Журнал «Если» - Хозяин снов
— Наверное.
— А настоящего ты, конечно, не помнишь.
— Не помню.
— Настоящего имени не помнишь — так и запишем, еще одно проявление невезучести. Ты еще много чего не помнишь, всю эту муру из сна. И женщину, из-за которой волнуешься.
Хаос поморщился. Что же творится с его снами? Он боялся взглянуть Иди в глаза.
— Можно продолжать? — спросил Кули. — Вот как я все это вижу: ты сбежал из такой поганой дыры, что теперь тебе кажется, будто все твои проблемы — в порядке вещей. Будто нигде не лучше, чем там, откуда ты явился.
Хаос ничего не ответил.
— По-моему, я правильно угадал. Конечно, самая большая твоя неудача, хотя ты этого еще не знаешь, — встреча со старушкой Иди. Хуже этого ничего не могло случиться. Вам друг дружке нечего предложить, кроме неприятностей.
— Бредятина, — сказала Иди. — Меня уже тошнит.
Она повернулась и ушла на кухню.
— Я не говорю, что ты обязан сейчас же отсюда убраться. Ради Бога, проходи вступительные тесты. Мне даже кажется, у тебя все будет в порядке, то есть проходной балл ты наберешь. Я это чувствую. Гибельно только сочетание.
«Ты хочешь Иди, — вертелось у Хаоса на языке. — Если это невезение, то ты ему подвержен не меньше моего».
Вместо этого он сказал:
— Я не верю в невезение.
— Не веришь? — Кули встал и надел пиджак. На его лице появилась притворная горечь. — Она тебе рассказывала о Дэйве?
— Что? — растерялся Хаос. — В каком смысле?
— Спроси у нее.
— Что спросить?
— Хорошо, мы еще поговорим. А пока хорошенько подумай. — Кули поспешил к выходу. Хаос услышал, как завелась его машина и с ревом унеслась в ночь. Когда шум смолк, в доме повисла мертвая тишина.
Иди сидела в кухне, скрестив руки на груди, глядя в потолок и качая головой вперед-назад.
— Я должна тебе кое-что рассказать, — произнесла она наконец. — Это тебе поможет решить насчет Йана.
— Рассказывай.
— Он мне покою не дает, все ходит, ходит… Говорит, если я буду с ним, то все изменится к лучшему.
— Изменится, как же, — проворчал Хаос.
— Он слишком уверен в себе, в своем везении… Говорит: «то, что он получает в Институте Везения, с лихвой восполняет то, чего недостает мне». Так и сказал, слово в слово. Каждый раз, когда он проходит тестирование, его балл все выше.
— И все-таки он тебя не устраивает?
— Я его ненавижу.
«На самом деле все гораздо сложнее, — подумал Хаос. — Ты ненавидишь Кули, но не так сильно, как тебе хотелось бы».
Хаосу это напомнило о его собственном отношении к Келлогу.
«Вам нечего предложить друг дружке, кроме неприятностей», — сказал Кули. Вероятно, это правда, но невезение тут ни при чем. Хаос не может стоять в стороне, глядя, как местный синдром запускает корни в жизнь Иди.
Так-то оно так, но чем он может ей помочь в борьбе с невезением? Что он может предложить женщине, чью наихудшую проблему он даже не способен воспринимать всерьез?
Что касается его самого, то он даже не уверен, есть ли у него собственные проблемы. В этом смысле его жизнь — настоящее решето. Проблемы есть в мире, а он, Хаос, всего-навсего сидит у приемника.
А может, его проблема — Гвен. Какие бы границы он ни пересекал, она остается с ним. Но и Гвен вряд ли способна помочь Иди.
— Он сказал, чтобы я спросил у тебя насчет Дэйва.
— Как это на него похоже, — тихо проговорила она.
— Что он имел в виду?
Она вздохнула.
— Дэйв болен.
— Болен?
— От рождения. Почки. Ему пересадили отцовскую… Нужна была почка близкого родственника — моя, или Рэя, или Джеральда. Теперь у Дэйва и Джеральда только по одной почке. Но тут, впрочем, нет никакого секрета. Всякое в жизни бывает.
Хаос нагнулся и положил ладонь ей на шею.
— Он пытается внушить, что тебе не миновать беды, если останешься со мной, — сказала она. — Будет, как с Дэйвом или Джеральдом.
— Он ревнует.
Она кивнула.
— А мне все равно. Пускай пристает, раз уж ему хочется. Я даже замечать не буду. Пока не сошлет меня в лагерь для невезучих. Господи, до чего же тут мерзко! Все ходят по лезвию бритвы, но при этом каждый только и ждет, когда кто-нибудь оступится. Не могу больше. Хоть в петлю!
— Не надо, — сказал Хаос. — Все будет хорошо.
«Интересно, что я имею в виду?» — подумал он.
ГЛАВА 9
Они уснули вдвоем, кое-как уместившись на узком диване. На заре его разбудил шум мотора за окном. Желтые лучи озаряли комнату. Он поднял голову и с минуту прислушивался; шум нарастал, затем резко стих. Он снова закрыл глаза и уткнулся лицом в женские локоны. Услыхал шаги на крыльце. И тихий стук в дверь.
Он отворил дверь и учуял сигаретный дым. Над фабрикой, стоявшей по другую сторону улицы, уже поднялся краешек солнца, низкие холмы были подернуты туманом. На крыльце сидел спиной к двери человек в поношенной кожаной куртке, держа в руке ярко-красный мотоциклетный шлем. Он стряхнул пепел на росистую траву газона (вернее, клочка земли между крыльцом и улицей) и повернул голову.
— Здорово, Эверетт. Не разбудил?
— Билли, — сказал Хаос. В его памяти хранились имя и фамилия этого человека: Билли Фолт.
Фолт ухмыльнулся, встал на ноги, протянул руку. Хаос окинул его пристальным взглядом. Слишком близко посажены глаза, слишком узкий лоб, улыбка от уха до уха. Чтобы водить дружбу с обладателем такой физиономии, нужны веские причины. Во всяком случае, сама физиономия к дружбе не располагала. Хаос заподозрил, что в прошлом таковые причины имелись. Увидеть вновь подобное лицо — все равно что во второй раз найти на пляже приметную гальку.
— Вообще-то, я знал, что ты спишь. Иначе как бы тебя разыскал, а? Только по снам.
— По снам? — Хаосу было неприятно это слышать.
— Ага. Уже вторую ночь ловлю, ну и вычислил тебя…
— Как это — вычислил?
— Да просто на сны настроился. Ну, как на радиостанцию, точь-в-точь. Я по этой части спец. Правда, всю ночь промаялся.
— Ты откуда приехал?
— Все оттуда же. Из Сан-Франциско.
— Что значит — оттуда же?
— Эверетт, мы все там живем. Все, кроме тебя. А ты здесь, в этой Штучке-с-Ручкой… пардон, в Вакавилле.
«Все, кроме тебя». О ком это он? О Гвен?
— Эту вшивую дыру не перевариваю, — продолжал Фолт. — Все эти тачки древние, ни дать ни взять старый пригородный кошмар, эпизод из «Сумеречной зоны». Ниини-ниини, ниини-ниини… — Его пальцы поизвивались перед лицом Хаоса. — Давно тут кукуешь?
— Нет, — ответил Хаос. — А это далеко отсюда? Я про Сан-Франциско.
— С часок, ежели на колесах, — сказал Фолт. — Совершенно другой мир. Да ты и сам увидишь. Ты ведь собираешься к нам, не так ли?
