Михаил Емцев - Слеза большого водопада
Моя проповедь состоит из двух частей, из двух антагонистических начал. Как Ормузд и Ариман, добро и зло. Свет и тьма. Любовь и ненависть. Я начинаю с Критики и заканчиваю Утверждением. Критика и Утверждение — это два полюса, которые не могут существовать порознь. Каждый раз я меняю полюс Критики, оставляя один и тот же полюс Утверждения. Таким образом, мое Утверждение, подобно свету маяка, поворачиваясь, озаряет самые различные стороны горизонта жизни.
Вчера, ступив на палубу этого корабля, я начал говорить о свободе клетки, насильственно включенной и порабощенной в организме! Это была часть моей программы Утверждения, перед этим в Белене в программе Критики я выяснил аморальную природу Организации, Организма, Государства. Но сегодня я вижу новых врагов, новых противников моей программы Утверждения, сегодня в программе Критики зазвучат новые понятия, хотя к свободе клетки я еще вернусь. Я вернусь к ней, когда буду говорить о новых фасонах платьев и одежды, которые носит современный человек.
25
— Слушай, вельо, — сказал запыхавшийся Ленивец, — я не могу бегать, как мышь, по этому судну! У меня совсем штаны развалились! Я обе половинки в руках таскаю.
— Зайдем в туалет! — скомандовал Живчик.
В туалете Живчик осмотрел своего друга.
— Да, дело дрянь. Гнилые нитки. Теперь штанины разлезутся в разные стороны, а ты останешься посередине. Придется выбросить, ничего не поделаешь.
— А как же я? — взмолился Ленивец.
— А ты ходи, как спортсмен, который только что из бассейна и торопится к себе в каюту.
— Задержат, — грустно поник головой толстяк. — Без халата задержат.
— Могут, — согласился Живчик. — В следующий раз, когда пойдешь на дело, будешь надевать барахло, которое еще не совсем сгнило. Пойди в кабину, разденься и покажись.
Увидев белый живот Ленивца, свисающий над грязными цветастыми трусами, Живчик даже застонал.
— Э-э, нет, братец, на спортсмена ты не похож. Скорее на кусок свиного сала.
Гангстеры задумались.
— Слушай! — Живчик встрепенулся. — Я, кажется, придумал. Надевай вместо штанов рубаху. Как будто бы сверхмодный фасон.
— Ты думаешь? — Ленивец стал подозрителен.
— Дело тебе говорю! Ступай в кабину и переодевайся.
Ленивец покорно скрылся в кабине, и оттуда долго доносились сопение и вздохи.
— Ты заснул? — спрашивал Живчик.
— Не лезут ноги в рукава, черт бы их побрал! — кряхтел за перегородкой толстяк.
Когда он вышел, Живчик вздрогнул.
— Ты как глобус на спичках, — заявил он, — чего это ты так брюхо развесил?
— Так ведь рубаха ж!
— Подбери. А воротник у тебя оказался на самом интересном месте, подтяни сзади. А эта дыра откуда?
— Раньше она была на рукаве, под мышкой, и ее пе было видно, а теперь видишь куда вылезла, прямо на всеобщее обозрение, — сокрушался Ленивец.
— Не нужно всякий хлам на себя пялить, когда на серьезное дело собрался, скупердяй! — ворчал Живчик. — Ты, кажется, этого Дика на свалке надеялся найти? Слушай меня. Разорви штанины до конца и обмотай их вокруг пояса, да так, чтобы пояс получился широкий, на весь живот. Вот правильно! Конец штанины пусти спереди — как бы небрежность с твоей стороны. Эта небрежность прикроет отверстие на вороте. Да закатай рукава на ногах! Ты бы еще запонки у щиколотки прицепил! Ходить можешь?
Впавший в какую-то каталепсию, Ленивец с трудом пошевелился.
— Вроде могу, — от волнения голос у него стал высоким и сипловатым.
— Ну и отлично. Пошли. Тебе еще туфли другие и что-нибудь на голову, и был бы ты как шотландец в национальном наряде. Но сойдет. И так похож на чудака-иностранца. Пойдем.
— А куда идти? — обреченно спросил Ленивец.
— Куда идти, куда идти! Словно не знаешь?
— Не знаю, — жалобно вздохнул несчастный. Живчик подумал.
— Пойдем к Мимуазе, поговорим с ней как следует!
— Пойдем, — печально кивнул Ленивец.
Живчик незаметно ухмыльнулся.
«Вот так оно и бывает. Только так, и не иначе. Храбрость Ленивца вошла в поговорку на задворках Вер-о-Пезо. Ленивец пули не боится — это всем известно. Почему не боится, вопрос другой, но не боится, и все тут. И ножа он не боится. Он всегда руку с ножом обломать может. И вообще Ленивцу сам черт не брат. Он бывал в таких переделках! А вот ведь скис Ленивец! Стыдно ему. Стыдно ему, бедолаге, вместо штанов рубаху носить и в таком виде по фешенебельному лайнеру прогуливаться. Смущается, как девчонка, не знает, куда смотреть. Ай да ну! Вот посмеемся на берегу! Пошли, пошли, не вешай нос, толстяк!» Они вышли из туалета и направились к бару доньи Мимуазы, Навстречу им попадались пассажиры и члены команды. Наряд Ленивца воспринимался с интересом, но без энтузиазма. Только раз гангстеров шокировала маленькая девочка:
— Мама, мама! Смотри, кто это такой?
— Иди, иди, детка, этот дядя больной.
Угловым зрением Живчик заметил, что Ленивец побагровел и стал хватать ртом воздух. Затем он услышал тоскливый шепот:
— Слушай, вельо, иди один. Я тебя в туалете подожду, ейбогу. Я там у кого-нибудь штаны достану.
— Да? — Живчик был язвителен и ироничен. — Поднять шум на весь океан? Учти, толстяк, я за тебя работать не собираюсь. С Миму и Диком нужно быть настороже. Идем.
Ленивец обреченно сопел за спиной неумолимого друга.
Живчик неистовствовал. У него был для этого благодарный повод. «Шеф все узнает. Он поймет, каким дураком был, когда посылал этого жирного поросенка на дело. Какой с него прок? Он сейчас как проколотый пузырь. Из него весь воздух выпущен! А храбрился! Подсмеивался. Вельо, вельо, вот тебе и вельо. Сам ты вельо! Стоило с тебя спустить брюки, как ты уже ни на что не годен. Эх ты!» Они прошли по кормовым трапам и, стараясь остаться незамеченными, поднялись на палубу первого класса, где находился бар доньи Мимуазы.
В это время радио «Святой Марии» передало объявление:
— Подсобный матрос Даниил, подойдите к радиорубке, вас вызывает помощник капитана! Подсобный рабочий Даниил, у радиорубки вас ждет помощник капитана!
Сначала они не придали объявлению никакого значения, но уже через несколько шагов Ленивец осторожно тронул плечо спутника:
— Слушай, вельо, а ведь помощник называл Даниилом этого негра там, в каюте.
— Какого?
— Того, с кем я подрался.
— И что?
— И что! Не соображаешь? Зачем им вызывать матроса, когда он рядом с помощником капитана? Здесь что-то не то.
— Глупости! — отрезал Живчик. — Пока мы возились с твоими штанами, негр мог куда угодно податься! Вот его и вызывают.
Живчик раздраженно толкнул дверь бара. В этот ранний час заведение Миму пустовало. Сама хозяйка, стоя на рабочем месте, разливала в четыре рюмки коньяк. Лицо ее было бледным, губы сжаты. Скорбная складка у переносицы придавала ей выражение мученической решительности.
