Рэй Олдридж - Механический Орфей
Пленник отчаянно пытался вырваться из темной, страшной пучины сновидений наверх, к свету.
Сам себе он казался чудовищем, стоящим по колено в море. Но голова его, пробив тонкую пленку атмосферы, скрывалась в ледяном блеске космоса. Монстр отрешенно разглядывал далекую, туманную землю и смеялся безумным смехом.
Все его существо разрывалось от безумной безнадежности, подкрепляемой свирепой радостью, хотя он не мог вспомнить ее причину.
Он снова расхохотался, смех длился так долго, что мир вокруг задрожал, а в легких закончился воздух. Тело чудовища напоминало землю, терзаемую землетрясением, потом, не выдержав безумного смеха, лопнула кожа. Под ней не было ни плоти, ни костей, ни крови — только черная пустота космоса. Разрывы на коже делались все шире, тело падало на далекую землю, распадаясь на вопящие ошметки.
Судорожно хватая ртом воздух и размахивая руками, Руиз наконец проснулся.
Дольмаэро с Мольнехом еще несколько мгновений держали его за руки, потом отскочили в сторону.
— Успокойся, — осторожно произнес старшина гильдии. — Мы не нападаем на тебя.
На щеке Мольнеха алела свежая ссадина, у Дольмаэро из рассеченной губы текла кровь. Руиз сообразил, что именно он ранил старых товарищей.
Впервые в жизни бывший агент смог припомнить осколки своего сна. Что они означали? Неужели его мозг не выдержал напряжения и начал разрушаться?
— Простите, — с трудом выдавил он из себя первое слово.
Пленник находился в гигиеническом отсеке, где фараонцы попытались смыть кровь с тела своего предводителя. Вода, неприятно ржавого цвета, забрызгала стены.
Руиз поднес к глазам дрожащую руку. Под ногтями тоже была кровь.
Память вернулась, нахлынула оглушающим потоком. Неудержимый приступ рвоты сотряс истерзанное тело пленника.
— Мы можем тебе помочь? — неуверенно спросил Дольмаэро.
— Нет, — выдохнул он, — Нет, оставьте меня, пожалуйста. — Фараонцы поспешно удалились, тихо прикрыв за собой дверь.
Сколько он оборвал жизней? Сто? Тысячу? Скольких он прикончил на этот раз, чтобы избавить от боли свою жалкую плоть?
А Низа? Судорожное рыдание вырвалось сквозь стиснутые зубы. Убил ли он ее тоже или позволил это сделать Геджасу? Не важно, наверняка она все равно мертва.
Почему его оставили в живых? Родеригианцев трудно заподозрить в милосердии, а Руиз, безусловно, заслуживал смерти.
Пленник глубоко вздохнул и прислонился к пластиковой стене. Да, он все еще жив, а значит, остался крохотный шанс заставить родеригианцев заплатить за все. Сладостные картины проносились перед глазами: конвульсивно сжимающееся тело Геджаса, распятое на нейростимуляторном кресте, Желтый Лист, задушенная собственными внутренностями. Пылающий остров Родериго, из бункеров которого наконец-то удастся выжечь всю мерзость.
Он слабо улыбнулся, пытаясь утешиться этими видениями, но все они были слишком далеки от реальности, чтобы доставить истинное удовольствие.
Руиз с трудом поднялся на ноги и включил душ. Горячая вода, почти кипяток, обожгла кожу. Пожалуй, он давно уже не мылся так тщательно.
Теплый сухой воздух мягким коконом окутал разгоряченное тело. Пленник бездумно прикрыл глаза.
Когда он вышел из кабинки, Гундред молча вручил ему серый комбинезон. Руиз поспешно оглядел комнату. Все, кроме Низы, были на месте. Ему отчаянно хотелось закричать, разбить что-нибудь. А чего, собственно, он ждал?
— Она в другой комнате, — тихо сказал Гундред. Руиз в два прыжка пересек помещение и распахнул дверь. Девушка лежала на койке, отвернувшись к стене, но плечи ее мерно опускались и поднимались — она дышала!
Пока что этого достаточно. Если бедняжке удалось забыться сном, он не станет ее беспокоить.
— Ты доволен, — заметил моряк, — Ты уверен, что следует испытывать именно это чувство?
— О чем ты?
Гундред неуверенно покосился на фараонцев.
— Помнишь свои подозрения?
Руиз помнил, но первоначальные опасения стали такими незначительными по сравнению с тем, что произошло на острове Родериго. Да, один из них побывал в логове геншей и стал марионеткой Кореаны. Ну и что? Подобная мелочь не затрагивала его сознание.
— О чем он говорит? — спросил Дольмаэро.
Руиз уселся на ближайшую койку. Отвечать не хотелось, но мысль о том, чтобы солгать фараонцу, вызвала отвращение. Даже если именно старшина стал роботом Кореаны, он был частицей той, прежней жизни также, как насилие и смерть.
Та жизнь закончилась, хорошо это или плохо. Мечтам о мести не суждено осуществиться. Даже если представится возможность, он больше не способен нести смерть и разрушения. И наплевать на подслушивающих родеригианцев!
— Публий открыл мне одну тайну, — медленно произнес Руиз.
Гундред удивленно приподнял брови, но промолчал.
— Что именно? — решительно спросил Дольмаэро.
— Он сказал, что один из вас побывал у геншианских мозг-навигаторов. Но создатель чудовищ не знал, кто именно, а может, не хотел говорить.
Дольмаэро углубился в свои мысли, его широкое лицо приняло мрачное, непроницаемое выражение. Наконец он снова заговорил.
— Ты ему поверил?
— Не верил, пока кто-то не совершил те убийства в лодке.
Старшина непривычным жестом потер подбородок, на его отвисших щеках заблестел пот.
— Ты что-то рассказывал о геншах, но это было так давно…
— Да.
— Ты говорил, что они отбирают личность у человека. Они крадут душу, оставляя лишь желание угодить хозяину.
— Да.
Дольмаэро содрогнулся.
— Скажи мне, поймет ли человек, что он лишился души?
Руиз пожал плечами и ничего не ответил.
— Не обязательно, — вмешался Гундред. — Только если хозяин прикажет осознать этот факт. Если марионетке прикажут скрыть изменения своей личности, не догадаются даже родеригианцы, а может, и другие генши.
Дольмаэро тяжело опустился на свою койку и уставился в пол, видимо, не испытывая желания продолжать расспросы, чего с ним раньше не случалось.
Даже Мольнеху изменила привычная веселость. Он молча подошел к кормушке и без всякого аппетита проглотил горсть шариков.
— Интересно, как наши хозяева отнесутся к твоим откровениям? — сказал Гундред, задумчиво оглядев комнату.
Геджас вел наблюдение за подопытными объектами. Он коснулся панели управления, присоединяясь к консоли, ведающей обработкой данных на компьютере Желтого Листа.
— Госпожа, — сообщил он. — Связь подтверждается.
«Голос» внимательно наблюдал за выражением прекрасного и страшного лица своей хозяйки.
