Фриц Лейбер - Мрак, сомкнись
Брат Домас посмотрел на него:
— А твой мозг тоже интересует меня. Я бы с удовольствием запустил в него свои пальцы.
Лицо Дета застыло.
— Маски, маски? — проговорил Домас. — Разве ты не знаешь, что я лучше всех людей умею скрывать свои мысли?
Дет быстро вышел из комнаты в сопровождении деканов.
И снова глаза Домаса устремились на Жарля. Теперь они пристально изучали его, стараясь проникнуть прямо в мозг.
— Большая искренность, — продолжал Домас, кивая, будто он увидел ее в зрачках Жарля. — О, да, негативизм.
С огромным усилием Жарль отвел глаза от него.
— Нет, нет, я не занимаюсь гипнозом, — сказал Домас. — Гипнотизм только мешает работе. Как плохое анестезирующее, он приглушает реакции.
Его осмотр немного погодя закончился.
— А теперь ты, может, сядешь сам? — и указал на кресла.
Жарль заметил, что к нему сразу же приблизились жрецы. Эмблемы, представляющие собой переплетение нервной и циркулярной систем, свидетельствовали, что это жрецы Третьего Круга.
Двое из них, схватив Жарля за локти, повели к креслу. Он начал сопротивляться только для того, чтобы доказать самому себе — он, мол, еще человек. Он умудрился ударить одного из жрецов, но тут пришли на помощь другие, усадили его в кресло, затянув ремни.
И. все это время брат Домас комментировал:
— Давай, сопротивляйся, потом мне будет легче.
Жрецы отступили назад. Кресло было на удивление удобным. Но Жарль не имел возможности повернуть головы.
К нему подключили электрические и записывающие приборы. Шприц вонзился в его руку. Снова брат Домас прочел его подозрения.
— Нет, это не препарат для извлечения правды. Получить от тебя информацию, которой ты обладаешь, — это наша побочная цель. Мы хотим узнать гораздо больше, чем просто информация.
Брат Домас сел прямо перед креслом. Контрольная панель солидографа находилась у него под руками.
— Что такое личность? — спросил он совсем другим тоном. — Просто точка зрения. И ничего больше. Точки зрения меняются. А меняется ли при этом личность? Требуется ответ, разумеется. Личность изменяется, но очень медленно, постепенно, поэтому изменения незаметны. Твои точки зрения изменились! Твое досье доказывает, что они менялись у тебя чаще, в большей степени, чем у человека среднего уровня. И тем не менее ты ощущаешь себя таким же человеком. Это поднимает интересный вопрос.
Он говорил, словно читал лекцию ученикам.
— Для мыслящего человека нет более поражающего ощущения, чем воспоминания о точках зрения, о взглядах, которые он исповедовал и от которых отказался. Человек помнит их в подробностях, но эти воззрения больше не привлекают его, у него сложилась новая система взглядов. Вообрази, память и интуиция доказывают ему, что он остался тем же самым человеком.
Но память может вызывать любые образы. Она холодна и бесстрастна. У памяти мораль. Представь себе человека, которым ты восхищаешься, и человека, которого ты ненавидишь. Вообрази, что это две жизни одного и того же человека. Предположим: память связывает эти две стадии.
Да, личность меняется. Вся проблема в том, чтобы ускорить это изменение.
Ты начинаешь понимать, какие намерения у нас относительно тебя?
Нет, твое нынешнее сознание не будет стерто и заменено другим. Это равносильно тому, чтобы убить тебя. Ты забыл, что я говорил о памяти. Личность меняется, но память — индивидуальное сознание — остается целой и невредимой.
Жарль почувствовал почти облегчение. Наконец он понял, куда будет произведена атака, и сможет мобилизовать свои силы. Свою ненависть к Иерархии. Вновь обретенную преданность Новому Ведьмовству. Свою любовь к Наурии. Свое презрение к таким, как Дет, и, что самое важное, свою твердую уверенность: каждый прихожанин имеет право на свободу. Да, такие твердые взгляды трудно изменить. Уверенность в том, что человек должен быть свободным, не изменится. Брат Домас блефует.
— Верно, — сказал брат Домас, — это кажется невозможным. Но посмотри на мое лица Разве у меня лицо человека, многократно меняющего свою индивидуальность? Как бы мог я приобрести такой опыт, такие знания, если бы не экспериментировал на себе? Ты знаешь, что не я открыл телепатию. Мое знание о человеке, его мозге базируется на дедукции, на эмпирике, на опыте. Я не гнушался экспериментировать на себе. Единственное, о чем я жалею, — не могу коренным образом изменить свою личность. Ведь я же психолог.
Он признался, что не изменил коренным образом свою личность. Не сможет он сделать этого и с Жарлем.
— Правильно, — сказал Домас. — Будь самоуверен. Это сделает тебя более уязвимым, когда ты начнешь удивляться. А теперь — дело.
Постепенно подключили все приборы. На Жарля обрушились видения, звуки, запахи, прикосновения… И эмоции. Более специфические и интенсивные, чем те, которые возбуждаются симпатическими и парасимпатическими системами. Он сопротивлялся всему. Но воздействие разбило все его защитные барьеры, и он зашелся в конвульсиях смеха. Старался сдержать слезы, но они лились. Пытался побороть ярость, которая вырывала из него ругательства и угрозы, преодолеть страх. Он боролся со всем этим, но тщетно. Создавалось впечатление, что его собственное тело уже не принадлежало ему, и он испытывал стыд, отчаяние, когда Домас — искусный музыкант — извлекал из него реакции на самые разнообразные возбуждения.
Комната погрузилась во тьму, и на Жарля направили десятки световых лучей. Они пульсировали в такт с реакциями Жарля. Брат Домас не отрывал взгляда от него.
От эмоций к мыслям, от тела к разуму продвигались исследования. Жарль ощущал свой мозг, как планету, где его сознание находилось на освещенной ее стороне. Непреодолимые силы вращали планету, и он напрасно пытался удержать свои мысли. А с другой стороны — теневой — на него наплывали призрачные, давно забытые ощущения. Ненависть, зависть — эти эмоции когда-то испытывал и он, а затем похоронил их в глубинах памяти. И воспоминания. О детстве. Его первая исповедь. Шарлсон Наурия. Работа на полях. Пение в хоре. Воспоминания о самом раннем детстве. Он, находящийся в колыбели и взирающий на мир гигантов.
Лицо матери — совсем молодое — склонилось над ним. Затем жуткий полумрак, когда, казалось, все вещи становятся живыми символами невидимых сил.
Медленно отступают темные воспоминания. Неторопливо чужие эмоции покидают его разум. Он уже ощущает только полное изнеможение. И вот облегчение… Он снова Армон Жарль. И у него сохранились те же взгляды, что и раньше. Брат Домас потерпел неудачу!
— Нет, — сказал брат Домас. — Это просто исследование. Нащупывание слабых мест. Сейчас стимулирующие ленты автоматически коррелируются с учетом твоих реакций. Хочу быть честным: я действовал в основном по интуиции.
