Лино Альдани - Библиотека современной фантастики. Том 5. Антология фантастических рассказов
— Нет, — обеспокоенно повторил Мюнх. — Не знаю… А может, не здесь?… Не знаю… Не знаю… Нет! Стена была здесь! Наверняка! Я помню.
— А врата, о которых ты говоришь? Где они должны быть? — спросил археолог, внимательно глядя на монаха. — И что это за врата?
— Врата монастыря, главные, врата.
— Ну, так отведи нас к этим вратам, — сказал Герлах, обмениваясь взглядами с Микшей и Дарецкой.
Мюнх подошел к пролому и свернул в развалины. Однако в проходе между стенами он остановился, внимательно осматриваясь вокруг.
— Что тут было? — спросил археолог.
— Коридор. А тут кухня, — показал Мюнх на дверной проем, заросший кустами… — А там, — он показал на отверстие в противоположной стене, — лестница в подвалы.
— Ты читал Бергманна?
Мюнх вопросительно посмотрел на Герлаха, потом сказал:
— Не понимаю.
— Я думал, ты читал работу Бергманна: «Отчет об исследовании средневекового монастыря доминиканцев в Урбахе».
— Кто такой Бергманн?
— Историк. Он несколько лет изучал эти развалины.
— И что?
— Ничего. Он тоже предполагал, что где-то тут должен быть вход в подвалы.
— Был. Я помню. Тут была лестница. — Мюнх подошел к пролому. — Все поросло кустарником.
— Пошли дальше.
Они вышли на просторную четырехугольную площадку, окруженную галереей. Две стены лежали в руинах, две другие хорошо сохранились или были реконструированы. В центре площадки возвышался колодец с большим воротом.
— Этого здесь не было! — сказал Мюнх.
— Но это очень старый колодец, — с сомнением заметил археолог.
— Его не было. Я хорошо помню. Колодец был в саду. Недалеко от въездных ворот.
— Слева или справа?
— Слева. Я сейчас покажу. — Модест пошел к большим окованным дверям в сохранившейся части здания. В них были прорублены другие, маленькие дверцы. Они тут же автоматически распахнулись перед Мюнхом, открывая мрачные сени.
— Если вы желаете, чтобы вас сопровождал голос гида, произносите в каждом помещении пароль «707», - донеслись из сеней тихие, но отчетливые слова.
Модест, который в этот момент как раз переступал порог, остановился, потом резко отступил.
— Кто-то что-то сказал. И открыл дверь. А никого нет. — Он беспокойно оглянулся на Каму.
— Не волнуйся. Это автомат. Машина, заменяющая экскурсовода.
— Машина… — неодобрительно повторил монах.
Они вошли в коридор. По обеим сторонам располагались двери. Однако внимание Мюнха привлекла противоположная стена, где в неглубокой нише белела слабо освещенная фигура божьей матери. Он подошел ближе, минуту стоял неподвижно, потом повернулся к товарищам. Было видно, что он чем-то глубоко взволнован.
— Где выход? — спросил он.
— Выход?
— Здесь был ход. Почему его замуровали?
— Пойдем, увидишь сам, — сказал Герлах и, взяв его за руку, слегка подтолкнул к ближайшей двери.
За дверью оказался длинный коридор с входами в кельи. Археолог открыл ближайшую дверцу.
Скромное ложе, скамейка, в глубине небольшое открытое оконце.
Монах подошел к окну. Отсюда была видна обширная долина, уже погруженная в предвечерний сумрак. Только далеко, на склоне противоположного холма еще горели в лучах заходящего солнца стены каких-то современных зданий. Росший по склонам монастырского холма лес лежал внизу, так что вершины деревьев кое-где выступали над краем бетонной плиты, поддерживающей старый фундамент монастырского строения.
— Что это? Зачем? — обратился Мюнх к Герлаху. — Тут же была дорога!
— Дороги нет. Тут когда-то был оползень, — объяснил археолог. — Часть склона рухнула. Кажется, еще в семнадцатом веке. Восемьдесят лет назад, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение склона, была выложена бетонная подпорка.
— Когда был оползень?
— Лет триста назад. Тогда ворота заложили кирпичом и, видимо, сделали новый колодец во дворе. Потому что тот, в саду, был засыпан. Однако, я думаю, остались какие-нибудь следы, которые удастся обнаружить с помощью зондирования.
Они вышли в коридор.
— Где была твоя келья? — спросила Кама.
Мюнх поднял на нее глаза, но, видимо, вопрос не дошел до его сознания, потому что спустя минуту он спросил:
— Ты что-то сказала?
— Я спрашиваю, где была твоя келья?
По лицу Мюнха прошла нервная дрожь.
— Моя келья?… Не здесь. С другой стороны. Ближе к часовне.
Дверь в монастырскую часовню располагалась рядом с покосившейся колоколенкой, там, где сходились два уцелевших крыла здания. Мюнх остановился на пороге и опустился на колени на большой, выщербленной от времени плите.
Чтобы не мешать погруженному в молитву Мюнху, Дарецкая, Герлах и Микша, беседуя вполголоса, присели около колодца. Разумеется, тема могла быть лишь одна: как прошло испытание.
— Либо это какой-то крупный исследователь, о котором, как это ни странно, я ничего не слышал, — взволнованно сказал археолог, — либо… не знаю, даже что и подумать. Он прекрасно во всем ориентируется, словно действительно был здесь четыреста лет назад… В некоторых случаях его замечания проливают новый свет на спорные вопросы. Например, этот колодец в саду. Надо проверить.
— Значит, ты считаешь, что это действительно может быть инквизитор Мюнх?
— Этого я не говорю, но… — Герлах замолчал, так как именно в этот момент монах кончил молитву, наклонился, поцеловал каменную плиту и встал.
Герлах подошел к нему и спросил, показывая на плиту:
— Что это за камень?
— Тут лежит настоятель монастыря Альберт фон Градек. В юности он был великим грешником. Но господь простил его. Умирая, он приказал похоронить себя здесь, у порога. Чтобы все топтали его могилу.
— На плите была какая-то надпись. Теперь буквы стерлись…
— Тут были только инициалы: А.Ф.Г. И год: 1583. Больше ничего.
— Ты его знал?
— Да. Я был здесь, когда он умирал… Надпись выбил в камне брат Гильдебрандт. Плита была больше, гораздо больше… Но треснула… Брат Гильдебрандт сделал из обломка еще одну… Маленькую. С молитвой за упокой души отца Альберта. Ее вмуровали в колонну. В часовне.
— Ты можешь показать это место? — нервно прервал Микша.
Мюнх молча вошел в часовню.
В полумраке, почти вслепую, отыскал нужную колонну и табличку.
— Здесь! — он наклонился и коснулся плиты. — Мне казалось, она была выше, — удивленно заметил он. — А сейчас она у самого пола…
— Ты прав. Она была выше, — подтвердил археолог. — В восемнадцатом веке пол подняли на шестьдесят сантиметров.