Альфред Ван Вогт - Черный разрушитель
Она заколотила дом и объявила, что намерена отправиться попутешествовать. Прибыв в 1967 год, она устроилась на работу и сняла комнату, назвавшись девичьим именем своей матери, Джоан Крейг. Она напросилась на вечеринку, где встретила Терри Мэйнарда. В новом платье и с новой прической в ней довольно трудно было узнать прежнюю Мариэтту.
Она вышла за него замуж и в наказание за то, что он так поступил с ней, не призналась ему ни в чем до самой последней минуты, напугав его до полусмерти. Но затем… да и что она могла сделать? Когда мужчина женится на девушке дважды, второй раз даже не подозревая, кто она такая, это — любовь… О господи, уже без трех минут двенадцать. Пора кормить моего карапуза.
Она вскочила с кресла и выбежала в холл.
Прошло около минуты, прежде чем один из гостей прервал наступившую тишину.
— Черт побери! Выходит, вы не только дедушка самому себе, но еще и женились в 1970 году на собственной бабушке! Вам не кажется, что это несколько усложняет дело?
Мэйнард покачал головой.
— Разве вы не понимаете, что это — единственный выход? У нас есть ребенок, который находится там, в прошлом. Он станет моим отцом. Если родятся другие дети, они останутся здесь и продолжат наш род. При мысли об этом мне становится легче жить на свете.
Где-то вдалеке забили куранты. Мэйнард поднял бокал.
— Дамы и господа, выпьем за будущий… 1971 год и за все хорошее, что с нами должно произойти.
Когда они выпили, одна из женщин робко спросила:
— Скажите, ваша жена… Джоан… она сейчас отправилась в прошлое?
Мэйнард кивнул.
— Тогда я не понимаю, — продолжала она. — Ведь вы сказали, что цифры на стержне кончаются на отметке 1970. Но только что наступил 1971 год.
— А! — сказал Терри Мэйнард. Лицо его приняло недоуменное выражение. Он привстал с кресла, чуть не выплеснув коктейль из бокала. Затем вновь медленно сел и пробормотал: — Я уверен, что все будет в порядке. Судьба не может так посмеяться надо мной.
Женщина, которая ранее весьма критически относилась к рассказу Мэйнарда, поджав губы, встала с кресла.
— Мистер Мэйнард, разве вы не собираетесь пойти и проверить?
— Нет-нет, я уверен, что все будет в порядке. Там, под грузиком, есть место для новых цифр. Не сомневаюсь в этом.
Один из гостей поднялся с места и, нарочито чеканя шаг, вышел в холл. Когда он вернулся, вид у него был хмурый.
— Вам, вероятно, будет небезынтересно узнать, — сказал он, — что ваши часы остановились ровно в полночь.
Мэйнард по-прежнему сидел в кресле.
— Я уверен, что все будет в порядке, — повторял он.
Две женщины встали со своих мест.
— Мы пойдем наверх и поищем Джоан, — сказала одна из них.
Через некоторое время они вернулись.
— Ее там нет. Мы всюду посмотрели.
В комнату вошли трое гостей, которые удалились в столовую, когда Мэйнард начал свой рассказ. Один из них весело сказал:
— Ну, полночь прошла, так что, думаю, все кончилось, — Он посмотрел на Мэйнарда, — Вы, конечно, сказали им, что нумерация кончается на цифре 1970?
Гости заерзали на своих местах, нарушив тягостное молчание. Мужчина обратился к ним все тем же веселым тоном:
— Когда я впервые слышал эту историю, последняя цифра была 1968, и ровно в полночь часы остановились.
— И Джоан исчезла за три минуты до этого? — спросил кто-то.
— Вот именно.
Несколько человек вышли в холл посмотреть на часы. В гостиную доносились возбужденные голоса:
— Смотрите-ка, последняя цифра действительно 1970…
— Интересно, Мэйнард каждый год вырезает новые цифры?
— Эй, Пит, возьмись за гирьку!
— Ну уж нет. Мне как-то не по себе от этой истории.
— Мэйнард всегда казался мне странным.
— Но здорово рассказал, верно?
Позже, когда гости начали расходиться, одна женщина жалобно спросила:
— Но если все это шутка, почему Джоан не вернулась?
Чей-то голос прозвучал из темноты за дверью:
— Мэйнарды такая занятная пара, правда?
Ведьма
Прячась в жалких зарослях кустов, Марсон наблюдал за старухой. Прошло несколько минут с тех пор, как он отложил книгу. Его окружал неподвижный полуденный воздух. Даже здесь, за холмами, которые отделяли его от сверкающего языка моря, резвившегося внизу среди скал, жара была такой нестерпимой, что, казалось, ее можно потрогать руками; она отнимала у него все силы.
Но сегодня не жара, а письмо в кармане тяготило Марсона. Оно пришло два дня назад, а ему так и не удалось набраться храбрости, чтобы потребовать объяснений.
Неуверенно хмурясь — не замеченный, вне подозрений, — он наблюдал.
Старуха грелась на солнце. Ее вытянутое худое бледное лицо склонилось во сне на грудь. Она сидела неподвижно долгие часы, какая-то бесформенная в своем черном мешковатом платье.
От напряжения у него заболели глаза, и он отвел взгляд, посмотрел на длинный, низкий, обсаженный деревьями домик с аккуратным белым гаражом, подумал о своем одиночестве на этом высоком зеленом холме, нависшем над огромным городом. На Марсона на мгновение снизошло приятное ощущение покоя и защищенности; потом он снова повернулся к старухе.
Довольно долго он смотрел на пустое место, где она только что сидела. Он испытал смутное удивление, но никаких определенных мыслей в голове не возникло. Через пару минут он сообразил, что увидел, и подумал следующее.
В тридцати футах от входной двери, где старуха сидела, она обязательно попала бы в поле его зрения, если бы прошла в дом.
Старая женщина — ей, может, девяносто, а то и все сто или даже больше, — невероятно старая женщина в состоянии передвигаться со скоростью… ну, пожалуй, тридцать футов в минуту.
Марсон встал. Там, где солнце обожгло плечи, он почувствовал сильную боль, но скоро она прошла. Выпрямившись в полный рост, он видел, что на крутой, уходящей вверх тропе никого нет. Лишь голос моря нарушал тишину жаркого субботнего дня.
И куда же подевалась старая мерзавка?
Входная дверь открылась, и появилась Джоанна.
— Вот ты где, Крейг, — крикнула она. — Матушка Квигли только что про тебя спрашивала.
Марсон молча спустился со склона холма. Он старательно обдумал слова жены, прокрутив каждое из них в голове, и решил, что они не имеют никакого отношения к реальности. Старуха не могла только что о нем спрашивать, потому что она не входила в дверь дома, а следовательно, за прошедшие двадцать минут никого ни о чем не спрашивала.
Наконец ему в голову пришла новая мысль, и он поинтересовался:
