Уильям Бартон - Бунт обреченных
— Неужели это так шокирует тебя? Посмотри. — Я услышал шелест одежды в темноте — брат взмахнул руками — две тени, взлетевшие к небу. — Посмотри, что с нами случилось!
— Хорошо, но хочу тебе сказать, что все остальное мне тоже не нравится! Ты — священник, отец — агент сиркарской полиции, шеф полиции Каталано еще работает, хотя ему бы уже давно положено хлебать тюремную баланду.
Последовало молчание, нарушенное Лэнком:
— Ати, у нас больше нет тюрем, есть небольшая камера предварительного заключения для хулиганов.
— Даже так…
По тому, как блеснули его глаза, я понял, что он кивнул.
— Я знаю, о чем ты говорил. — Могу поспорить, брат пожал плечами. Ничего нельзя сделать, ты лучше, как никто другой, должен это понять.
С ним надо согласиться, его обвинения справедливы.
— Не знаю, смогу ли я выдержать здесь целый отпуск.
— Ты расстроишь родных, Ати, они очень рады, что ты вернулся: мама, папа, Оддни, а я тем более!
— Я счастлив, что вновь увидел свою семью.
— Однако тебе не понравилось, во что мы превратились.
— Прости меня.
Лэнк тяжело вздохнул, вздох шел, казалось, из самых недр его организма, и до меня даже донесся легкий аромат съеденного им недавно ужина: чеснок и сладкий голландский перец.
— Послушай, почему бы тебе не пойти со мной и немного поразвлечься, на людей посмотреть? На самом деле все не так мрачно, как тебе кажется.
«Может и так», — подумал я про себя, убаюканный сладкими речами этого оратора из Чепел Хилл. В его словах был здравый смысл. Мысль о проведении целого отпуска здесь: сидеть взаперти, сожалея о приезде домой и постоянно вспоминая об участии в многочисленных войнах, — могла свести меня с ума. Есть еще один способ сумасшествия — лежать в холодной, одинокой постели, рассматривать сексуальную богиню и думать о Хани и других наложницах, таких же покинутых и несчастных в далеких мирах.
А может, я ошибаюсь, и томная индонезийка только радуется моему отсутствию и своему незапланированному отдыху. Неделями она будет спокойно спать, и никто не станет поглаживать ее грудь, ласкать бедра. Я встряхнулся, отгоняя эти мысли. Господи, взбредет же такое в голову! Вытащив кобуру, я спрятал се в комнате, пистолет же положил в карман. Теперь можно идти.
Мы шли по тропинке, вдыхая теплый и сухой ночной воздух. Миновали поселение, перешли дорогу к аэропорту и зашагали в темноте к дороге, вьющейся возле Болин Крик. Если мне не изменяет память, эта территория раньше была частью городского парка. Лэнк безостановочно болтал, я же молча слушал, наслаждаясь ароматным лесным воздухом, иногда вставляя несколько слов. Пустая, бессодержательная болтовня.
Повидал я немало лесов в иных мирах. Все разные и в чем-то все равно одинаковые: растения, похожие на деревья с отростками, напоминающими листья, шуршащими на ветру и выдающими идущего через лес человека, хлещущие его по спине, лицу и груди.
Я всегда любил деревья, неважно какие и не имеет значения на каких планетах, вдыхал их аромат и внимал их шелесту. Запах и звуки, издаваемые инопланетными деревьями, очень похожи на земные, до боли знакомы. Тоска по дому грызет душу особенно по ночам, а тут еще этот лесной запах. Его узнаешь из тысячи других. Вокруг Чепел Хилл есть неболь, шой лес, даже лесом назвать его трудно, так, пара деревьев, но тем не менее они издают неповторимый аромат, сладковато-кислый, едкий, не очень сильный, сухой, пыльный настоящая какофония запахов.
Внезапно нахлынули воспоминания о прогулке по сухому и пыльному лесу на чужой, далекой планете. Где это было? Ах да, Тарасай — база моего первого патрулирования, пустынный мир под солнцем класса К5, дни в туманной красной дымке, слишком жаркие, душные и сухие для нас. Местные жители же, маленькие, похожие на крабов создания, считали погоду вполне приемлемой, — даже влажной.
Леса, как и всё на планете, славились своей сухостью — огромные, прямые, тонкие стволы без листьев окаймляли узкие, скалистые ущелья, в которых обитатели планеты бережно хранили воду. Лесные островки перемежались с красной, опасной для всего живого пустыней, чей воздух обжигал легкие становилось невозможно дышать. От деревьев же шел слабый аромат лимона.
Эта забытая богом планета была примечательна еще и тем, что я купил там свою первую наложницу, и в первую же ночь знакомства она стала моей. Тоненькая, испуганная девушка по имени Марии, похожая на испанку, терпеливо ожидала меня в кресле около аккуратно расстеленной кровати, пока я принимал душ.
И голосок был под стать ей — мягкий, нежный, неповторимую прелесть ему придавал легкий акцент.
Я знал, для чего существуют наложницы — чтобы удовлетворять звериную страсть наемника. Но годы, проведенные в бесчисленных тренировках, войнах и скитаниях, не убили во мне человеческие чувства.
Тогда еще нет.
Я внимательно разглядывал ее. И Мария тоже не отрывала взгляда от моего лица. Затем я уселся за стол разбирать приказы и отчеты, а она принялась готовить ужин, изредка посматривая на меня. Я периодически отрывался от бумаг, пожирая глазами фигуру девушки — линию ее крепких стройных бедер, упругие ягодицы, выгодно подчеркнутые белыми брюками, полную грудь под блузкой, плоский живот, треугольник внизу его, обещавший мне море удовольствия.
Проходили ряды бессчетных минут, и Марни вдруг начала нервничать, становясь все более и более грустной. Но, черт побери, она подписала контракт и потому прекрасно знала, что ее ждет, кроме того, ей не пятнадцать лет — мы, как мне показалось, были с ней одного возраста.
Плотно поужинав, я предложил девушке прогуляться. В глазах наложницы появились паника и ужас.
Однако Марни беспрекословне подчинилась, молча следуя за мной вниз по тропинке, ведущей от моей лачуги к холму. Она шагала, вглядываясь в темноту, чью густоту не могли разогнать даже узкие полоски света, пробивающегося сквозь шторы других хижин. Наверно, до того как я ее встретил, девушка уже познакомилась с другими наложницами и теперь шла, стараясь представить себе, что творится за этими шторами.
Вокруг не было ни единой живой души, и мы гуляли по ночному Тарасаю в полном одиночестве.
Туземцы копошились где-то невдалеке, но их нам не удавалось увидеть, лишь только слышалось негромкое шуршание.
Через некоторое время я взял Марии за руку, которая поразила меня холодом и неподвижными, напряженными пальцами. Остановившись, я прильнул к ее холодным губам, расстегивая пуговицы на блузке, лаская грудь, целуя мягкие, соски. Осторожно развязав пояс на ее брюках, я спустил их вниз и, опустившись на колени, зарылся лицом в волосы внизу живота, лаская языком податливую плоть. Бросив девушку на спину, я быстро разделся, взобрался на нее, и мы занялись любовью, лежа на земле чужой планеты.
