Тим Хэй - Отряд скорби (Оставленные - 2)
- Это все-таки очень наивно.
- Не настолько наивно, как это может показаться на первый взгляд. Это было бы наивно, если бы не было в наличии фактора Николае Карпатиу. Сознавая, что некоторые страны могут скрывать свои запасы оружия или производить новые виды вооружений, договор между суверенным государством Израиль и Советом Безопасности ООН, который будет подписан лично Николае Карпатиу, предусматривает решительные санкции к странам, нарушающим договор. Любая страна, которая станет угрожать Израилю, будет немедленно стерта с лица земли благодаря использованию всего того арсенала вооружений, которым будет располагать ООН. Поскольку каждая страна должна будет передать десять процентов своего оружия, вы представляете, какой будет огневая мощь этого арсенала.
- Мне трудно представить, чтобы убежденный пацифист, выступавший за разоружение на протяжении всей своей политической карьеры, мог угрожать стереть с лица земли какую-либо страну.
- Это все слова, Камерон, - ответил Хаим. - Николае - настоящий прагматик. Конечно, во многом он - убежденный идеалист, но прекрасно понимает, что самый надежный способ поддержания мира - обладание средствами для того, чтобы заставить соблюдать его.
- И каков же срок действия этого договора?
- Срок может быть установлен в соответствии с нашими пожеланиями. Мы предлагали установить срок в десять лет, но Карпатиу сказал, что ему не требуется право распоряжения выдачей лицензий на такой большой срок. Он заявил, что будет просить о предоставлении ему семи лет, по истечении которых нам в полном объеме возвращаются все права на формулу. Это очень благородно с его стороны. Если у нас возникнет заинтересованность в продлении договора еще на семь лет, у нас будет возможность сделать это.
"Вам совершенно не нужен этот договор о мире на семь лет", - подумал про себя Бак.
- Хорошо, но какое отношение имеет все это ко мне?
- Вам предназначается замечательная роль, - с воодушевлением откликнулся Розенцвейг. - Она нравится мне, потому что почетна для вас. Не секрет, что Николае считает вас самым выдающимся журналистом мира. Чтобы Доказать, что он не держит на вас зла за то, что вы Пренебрегли его последним приглашением, он намерен просить вас поехать в Израиль для участия в процедуре подписания договора.
Бак только покачал головой.
- Мне кажется, это просто замечательно, - воскликнул Розенцвейг.
* * *
Самолет Рейфорда совершил посадку в аэропорту "О'Хара" в час по чикагскому времени. Он позвонил домой и услышал автоответчик:
"Привет, Хлоя, - сказал он, - я вернулся раньше, чем предполагал. Просто хочу предупредить тебя, что буду дома ровно через час и..."
В этот момент трубку взяла Хлоя. У нее был ужасно расстроенный голос.
- Привет, папа, - пробормотала она.
- У тебя крупные неприятности?
- Нет, просто я потрясена. Папа, ты знал, что у Бака Уильямся есть женщина?
- Что!?
- Это так. Они уже обручены. Я ее видела. Она переносила коробки в его квартиру. Маленькая худощавая девушка с прямыми волосами, в мини-юбке.
- Может быть, ты приехала по неправильному адресу?
- Нет, это была его квартира.
- Ты слишком спешишь с выводами.
- Папа, послушай. Увидев ее с этими коробками, я настолько обезумела, что проехала еще некоторое расстояние, потом остановилась на стоянке и разревелась. Затем, около полудня я отправилась повидаться с ним в бюро "Глобол уикли" и увидела ее как раз в тот момент, когда она вылезала из своей машины. Я спросила ее: "Вы здесь работаете?" Она ответила: "Да, я могу вам чем-нибудь помочь?" Тогда я сказала: "Мне кажется, я видела вас сегодня рано утром". Она ответила: "Может быть. Я была с моим женихом. Вы кого-то хотите здесь увидеть?" Не говоря ни слова, я повернулась и ушла.
- Но потом ты поговорила с Баком?
