Журнал «Если» - «Если», 1992 № 02
Тропа теперь проходила по узкой, окруженной скалами долине, по дну которой бежала быстрая горная река. Она сверкала и переливалась золотом на солнце. Тропа вела вниз, иногда приближаясь к реке, иногда карабкаясь по серпантину на уступы скал, подходивших вплотную к потоку. И повсюду на этих обрывистых скалистых склонах, нависающих карнизами над долиной, сияли белоснежным мрамором (или другим материалом, казавшимся нам снизу мрамором) стены небольших дворцов, построенных по безупречным классическим канонам греческой архитектуры.
Даже солнце в этой долине казалось мне не просто солнцем, а солнцем той Греции, которая некогда жила в моих мечтах. Исчезла голубизна, затопившая плоскогорье, по которому мы поднимались к горам, исчезло пурпурное одеяние горных кряжей. Здесь, в долине, господствовал чистый и яркий солнечный свет, слепящая белизна, заливавшая сухую суровую землю.
Никто из нас не промолвил ни слова после того, как мы вышли из ущелья на этот древнегреческий солнцепек. Нам просто нечего было сказать.
Солнечный свет обрушивался на нас сверху, разбиваясь вдребезги о камни, дробясь и переливаясь в речной воде. Кроме шепота и бормотания горного потока ничто не нарушало тишины. Ничто не вторгалось в покой долины.
И тут мы увидели табличку с надписью крупными печатными латинскими буквами:
ЛОУРЕНС АРЛЕН НАЙТ
Конечно же, все, что происходило с нами, было каким-то безумием. Безумием было пересечь всю галактику только ради того, чтобы найти одного человека, — и действительно найти его. Безумием было дойти до истоков легенды. Но табличка с именем Лоуренса Арлена Найта была реальностью.
И теперь, когда я в растерянности стоял перед ней, мне оставалось тешить себя последней надеждой, что это — не жилище, а гробница, не дворец, а мавзолей.
— Сара, — позвал я, но она уже карабкалась вверх по тропинке, рыдая от счастья и облегчения, наконец-то дав волю чувствам после долгих недель поиска.
На крыльце этого сияющего белоснежного здания появился человек — старый, но все еще крепкий, с седой бородой, прямой спиной и уверенной походкой. Он был одет в белую тогу, и это не вызывало удивления. В подобной обстановке скорее любая другая одежда показалась бы неуместной.
— Сара! — закричал я.
Мы со Свистуном едва поспевали за ней. Она не слышала. Она просто не обращала на нас внимания.
И тут старик заговорил.
— Пришельцы! — провозгласил он, простирая вперед руку. — Мои соплеменники! Мог ли я мечтать, что мои глаза вновь увидят сородичей!
Сара протянула ему руки, и старик сжал их в своих ладонях. Они стояли и смотрели друг другу в глаза.
— Как же это было давно, — сказал старик. — Очень давно. Путь по тропе долог и труден, и никто не знает о нем. А вы, как вам удалось узнать?
— Сэр, — воскликнула Сара, задыхаясь после восхождения, — ведь вы, это вы — Лоуренс Арлен Найт?
— Да, конечно, — ответил старик. — Это я. А кого вы ожидали встретить?
— Ожидали встретить? — переспросила она. — Конечно же, вас. Но мы могли только надеяться.
— А эти добрые люди с вами?
— Капитан Майкл Росс, — представила меня Сара. — И Свистун, наш верный друг, которого мы встретили по пути сюда.
Найт поклонился Свистуну.
— Ваш покорный слуга, сэр, — сказал он.
Затем он протянул руку мне, сжав мою ладонь. Его рукопожатие было теплым и крепким.
— Капитан Росс, — сказал он, — добро пожаловать. Здесь есть место для вас, для всех вас. И для этой молодой леди, простите, я не знаю вашего имени.
— Сара Фостер, — подсказала Сара.
— Только подумать, — сказал он, — что я уже больше не буду одинок. Боже мой, как это удивительно: снова слышать звук человеческой речи, видеть лица людей. Как я без этого скучал! Здесь есть много других существ, сильных характером и с чудесной душой, но ни одно из них не может заменить общение с подобными себе.
— Как давно вы здесь? — спросил я, стараясь прикинуть, сколько же лет легенде об этом человеке.
— Когда человек проживает каждый день полностью и до конца, — ответил он, — и заканчивает его с мыслью о дне грядущем, считать время бессмысленно. Каждый день, каждая минута становятся частью вечности. Я размышлял об этом и теперь не уверен, существует ли реально такое явление, как время. Время в обыденном понимании — это абстрактная категория, грубый измерительный прибор, форма, изобретенная некоторыми видами цивилизаций, причем, отнюдь не всеми. Время в глобальном смысле теряется в беспредельной вечности, и нет нужды доискиваться до начала или конца, так как ни того, ни другого просто никогда не существовало. Разумеется, я спешу добавить, что можно отслаивать вечность…
Он продолжал и продолжал говорить, а я, стоя на ступенях под колоннами мраморного портика, озирал лежащую внизу долину и думал, свихнулся ли он от длительного одиночества, или он действительно был уверен в справедливости того, в чем пытался нас убедить. Правда, в этом чудесном месте, залитом ослепительным солнечным светом, запросто могло родиться представление о постоянстве и неизменности.
— Но я, впрочем, перескакиваю с одного на другое, — продолжал рассуждать старик. — Конечно, неразумно пытаться выложить все сразу. Прошу прощения за то, что держу вас на пороге. Будьте любезны, проходите.
Мы прошли через открытую дверь и оказались в тихом помещении. Здесь не было окон, но откуда то сверху, из отверстий в крыше струился мягкий солнечный свет; сделанные с бесподобным мастерством стулья и диван, письменный стол, элегантный чайный сервиз на маленьком столике в углу — все это удачно дополняло световой эффект.
— Пожалуйста, — пригласил он, — садитесь. Надеюсь, вы сможете уделить мне немного времени. (Ну вот, подумал я, а он еще говорил, что самого понятия времени не существует.) — Господи, — поправил он себя, — как глупо с моей стороны говорить об этом: конечно же, у вас есть время. Вы держите в своих ладонях все время вселенной. Если вы пришли сюда, то вам уже некуда больше торопиться, просто нет места, где бы вам еще захотелось побывать. Попав сюда, никто уже не пожелает уйти.
Все это звучало слишком уж елейно и гладко и до ужаса напоминало хорошо разыгранный спектакль, хотя все по-прежнему выглядело вполне правдоподобно: будто старый живущий в одиночестве человек вдруг дал волю давно распиравшим его словам, когда к нему домой нежданно нагрянули желанные гости. Но подспудно, где-то в глубине моего сознания зашевелилось тревожное ощущение искуственности всего происходящего, причем недоверие вызывал не только старик, но и сама окружавшая нас обстановка.
