Ярослав Вейс - День на Каллисто. Сборник научно-фантастических произведений
— Погодите, погодите, — выпустил струйку сигарного дыма прокурор Классен. — Все это мне понятно. Но почему нельзя было, например, заключить такое же соглашение об использовании антиментона?
— Это оказалось невозможным. Из-за славы. Перед доктором Траммером гораздо четче вырисовывались будущая известность и слава, чем какие-то там печальные последствия. Причем, когда он начинал говорить о последствиях, — а ведь мы, как могли, старались убедить его в их неизбежности, — то видел лишь одни плюсы своего открытия. Мы же видели и все минусы. Представьте себе, господин прокурор, что означало бы для людей, если бы вдруг оказалось, что любой человек с помощью обычной таблетки или порошка может гарантировать себе необходимую потерю памяти? Или же быстрое и эффективное очищение совести, когда ему это вздумается? Коллега Траммер не хотел этого понять. Поэтому, раз он оказался не в состоянии правильно оценить последствия своего открытия, он ни в коем случае не должен был им воспользоваться. Вот мы и предъявили ему ультиматум накануне доклада.
— А может, — задумался Классен, — Траммер был идеалистом, который полагал возможным использовать лишь положительные стороны своего открытия?
— Господин прокурор, — с горечью усмехнулся доктор Бергсон, — идеалисты тоже должны нести ответственность за свои поступки. Нельзя смотреть на вещи так односторонне. К тому же мы не один раз все обсудили, прежде чем прийти к определенному решению. Поймите, мы стремились к тому, чтобы у людей никогда не возникла возможность жить без совести.
— Однако, — пожал плечами прокурор Классен, — ваше решение противоречило тому факту, что люди не могут жить без законов.
— А без справедливости? — возразил ему Бергсон.
— Если каждый будет придерживаться своего собственного понятия о справедливости, то на свете окажется много разных справедливостей — по существу это означало бы, что справедливости нет вообще, а в человеческом обществе это невозможно, — закончил свою мысль прокурор Классен.
— Так вот, — посерьезнел вдруг доктор Бергсон, как бы вознамерившись завершить затянувшуюся дискуссию, — до начала процесса остается примерно двенадцать часов. И вам следует решиться, господин прокурор. Отказавшись принять участие в процессе, вы дадите понять всем, где правда…
— Послушайте, дорогой Бергсон, — прервал своего гостя прокурор Классен, — в чем заключается правда, вы не узнаете никогда, поскольку у нас речь шла о некоей абсолютной правде. Отказываясь от участия в процессе, я тем самым даю понять, что нахожусь на вашей стороне, а это в свою очередь означает полную вашу правоту. Если же я стану участвовать в процессе, то каким окажется приговор, будет зависеть от присяжных заседателей и от суда. Но даже если бы они оказались на вашей стороне, все равно ваш коллега Хольцман должен понести наказание в соответствии с существующими законами. Надеюсь, хоть это вам ясно, господин доктор?
— Нет, — убежденно возразил посетитель, — Хольцман не будет осужден, поскольку у вас на руках нет достаточно веских доказательств. К тому же, если вы хотите быть справедливым до конца, то должны потребовать наказания и для всех нас — ведь Хольцман действовал от нашего имени.
— Мы не можем осудить всех, если снотворное в кофе вашему сослуживцу Траммеру подсыпал только один из вас.
— Итак, господин прокурор, — решился наконец доктор Бергсон, — вы, видимо, склоняетесь к тому, чтобы антиментон начали производить уже сегодня и чтобы этот препарат, законным или незаконным способом, мог достать каждый, кто хотел бы забыть что-либо, в том числе и вашу пресловутую справедливость.
Последовало молчание.
— Позвольте мне спросить вас кое о чем, господин доктор, — обратился вдруг к своему гостю хозяин кабинета. — Решившись осуществить это свое, скажем так, намерение, вы сами не запаслись хорошей порцией антиментона?
— Господин прокурор, — серьезно ответил доктор Бергсон, — смею вас заверить, что практически весь изготовленный в институте препарат был уничтожен, уничтожены также все лабораторные журналы с записями опытов и сами мы не приняли никакой дозы антиментона. Да и зачем нам нужно было это делать — ведь мы действовали в полной уверенности, что угрызения совести нас мучить не будут.
— Ну и как, не мучают? — испытующе глянул на посетителя прокурор Классен.
— А вы мучились бы угрызениями совести, господин прокурор, будучи убеждены, что действуете в интересах человечества?
— Милый доктор Бергсон, — усмехнулся прокурор, — хотя по некоторым вашим высказываниям сразу видно, что вы не юрист, я все же хотел бы вас кое о чем спросить. Уверены ли вы, что где-нибудь в другой стране, в какой-либо другой лаборатории в это же самое время или, допустим, в ближайшем будущем не будет создано нечто подобное антиментону?
— Думаю, что именно так оно и будет, — ответил доктор Бергсон, вялым движением рук как бы расписываясь в собственной беспомощности. — Вероятно, в научных исследованиях каждый полученный результат можно использовать как на благо человечества, так и во вред ему. Правда, как только где-нибудь произойдет нечто подобное, люди сразу должны выступить против этого.
— Но, господин доктор, — возразил прокурор Классен, — как можно с самого начала знать, принесет данное открытие пользу или вред? Или что из них окажется более важным? Это все равно, как если бы мы рассуждали об атомной энергии, имея в виду лишь атомную бомбу, а не, к примеру, радиоактивные материалы, используемые для облучения опухолей. Где тут граница? Если позволите, то как юрист я бы сказал, что фактически у нас с вами достаточно близкие взгляды на вещи, хотя в целом ряде вопросов мы несколько расходимся. Итак, вы пришли сообщить мне, что у меня остается двенадцать часов на размышление, чему отдать предпочтение, причем, как я понимаю, передо мной стоит выбор: либо присоединиться к вашей точке зрения, которая, вообще говоря, не является достаточно общим решением вопроса, и забыть о том, что на свете существуют право, законность и все остальное, либо действовать сообразно духу своей профессии и начисто забыть о мотивах, которые вы мне здесь привели.
Доктор Бергсон поднялся с кресла и с достоинством поклонился.
— По-моему, все сформулировано абсолютно точно. У вас действительно есть двенадцать часов на размышление. Простите, господин прокурор, что отнял у вас слишком много времени.
— Мне было интересно выслушать вас, господин Бергсон, — сказал прокурор. — Поверьте, я вполне допускаю вашу точку зрения и рад, что вы меня тоже поняли. Уверяю вас, что постараюсь продумать создавшуюся ситуацию до конца. Хотя, конечно, любое решение выдвинет перед нами новые проблемы.
