажите, что я ценю его любезность.
Как и было обещано, суд начался точно в девять на следующее утро, и в качестве первого свидетеля был вызван Модьун.
Глава XVII
Зал судебного заседания был обустроен точно так, как Модьун представлял себе по описаниям обучающих машин.
Дюжина присяжных (все — люди-гиены) восседали на специальной скамье, поставленной вдоль одной из стен. Гиена-судья занял место в кресле, завернувшись в свою мантию. Трибуна свидетеля, куда вызвали Модьуна, находилась слева от судьи. Гиена-прокурор находился за одним из столов справа от судьи, а гиена-адвокат — за другим. Прямо перед собой за барьером Модьун увидел четверых подсудимых, а у них за спиной выстроились гиены — офицеры полиции. Напротив должностных лиц, за низкой оградой, выстроилось несколько десятков рядов стульев. Здесь разместилась публика.
Внешне все выглядело вполне благопристойно, поэтому Модьуна неприятно поразило, когда прокурор поднялся и сказал без всяких предисловий:
— Этого свидетеля зовут Модиунн. Он — обезьяна из Африки; четверо обвиняемых провели его нелегально на борт корабля. Они обвиняются в измене, призыву к мятежу, иными словами, они совершили уголовное преступление, которое карается смертью.
Произнося это, он обращался к присяжным. Потом он повернулся к защитнику и изрек:
— Что может рассказать свидетель в оправдание их низкого преступления?
Защитник проговорил, не поднимаясь с места:
— Свидетель согласен, что все ваши утверждения — правда. Продолжайте судебное разбирательство.
— Я возражаю, — прорычал Модьун. Его тело пылало с головы до ног. Он понял, что дрожит.
— Возражение отклоняется, — сказал судья вежливым тоном. — За свидетеля говорил защитник.
Модьун закричал:
— Я возражаю против этой пародии на суд. Если все будет продолжаться в том же роде, я откажусь быть свидетелем.
Судья наклонился к месту свидетеля. Он казался обескураженным и продолжал тем же вежливым тоном:
— Что, по вашему мнению, неправильного в настоящем суде?
— Я требую, чтобы вопросы задавали непосредственно свидетелю и чтобы ему разрешили самому на них отвечать.
— Но это неслыханно, — запротестовал судья. — Защитник знает законы и, очевидно, может более квалифицированно отвечать на вопросы вместо свидетеля.
Тут, казалось, ему пришла в голову новая мысль, и глаза его расширились.
— Вы из Африки, — сказал судья. — То, что вы требуете — наверное, там это обычная процедура?
Модьун тяжело вздохнул. Его потрясло, какое напряжение моральных сил требовалось от человека, если он должен защищать не только свою, но и чью-то чужую правду. Но Модьун отказался быть вовлеченным во что-то более нечестное, нежели ложь относительно его имени или неправильная идентификация его в качестве обезьяны. В остальном ему была нужна только правда.
Он сказал:
— Я требую, чтобы суд шел по правилам, установленным человеком.
Последовала долгая пауза. Наконец судья подозвал к себе прокурора и адвоката. Троица беседовала шепотом. Потом два юриста возвратились к своим столам. Когда они сели, судья любезным тоном обратился ко всему залу заседаний и сказал:
— Так как показания этого свидетеля являются важными, мы решили согласиться на примитивную процедуру, к которой он привык у себя дома в Африке.
После этого он повернулся к Модьуну и сказал с упреком:
— Я искренне надеюсь, что потом вы извинитесь перед защитником за оскорбление, которое вы нанесли ему публично.
И вежливо продолжал:
— Какая процедура вас устроит, мистер Модьун?
— Правильно… — начал было Модьун.
— Там, откуда вы прибыли, — вставил судья.
— …существует процедура, давно установленная человеком, — продолжал Модьун. — Она заключается в том, что прокурор должен задать мне ряд относящихся к делу вопросов, и каждый раз ждать моего ответа.
— Какого рода вопросы? — спросил человек-гиена; он был готов отступить, но находился в растерянности.
— Сначала нужно спросить мое имя, — сказал Модьун.
— Но мы знаем ваше имя, — последовал удивленный ответ. — Оно же написано здесь на повестке.
— Такие факты должны устанавливаться во время непосредственного допроса, — твердо ответил Модьун.
Судья засомневался:
— Такой метод может задержать нас здесь на весь день.
— Может быть, даже на неделю, — согласился Модьун.
Почти все находящиеся в зале заседаний вздохнули.
А судья, мгновенно забыв о вежливости, резко ответил:
— Невозможно!
Но после другой паузы он обратился к прокурору:
— Приступайте.
Человек-гиена, исполняющий роль прокурора, вышел вперед. Выглядел он не слишком уверенно. Тем не менее, он задал главные вопросы:
— Как ваше имя?
— Действительно ли вы обезьяна из Африки?
— Вы тот, кого обвиняют в том, что он нелегально проник на борт корабля?
— Знаете ли вы, в чем обвиняют подсудимых?
При этом вопросе Модьун впервые попытался сопротивляться, беря на себя одновременно роль и свидетеля, и защитника.
Глава XVIII
— Я протестую против этого вопроса, потому что то, в чем обвиняют подсудимых, не является преступлением по законам, установленным человеком прежде, чем люди отступили за барьер и оставили остальную Землю своим друзьям, людям-животным.
Так аргументировал свою точку зрения Модьун. Воодушевившись, он продолжал:
— Если это и проступок, то только незначительный, и возможное наказание за него — заключение в каюте не больше чем на два-три дня.
Когда он дошел до этого места, его прервал судья, который сказал, что по его определению подсудимые совершили уголовное преступление, караемое смертью.
