Владимир Корчагин - Астийский эдельвейс
- Но ты позвонишь им?
- Конечно, позвоню. Однако боюсь - это не изменит дела. Телеграмма похожа на приказ.
Через два дня состоялся телефонный разговор с институтом. Трубку взял профессор Победилов:
- А-а, Антон Дмитриевич! Привет! Очень рад, очень рад! Вы что же, всё там, в тайге? А у меня для вас новость. Да-с! Бросайте все и езжайте домой. Немедленно! Предстоит командировочка э-э... совсем другого рода. В Канаду.
- В Канаду?!
- Да, в Канаду - в Монреаль, по приказу самого министра. В порядке, так сказать, научного обмена. Года на два, не меньше. Что же вы молчите?
- Думаю. Но зачем такая спешка? Могу я провести отпуск здесь?
- Что вы, что вы, Антон Дмитриевич! Командировка с первого июля. А всякие там оформления и прочее, разве вы не знаете? Ехать придется с семьей.
- Понимаю, но как же лаборатория?
- Лабораторию передадим Колесникову. Не возражаете?
- Конечно, нет.
- Вот и отлично. Так что ждем! - Победилов повесил трубку.
- Все слышал? - обратился Антон к сидящему рядом Максиму. Тот молча кивнул.
- Надо ехать, Максим, - вздохнул Платов. - И мне и тебе. Не будем прощаться с Вормалеем навсегда, но...
- Все ясно, Антон.
- Хочешь сходить на озеро?
- Надо, сам понимаешь.
Антон скомкал папиросу:
- Ну что же, две недели дам. Но не больше. Дела не позволяют.
- Спасибо и на этом. Когда едешь?
- Сегодня, чего тянуть. Дел там действительно невпроворот. А здесь... Днем больше, днем меньше...
- Да, конечно, - согласился Максим.
Они вышли с почты, пересекли тихую деревенскую улицу. Долго шли молча, приближалось расставание. Антон пожелал Максиму только одно:
- Иди не в одиночку на Лысую гриву.
- Нет, в одиночку, Антон. Сам понимаешь, иначе нет смысла.
- Ну смотри. Я не могу запретить тебе этого, как не могу отнять твоей мечты. Хочу только предостеречь. Пожалуй, будь я на твоем месте, поступил бы... точно так же.
- Спасибо, Антон...
- Чего уж... Ну! - Он крепко стукнул Максима по плечу, тот прижал свою щеку к небритой щеке Антона.
5
Это было как чудо, о котором не мог и мечтать Максим. Он приехал в Ленинград на очередной научный семинар, как зачарованный ходил по улицам и площадям этого удивительного города, овеваемого весенним ветром, и вдруг увидел ее.
Лара шла по аллее со стороны Исаакия, шла задумавшись, глядя под ноги, и, конечно, не видела его. А он как остановился у памятника Петру, так и застыл от неожиданности, не в силах ни окликнуть ее, ни пойти за ней следом. Только тогда, когда она обогнула монумент и, свернув к Дворцовому мосту, смешалась с толпой, он словно очнулся и бросился следом, стараясь не потерять ее из виду.
Лара была уже далеко. Она шла все так же, опустив голову, не обращая ни на что внимания.
- Лара!
Она обернулась.
- Лара...
Глаза ее широко раскрылись, губы дрогнули, руки, словно в испуге, поднялись к груди. Несколько мгновений она смотрела на него, будто вспоминая что-то давно забытое, потом слабо вскрикнула. Он взял ее холодные тонкие пальцы и молча прижался к ним губами.
- Ларуся, милая... - прошептал он.
Она грустно улыбнулась:
- Я знала, что ты найдешь меня. Только очень уж долго пришлось ждать...
Этот день пролетел как одно мгновение. Теперь, когда опустилась ночь и приходилось расставаться, Максим вдруг понял, что и чудо кончается, и самая прекрасная сказка не продолжается бесконечно.
Она коснулась ладонью его щеки:
- Надо прощаться! Максим!
- Уже?
- Да. Где ты остановился?
- В Петергофе, в университетском общежитии. Это на электричке с Балтийского вокзала...
Она рассмеялась:
- Знаю, прекрасно знаю. Давно было пора отправить тебя домой. Когда ты доберешься теперь до этого общежития...
- Ерунда! Подумаешь, Петергоф!
- Никаких Петергофов. - Она решительно взяла его под руку. - Сегодня ты мой гость, пойдем ко мне. Это здесь, рядом.
- Идти к тебе?! Но как же...
Она нахмурилась, легко вздохнула:
- Я живу одна, Максим. Вернее, с дочкой. Но сейчас она с папой на даче. Замужество мое было неудачным. И мужа моего больше нет. Для меня нет. И как человека тоже. И хватит об этом! На той квартире, где я живу сейчас, он не был ни разу. Это папина квартира. Вот и все... Идем! О себе не говори ничего, я знаю. В прошлом году проездом в Монреаль у меня были Антон и Света.
- Как?! И он ничего не написал мне!
- Не сердись на него, Максим. Я взяла с них слово никому не говорить, не писать обо мне. Мне хотелось, чтобы ты... сам нашел меня.
- Ларуська... - Он осторожно прижался губами к ее дрогнувшим ресницам.
Площадь опустела. Туманные крылья белой ночи распростерлись над спящим городом. Густой аромат сирени плыл со стороны Марсова поля, провожая их по тихой Инженерной улице, мимо мрачного Михайловского замка и дальше, к Фонтанке, над которой еще плыли белые, чуть подрумяненные облака...
Лара провела его в кабинет отца.
- Здесь тебе будет удобно, Максим.
Он привлек ее к себе и поцеловал - в первый раз за этот день и за то время, пока знал ее. Она мягко высвободилась из его рук:
- Спокойной ночи.
- Нет, Лара, нет! Я не отпущу тебя.
- Милый Максим... Спокойной ночи! - Она, легонько оттолкнув его, захлопнула за собой дверь.
Утром они расстались у подъезда ее института, условившись встретиться сразу же после работы. Но через два часа ему позвонили из общежития и попросили срочно приехать в Петергоф. Максим узнал голос дежурного вахтера.
- Что-нибудь случилось? - спросил он, удивленный такой просьбой.
- Тут телеграмма пришла. Не совсем ладно у вас дома...
Максим схватил портфель и бросился к остановке автобуса.
Вахтер встретил его в дверях. В телеграмме было всего несколько слов: Марина ушла от него. Это было так неожиданно, хотя внутренне подготовлено, что Максим испытал потрясение. Что будет с их сыном?.. Зачем вообще надо было телеграфировать об этом, а не подождать его возвращения?
Оставаться в Ленинграде он больше не мог. Надо ехать домой...
Из аэропорта он позвонил Ларе, сослался на служебные дела. Разговор получился коротким и невеселым.
6
Часы в лаборатории пробили полдень. Сотрудники выключили приборы, погасили нагреватели, остановили моторы и шумной толпой повалили на обед. Максим подождал, когда за ними закроется дверь, поставил на плитку чайник, достал из шкафа сверток с бутербродами.
С тех пор как ушла Марина, ушла, когда его не было дома, забрав сына, не оставив даже письма или записки, ушла зло, разбросав его вещи и рукописи, забрав с собой все, вплоть до постельного белья, Максим почти совсем переселился в лабораторию. Здесь он дневал и ночевал. Здесь проводил за работой длинные осенние вечера, благо дел было много. А только они и помогали ему пережить потерю семьи и сына.
