Татьяна Тихонова - Сборник рассказов
Тяжелый слоновий топот Ганса по пробковой тропе удалялся… Я, очертя голову, бросился за ним. Удушливый воздух благоухающих цветков, казалось, становился все сильнее… Летучки теперь мерещились везде… Каждая ветка, каждый торчащий сучок в сумерках заставляли вздрагивать… Темные проемы между деревьями одурманенный мозг наполнял шевелящейся живой массой…
Неожиданно топот немца стих… Не зная, что ждет меня впереди, я, спотыкаясь об узловатые корни, бежал из последних сил…
Тропа вдруг оборвалась и… уперлась в темнеющий мрачно дурманный лес.
Растерянно притормозив, обведя глазами полянку, я увидел, наконец, его…
Храм… Точнее стену от него…
На поляне стояла стена. Бревенчатая. В один этаж. Толщиной в одно знакомого красно-коричневого цвета бревно. Развернутая ко мне вполоборота. С крышей. С дверью. Дверь была открыта… Ганс, привалившись к дверному косяку, расслаблено прикуривал, посматривая на меня сквозь медленно, с наслаждением выпущенный дым, а за ним, в дверном проеме… был не лес…
11Неуверенно коснувшись теплого дерева, я протолкнулся мимо ухмыляющегося Ганса и вошел… или вышел… потому как странно входить в дверь, за которой не видишь дома…
А дома и не было.
Была стена с дверью, в которую я вошел, и огромный пол… Все это висело в воздухе, переливающемся совершенно сумасшедшими, закатными красками. И не было конца полу, и не ясно было, есть ли еще стены у этого безумного помещения, потому что все терялось в воздухе, словно он был не прозрачен.
Я, не раздумывая, шагнул к тому месту, дальше которого ничего не было видно, кроме переливов пространства.
— Не советую… — проговорил за спиной женский голос.
Меня как ошпарило. Откуда… Резко обернувшись, я увидел, как мимо немца, также как я минуту назад, протолкнулась невысокая, худенькая девушка, бросившая обезглавленную летучку на пол и выпнула ее за дверь.
— Если ты не знаешь, что там… — продолжила она, и было непонятно, толи она спросила меня об этом, толи не сомневается в этом.
Я пожал плечами, но промолчал… продолжая разглядывать ее. Смотреть на нее было одно удовольствие. Темные волосы, стянутые хвостом, тяжело падали на спину, большие глаза ее, прищурившись, приглядывались к нам. Одета она была в форменный комбинезон, принятый во многих космопортах объединенной галактики. Рукава его были отстегнуты, открывая загорелые красивые руки. У нее не было больше никаких вещей кроме еще форменной куртки, повязанной на поясе.
— Что же делает Далайя Рив здесь совсем одна и в такое время, когда никто на Порше не сунется в эти проклятые леса?! — наконец, произнес молчавший до сих пор Ганс.
Он по-прежнему стоял у дверей, только теперь уже скрестив руки на груди.
— Значит, — узнал? — бросила в полголоса девушка.
— Кто же не знает тебя? — и, посмотрев на меня, Ганс насмешливо продолжил. — Далайя Рив — защитница коренного населения Порша от экспансии землян — собственной персоной. Кстати, ты вчера видел ее мамашу… бортовой медик на спасательном корабле… Та самая, которая тебя узнала…
Его голос становился все противнее.
— Заткнись… — зло бросил я, — ну, ошибся человек…
Далайя криво усмехнулась, внезапно помрачнев. Она отвернулась, уставившись в переливающуюся пустоту, никак не ответив на выпад Ганса.
После душного леса с нависающими над головой ветвями это пустое помещение вызывало во мне странное ощущение подавленности. Здесь было что-то непонятное. Что за странный храм, чему здесь поклоняются и как?
Ганс в присутствии Далайи заметно притих. Собственно, незаметно было особенной застенчивости в его поведении, но и разговаривать ему по-видимому не хотелось. Он улегся прямо на пол, и, вытянувшись во весь свой не малый рост, молчал, как рыба.
Встретившись со мной глазами, он отчетливо произнес:
— Ждем. Утра.
Я по-прежнему стоял у самого края непонятной среды, продолжая удерживать в поле зрения девчонку и Ганса. Вновь тошнотворное чувство вторичности происходящего подкатило к горлу… Что самое странное эта самая Рив вплыла туда беззастенчиво и, оказавшись маленькой девочкой у меня на руках, заплакала так горько, что мое клоновское сердце затрепыхалось по-идиотски от нежности… Мне это видение почему-то не понравилось, и когда я, сфокусировав взгляд, наконец, раздраженно выбрался из картинки, Далайя удивленно на меня посмотрела. Это была она… та самая, от взгляда которой мне захотелось сделать какую-нибудь глупость… Я отвернулся.
12Отвернувшись и оказавшись нос к носу с непонятно чем, которое переливалось у меня перед глазами перламутровыми подтеками, я раздраженно, засунув руки в карманы, стал рассматривать эту дрянь…
— Что это, Далайя? — обернувшись, проговорил я негромко, надеясь, что Ганс не услышит в своем углу и не встрянет.
Девушка сидела на полу и, откинув голову, наблюдала за мной.
— Другое время… — ответила она коротко.
Надо же… другое время… коротко и ясно… Ничего лишнего… И ничего понятного… Я пожал плечами.
Она усмехнулась.
— Ваш корабль разрезало. Почему? Другое время… — Она, прищурившись своими красивыми в пушистых ресницах глазами, явно издевалась надо мной.
Это становилось забавным. Обо мне все всё знают.
— Что здесь происходит со временем, Далайя? — терпеливо спросил я, опасаясь, что она перестанет отвечать. — Так было всегда? Эти храмы — это временные переходы или что это такое? — меня опять понесло, эти слова не мог говорить я — клон.
Все тот же прищуренный взгляд сверлил меня, словно хотел пробуравить насквозь.
Неожиданно слева, со стороны завихрений времени, если верить девчонке, повеяло холодком. Ветерок был несильный, и я попытался не обратить на него внимания, если бы не Далайя… Ее лицо напряглось. Оторвавшись от стены, она смотрела… Оборачиваясь, я уже понял, что что-то огромное появляется возле меня…
13Выступ здания из красно-бурого камня почти оттолкнул меня, появившись из плавающей, непрозрачной массы.
В арочной нише в стене здания, повисшей над пропастью, сидело двое. Они не обращали на нас никакого внимания. Их птичьи глаза говорили об их поршеанском происхождении. Грубый красный камень низкого арочного перекрытия накладывал тяжелые тени на их и так не очень светлые лица. Ниша, обрывавшаяся в пропасть, была не огорожена ничем, но беседующих это, казалось, ничуть не беспокоило. Взгляд одного поршеанина был устремлен вдаль, что-то еще не открывшееся моим глазам притягивало его взор, а второй — помоложе, смотрел, напротив, на своего собеседника.
