Крис Клэрмонт - Одноглазые валеты
– Она не упоминала название. Говорила, что была членом какой-то радикальной организации, но не соглашалась с их методами. Сказала, что это уже давно в прошлом.
Невысокий лысеющий мужчина в очках сказал:
– По ней все чисто, Лу. Она не врет.
Мужчина был тузом низшего уровня, самым слабым из телепатов. Десять или пятнадцать таких полиция наняла в штат, чтобы использовать их в качестве детекторов лжи.
– Тогда к черту это все, – сказал мужчина в костюме. – Мы тебя отпускаем. Но ты не должна отходить от телефона, по которому я смогу с тобой связаться, больше чем на час. Понятно?
– Я хочу ее увидеть, – сказала Вероника.
– Забудь об этом. К ней приехал адвокат. Больше она ничего не получит.
– Кто ее адвокат?
Мужчина в костюме вздохнул.
– Бад?
Один из копов пробежал глазами файл.
– Адвоката зовут Манди. – Он присвистнул. – Из «Леттем, Штраусс». Горячая штучка.
– А теперь убирайся отсюда, – сказал мужчина в костюме. Двое полицейских в форме отвезли ее домой и поднялись с ней в квартиру. У них был ордер с печатью и подписью. Она села на пол и смотрела, как они раздирают комнату на кусочки. Один из них нашел эротические игрушки в тумбочке у кровати. Он показал своему партнеру деревянные вагинальные шарики, затем посмотрел на Веронику.
– Пошел ты, – сказала она, краснея и чуть не плача. – Положи это на место.
Коп пожал плечами и убрал шарики. Наконец они ушли. Вероника внимательно за ними следила. В квартире не нашлось ничего, ни единой улики, которая свидетельствовала бы о связи Ханны с «ЖОЗСР»!
Как только они ушли, она позвонила в «Леттем, Штраусс». Она оставила свой номер на автоответчике. Повесив трубку, она принялась беспокойно кружить по дому, вешая рисунки назад на стены, складывая одежду в ящики, протирая шкафчики. Телефон зазвонил.
– Вероника? Это Диан Манди.
– Слава богу.
– Я как раз собиралась позвонить вам, когда получила ваше сообщение. Ханна просила меня передать, что с ней все в порядке, что ей никто не причинил вреда. – Голос женщины выражал уверенность, контроль, некое искусственное тепло. Вероника представила ее блондинкой с волосами выше плеч, золотыми кольцами и тремя нитками жемчуга на шее. – Сейчас я никак не смогу устроить вам встречу. Она это понимает и шлет вам свою любовь.
Слезы побежали по щекам Вероники.
– Что произошло? Она рассказала, что с ней произошло?
– Она пыталась объяснить, но честно говоря, ее рассказ не совсем логичен. Вероятно, это был некий внетелесный опыт. Она почувствовала шок, дезориентацию и вдруг оказалась где-то далеко. Будто смотрела на себя, стреляющую в охранника, со стороны. Не знаю, что на это скажет суд. Вы не в курсе, приходилось ли ей лечиться от эмоционального расстройства? Или кому-то из ее родственников?
– С Ханной все в порядке, – сказала Вероника. – Кто-то другой был в ее теле, когда она убивала охранника. Это была не Ханна.
– Так она и сказала.
– А что насчет светловолосого парня?
– Какого светловолосого парня?
– Когда Ханной… что-то овладело, или что там это было, я видела светлого паренька. Он просто повалился, как зомби. А потом, когда Ханна вернулась в собственное тело, я нигде не могла его найти.
– Я не понимаю. К чему вы ведете?
– Я не знаю. Но думаю, что этот парень как-то замешан.
Долгая пауза.
– Вероника, я знаю, что вы расстроены. Но вы должны мне довериться. Ханной занимается лучшая юридическая фирма города. Если кто и сможет помочь ей, так это мы.
Она не могла заснуть. Она думала о Ханне, которая находится в сырой и вонючей камере одна, страдает от клаустрофобии, сходит с ума от страха. Вероника ничего не могла сделать, чтобы убедить полицию – или даже адвоката Ханны – в том, что, по ее мнению, на самом деле случилось. На курок нажало нечто, что не было Ханной.
Она позвонила по всем номерам Кройда, но безуспешно. Джерри с удовольствием помог бы ей, но чем? Юридическая фирма его брата и так уже взяла это дело. А какой толк от адвокатов, если против них – огромный холл банка, полный свидетелей? Простыни по-прежнему пахли Ханной. Из-за этого Вероника сходила с ума от тоски. Как и героиновая зависимость, это разрывало ее изнутри. Она больше не могла лгать. Она надела кроссовки и вышла на улицу.
Была пятница, девять вечера. Жизнь города продолжалась без нее, как всегда. Ее несло к свету и шуму Бродвея, где ее окружали лица, которые она ненавидела; она хотела броситься в реку из желтых такси и бить по ним и кричать, пока мир не прекратит все свои дела и не поможет ей. Нью-Йорк был лучшим городом мира, если ты счастлив, и худшим, если ты в отчаянии. Он довлел над беспомощными, спешил мимо них, выпуская облачка углекислого газа. Он обгонял их на улице, не извиняясь, и засыпал их своим мусором, сквозь который едва можно пробраться.
Жизнь без Ханны не имела смысла. Без Ханны она снова сядет на иглу, снова станет делать минет на заднем сиденье авто за десять баксов. Что угодно, только не это. И тогда она увидела пистолет.
Он находился за стеклянной витриной ломбарда, едва высовываясь из-за гитар и стерео. Он был хромированный, тяжелый и символизировал для нее слово «сила».
Она зашла внутрь. Мужчине за прилавком было лет пятьдесят, но вел он себя, как двадцатилетний. У Вероники бывало немало таких же, как он. Его шиньон даже не совпадал оттенком с краешком волос над его ушами. На нем была зеленая рубашка из полиэстера с рисунком лошадей, такие вышли из моды десять лет назад. Верхние пуговицы были расстегнуты, и из-под рубашки торчали волосы и виднелись золотые цепи.
– Сколько стоит тот пистолет? – спросила у него Вероника.
– И зачем же такой милой малышке, как ты, понадобился большой и тяжелый «смит-вессон» тридцать восьмого калибра? – Он скрестил руки на груди и отклонился назад к стене за прилавком. Позади него стоял телевизор: показывали схватку двух футбольных команд.
– Я не настроена трепаться, приятель. Сколько за пистолет?
Мужчина покачал головой, улыбаясь.
– Я вижу такое все время. Милую малышку расстроил ее сладкий папочка, или она поймала его, когда он засунул руку не в ту коробку с печеньем, и теперь она хочет завалить его. Вот что сделало телевидение с современным обществом. Все хотят пристрелить друг друга.
– Послушай, приятель…
Мужчина наклонился вперед.
– Нет, это ты послушай. По закону я отвечаю за то, что продаю. Если мне не нравится твой вид, я ни хрена не обязан тебе продавать. – Он выпрямился, и его голос смягчился. – Так почему бы тебе не быть хорошей девочкой и не вернуться домой к папочке?
В тот момент Вероника увидела всю свою жизнь, как череду унижений, одно за одним, и все это по вине мужчин, которые чувствовали себя достойными решать ее судьбу.
