Джефф Райман - Детский сад
— Кому нужны все эти Бестии? — радостно недоумевал Бирон. — Да мы сами себе Бестии!
Вот так, всей ватагой, и дошли до Раковины, взволнованно, наперебой выражая друг другу свое восхищение.
— Вы понимаете, что это означает? — как и все, не унималась Милена. — Это ж значит, что мы все пьесы играем не так! А надо вот так!
— Все? Ой! — в притворном ужасе прикрыл себе рот Король.
— Ну, так что ставим следующее? — требовала Милена.
— Да все, что захотим! — отвечал за всех Бирон.
Когда, разбредаясь по комнатам, они щедро чмокали друг дружку в щеку и когда Милена уже молча поднималась по лестнице с несколькими актерами, живущими в той же секции общежития, она поняла, что у нее есть некая новость. Она вызрела в ней как увесистый плод, готовый сорваться с ветки. Вызрела от осознания, что ей есть теперь с кем поделиться всем происшедшим: у нее есть Ролфа.
«Надо же, как разом все сходится», — победно думала она. Жизнь явно расправляла крылья.
КОГДА МИЛЕНА ОТКРЫЛА дверь, в комнате ее дожидался Джекоб. Встав с кровати, он сообщил:
— Кто-то вас выслеживает. Вас с Ролфой.
— Нюхач, — с довольным видом свесилась у него из-за спины с постели Ролфа. — Наверно, папа фискала нанял.
— Высокий худощавый мужчина, — доложил Джекоб. — Я ему сказал, что никто с таким именем здесь не проживает.
Милена вслушалась в тишину, воцарившуюся в комнате. У Нюхачей есть вирусы, помогающие им выслеживать и вызнавать.
— Они же могут слышать мысли, — прошептала она в испуге.
— Не совсем, — улыбнулся сдержанно Джекоб. — Так, но не совсем.
Воздух словно сделался колючим.
— А как? — негромко спросила Милена. — Джекоб, ты же знаешь?
Тот озарился блаженной улыбкой.
— Мысли можно улавливать. Видеть их. Чувствовать в своей голове. Разобрать их очень непросто. Если ты находишься среди многих людей, мысли путаются. Вы, Милена, должны находиться с людьми.
«Хорошо, что хоть в пьесе участвовать смогу».
— А что, если он застанет меня одну?
Улыбка по-прежнему не сходила у Джекоба с лица.
— Вы — много людей, Милена: вирусы пришли к вам от разных людей. Так пусть же эти люди займутся у вас в голове беседой. Пусть декламируют ваши монологи. Читают книги. Разгадывают кроссворды. Вас никак не отследить. Вы — не один человек, а много.
— А Ролфа? Она тут целыми днями одна.
Джекоб повернулся и, улыбаясь, смерил Ролфу проницательным взором.
— Ролфа-то? У нее голова населена еще гуще.
Похоже, Почтальоны тоже Нюхачи. На кого же они все в таком случае работают?
— Нам, наверное, надо бы сменить комнату, — рассудила Милена.
Джекоб солидарно кивнул. Ролфа же лежала на кровати с таким видом, будто происходящее ее совершенно не касается.
Милена отправилась к Сцилле.
— Нам необходимо поменяться жилплощадью, — сообщила она ей.
— Стоп. Суши весла. Зачем? — Выслушав рассказ подруги, заинтригованная Сцилла тут же пришла в движение. — Сейчас же! Не теряя ни минуты, — сказала она. — Съезжаем.
— В новую комнату? — Ролфа, лучась от восторга, подскочила с пола, где успела было устроиться. Теперь она то и дело жизнерадостно стукалась то о дверной косяк, то о подоконник. Кровати, плитки, посуда, ворохи бумаг — все это перекочевало из комнаты в комнату меньше чем за час.
— Пойду куплю всем нам ужин, — деловито засобиралась Сцилла. — Дожидайтесь!
Новая комната оказалась меньше прежней, к тому же из нее не было вида на реку. Волна ажиотажа, нахлынувшего в связи с преследованием и переездом, сменилась у Ролфы скукой и брюзжанием.
— Ну вот, тут вообще места нет, — уставясь перед собой, ворчала она.
— Почему, места вполне достаточно. И все нужное есть.
— А под пианино — нет!
Пианино?
«Ролфа, да сколько же у тебя денег? Хватит ли тебе на еду — на месяц, на два? А у меня, по-твоему, их сколько?»
Милене пришлось пояснить ей, что жизнь теперь пойдет по-иному. Что придется жить скученной и куцей во всех смыслах жизнью людей.
— Мы ютимся в коробчонках, Ролфа, — открывала ей глаза Милена. — На наши заработки у нас высоко не взлетишь и далеко не разбежишься. И роялей у нас нет. В наших комнатах их попросту негде ставить.
— Тогда где же мне играть?
— У нас есть репетиционные залы, в Зверинце.
— Меня же туда не пустят! — Ролфа начала расхаживать из угла в угол.
Милена осознала: что-то непременно должно произойти, причем достаточно быстро. При такой жизни их надолго не хватит. Надо, чтобы что-то произошло с ее музыкой.
— Но ты всегда можешь петь, — напомнила Милена.
— Петь? Где я могу петь? Если я начну петь здесь, на меня все начнут шикать. А если за мной шпионит Нюхач, я вообще должна сидеть тише воды ниже травы.
Сцилла с обещанным ужином не пришла. Вместо нее пришел Джекоб с сообщением.
— Он в вашей старой комнате, — сказал он. — Тот высокий, худощавый мужчина. И никак не уходит. Сидит на кровати. Сцилла уже на несколько раз, чтобы запутать следы, пропела в уме арии из «Мадам Баттерфляй». Но он эту оперу знает, и ей не удалось сбить его со следа. Я сказал ей: «Сцилла, вас в кафе дожидаются друзья», чтобы у нее был какой-то повод уйти. Она попросила его покинуть помещение, но он лишь покачал головой. Как долго он там пробудет, я не знаю. Но думаю, что он вскоре придет сюда.
Пришлось перебираться снова. На этот раз это было уже не весело, а утомительно. Они обменялись комнатами с приятелем Сциллы — популярным молодым актером, который не преминул превратить переезд в бенефис своей снисходительности и благородства. Милене в отместку расхотелось разыгрывать перед ним сцену благодарности.
Ночь они провели в своем новом, мрачноватого вида убежище. Из страха быть обнаруженными они даже не зажгли свечу. Переговаривались шепотом. Ролфа не переставая расхаживала из угла в угол.
— Когда я плохо себя вела, папа запирал меня в платяном шкафу, — пустилась она в воспоминания. — Было очень темно, и я знала, что никто туда ко мне не придет. Поэтому постепенно привыкла сидеть там и напевать, в темноте. И так с этим свыклась, что потом специально что-нибудь вытворяла — скажем, не заправляла постель или устраивала кавардак на кухне, — лишь бы меня снова заперли. Темнота была единственным местом, где я могла петь. А здесь я и петь не могу. К тому же так тесно, что с трудом передвигаюсь.
И Милена вновь ощутила отзвук какого-то воспоминания. «Где-то это уже было со мной», — мелькнуло в уме. Некая привычка, схема, шаблон — то, куда можно невзначай кануть как в омут, если вовремя не опомниться. Словно бы ее, схватив, переметнули во взрослое состояние так быстро, что какая-то часть ее не поспела следом. Какое-то странное, неокрепшее существо, бывшее когда-то ею, не успело перепрыгнуть и осталось в прошлом. Детская сущность не уяснила того, что произошло. Может, она все еще там, в прошлом, по-прежнему шлет отзвуки слов.
