Гарри Гаррисон - Чувство долга
— Хорошо. Допустим на минуту, что так оно все и есть. Сразу же возникает вопрос: откуда они взялись и почему о них до сих пор никто не знает?
— Это как раз просто. Скажем, они прилетели сюда после Перелома и смешались с колонистами, которым тогда, сами понимаете, было не до пришельцев. Очень скоро магты захватили власть на планете, и быстро сообразили, что им надо держаться обособленно, чтобы никто ничего не пронюхал.
— Но кому нужна власть в этой пустыне? И почему они так старательно маскируются? Если уж им на смерть наплевать, то на мнение окружающих и подавно! А зачем они сюда прилетели? И почему остались?
— Сдаюсь! — Брайн развел руками. — У меня нет ответов и на половину ваших вопросов. Я просто стараюсь увязать между собой все факты. А факты просты: магты — существа, ничего общего с людьми не имеющие, этакие мерзкие твари из ночного кошмара. Боюсь, они еще явятся мне во сне, если только эти два дня вообще придется спать. Впрочем, все это довольно неконкретно, а нам сейчас нужна ясность.
— Тогда действуйте! Дайте мне труп, и я вам через полчаса скажу, человек это или нет. Я, конечно, не призываю вас к убийству — можете выкопать парочку магтов из могилы, — и, давая понять, что разговор ей больше неинтересен, Леа вернулась к микроскопу.
Брайн знал, что она права: этот гордиев узел надо разрубить во что бы то ни стало. Только какие уж здесь могилы! Опять придется убивать, — с отвращением подумал он. Впрочем, сейчас сантименты были неуместны — до начала войны оставалось тридцать шесть часов. Значит, придется убивать!
Он задумчиво посмотрел на Леа, и мысли о смерти и убийстве легко уступили место мыслям о жизни и красоте. Брайн с удовольствием оглядел ее стройную фигуру, и ему вдруг захотелось обнять девушку…
Засунув руки поглубже в карманы, он быстро направился к двери.
— Бросайте эти водоросли, все равно от них проку никакого, — сказал он на ходу. — Лучше отдохните пока. А я попробую достать вам образец поинтересней.
— Я все-таки начну с водорослей, — ответила Леа, не поднимая головы.
Центр связи находился на третьем этаже штаб-квартиры. Дежурный радист, развалившись на стуле и задрав ноги на стол, лениво жевал огромный сэндвич. При виде нового директора он торопливо попытался нахлобучить на голову наушники, чуть не упав при этом со стула.
— Можете оставаться в прежней позе, — заметил Брайн, — меня это не шокирует. И не суетитесь так, а то сломаете аппаратуру, и мне придется вас расстрелять. Мне нужна связь на этой частоте, — он протянул радисту листок бумаги.
Это была частота, на которой работал передатчик террористов из подпольной «Ниджорской армии».
Радист с минуту щелкал переключателями, потом протянул Брайну микрофон.
— Говорит Бренд, директор группы ЦРУ на Дисе. Вызываю «Ниджорскую армию». Прием!
Ему пришлось повторить вызов раз десять. Наконец эфир ожил.
— Что вам надо? — довольно нелюбезно спросил кто-то.
— У меня для вас важное сообщение. Хотите узнать подробности прямо сейчас?
— Нет. Мы найдем вас после наступления темноты. Ждите.
Брайн мрачно посмотрел на передатчик. До начала войны оставалось всего тридцать пять часов, а ему опять приходится ждать…
Глава 12
На своем столе Брайн обнаружил две аккуратные папки с бумагами. Он собрался быстро их просмотреть, но тут почувствовал, что в кабинете довольно холодно. Холод нагнетал включенный на полную мощность кондиционер. Регулятор температуры исчез, а на его месте красовалась намертво приваренная стальная пластина. Кто-то неплохо подшутил над новым директором, и в другой раз Брайн сам бы с удовольствием посмеялся, но все же было очень холодно. Пластину удалось оторвать со второй попытки, после чего Брайн внимательно изучил агрегат и отсоединил большой красный провод — кондиционер дико взвыл и отключился.
Весьма довольный собой, Брайн повернулся и увидел на пороге Фоссела с кипой папок в руках — заместитель смотрел на него, как на диковинное животное.
— Что в этой папке? — спросил Брайн, садясь в кресло.
Фоссел опомнился и положил папки на стол.
— Доклады всех групп: подробные наблюдения, выводы, рекомендации…
— А вот в этой?
— Корреспонденция, деловая переписка, статистические отчеты. — Фоссел подровнял пирамиду из папок. — Ну, еще ежедневные рапорты, журнал госпиталя… — он замер с открытым ртом, увидев, как Брайн небрежным движением смахнул все документы в корзину для бумаг.
— Иными словами, канцелярия. Что ж, с этим покончено.
Когда Фоссел, как всегда шокированный поведением нового директора, ушел, Брайн просмотрел на всякий случай отчеты наблюдателей и один за другим отправил их в корзину. Ничего полезного. Он, впрочем, особенно и не надеялся: в Центре работали узкие специалисты, им не хватало системного подхода.
Небо за окном потемнело, и Брайн приказал охране у ворот впустить любого, кто будет спрашивать директора. Время тянулось медленно… Сначала Брайн изнывал от безделья, потом начал звереть: ожидание изматывало хуже самой тяжелой работы. Наконец он не выдержал и решил пойти в лабораторию — может, Леа на что-нибудь наткнулась в своих поисках.
Дверь в лабораторию поддалась с трудом. Леа на месте не оказалось, микроскоп был аккуратно зачехлен. Ужинает, наверное, — подумал Брайн, — а может, в госпитале опять.
Госпиталь располагался этажом ниже.
— Конечно, она здесь, — заявил доктор Стайн. — Где же еще быть девушке в ее состоянии? Я думаю, на сегодня с нее хватит, пусть спит. Завтра тяжелый день, а чтобы хорошо работать, человеку надо иногда отдыхать. Сегодня всем надо отдохнуть, сотрудники буквально валятся с ног.
— Завтра целый мир может свалиться с ног. Как состояние Леа?
— Если вспомнить, что она перенесла, то отличное. Можете сами посмотреть, а меня, простите, ждут другие пациенты.
— Доктор, вы чем-то обеспокоены?
— Конечно. Вы что, думаете, я не боюсь? Боюсь, точно так же, как и все остальные. Мы сидим на бочке с порохом, запал вовсю дымится… Я не собираюсь дезертировать и готов работать до конца, но я буду чертовски рад, когда нас наконец вывезут отсюда. Мне дороже всего на свете моя собственная шкура, да и остальным тоже, если хотите знать! Ничего не поделаешь, надо смотреть правде в лицо.
— Я так и делаю, — пробормотал Брайн, провожая доктора глазами.
Слабый лунный свет пробивался сквозь неплотно занавешенное окно в палате Леа. Брайн вошел тихо и, осторожно притворив за собой дверь, приблизился к кровати.
Леа спала… Дыхание ее было ровным и спокойным: ночной сон — лучшее на свете лекарство от переутомления.