- Ты смеешься! Я больше никогда не буду с ним разговаривать! Подожди минуту, кто-то звонит в дверь.
Спустя минуту Хлоя вернулась.
- Не могу в это поверить. Если он думает, что это может что-то изменить...
- Что?
- Цветы! И, конечно же, без записки. Он наверняка видел, как я уезжала и в каком состоянии. Приехав домой, ты найдешь их в мусорном ведре.
* * *
Примерно в два часа дня Бак с Хаимом Розенцвейгом оказались в роскошной приемной генерального секретаря ООН. Хаим что-то оживленно рассказывал Баку, но тот лишь делал вид, что внимательно слушает. Он молча молился, так как не мог понять, было ли охватившее его ощущение зла чисто психологической реакцией, поскольку он знал, что Николае Карпатиу рядом, или же этого человека действительно окружала какая-то демоническая аура, которую способны почувствовать только последователи Христа. Бака согревала мысль, что Брюс сейчас молится за него. Вместе с тем он вдруг подумал, что напрасно не сообщил Рейфорду и Хлое о своей поездке. Обратный билет у него был на пять часов. Он должен был как раз успеть на запланированное Брюсом восьмичасовое собрание. Мысли Бака перешли к этому собранию. Он подумал, что может быть Хлоя примет приглашение поужинать с ним вдвоем до собрания.
- Так что вы об этом думаете? - спросил Розенцвейг.
- Простите меня, доктор, - ответил Бак, - я отвлекся.
- Камерон, не надо волноваться. Да, Николае был раздражен, но он намерен сделать для вас все самое наилучшее.
Бак пожал плечами и кивнул.
- Я говорил вот о чем. Мой дорогой друг ребе Цион бен-Иегуда закончил свое трехлетнее исследование и меня не удивит, если он получит за него Нобелевскую премию.
- Свое трехлетнее исследование?
- Вы совсем не слушали меня, мой друг?
- Простите меня.
- Когда мы будем у Николае, вы должны будете взять себя в руки.
- Все будет в порядке. Обещаю вам.
- Хорошо. Так слушайте: Еврейский институт изучения Библии поручил ребе Циону бен-Иегуде в течение трех лет провести исследование.
- Какое исследование?
- Библейских пророчеств относительно Мессии, чтобы мы, евреи, могли бы узнать его, когда он придет.
Бак был потрясен. Мессия уже пришел, а евреи его не узнали. Когда он явился в первый раз, они его не узнали. Что мог сказать Бак своему другу? Если бы он назвал себя "святым времен скорби", как Брюс называл уверовавших после восхищения, он только навредил бы себе. Розенцвейг был доверенным лицом Карпатиу. Конечно, Баку хотелось ответить, что подлинные исследования мессианских пророчеств могли привести только ко Христу. Но он просто спросил:
- В чем состоят основные пророчества о Мессии?
- По правде говоря, - ответил Розенцвейг, - я не знаю. Я не принадлежал к числу религиозных евреев до тех пор, пока Бог не уничтожил нордландские Военно-воздушные силы. Да и сейчас не могу сказать, что я набожен. Я всегда относился к мессианским пророчествам так же, как ко всей Торе. Символически. Раввин синагоги, которую я время от времени посещал в Тель-Авиве, говорил, что не имеет значения, верим ли мы в Бога как в существо или как в понятие. Это соответствует моему гуманистическому мировоззрению. Религиозные люди, евреи или другого вероисповедания, редко способны произвести на меня лучшее впечатление, чем атеист с добрым сердцем. Доктор бен-Иегуда был моим студентом двадцать пять лет тому назад. Он всегда был правоверным евреем, ортодоксальным, но все же не фундаменталистом. В конце концов он стал раввином, но совсем не потому, что я научил его этому. Я всегда любил его. Недавно он сказал мне, что завершил свое исследование, что это самый законченный и благодарный труд, который ему приходилось делать. (Розенцвейг сделал паузу.) Мне кажется, вы удивляетесь, почему я рассказываю вам все это.
